душ. Когда приходили незваные гости, он неубедительно врал: "Скажите им, что я очень болен", "Скажите им, что я умер"; но никто не верил. "Боже мой!" - писал он маркизу де Виллетту, - "избавь меня от друзей; о врагах я позабочусь сам".7
Он едва успел обосноваться в Ферни, как появился Босуэлл (24 декабря 1764 года), еще не остывший от визитов к Руссо. Вольтер прислал сообщение, что он все еще в постели и его нельзя беспокоить. Это лишь слегка обескуражило нетерпеливого шотландца; он упорно продолжал оставаться на месте, пока Вольтер не вышел; они коротко поговорили, после чего Вольтер удалился в свой кабинет. На следующий день, находясь в гостинице в Женеве, Босуэлл написал мадам Дени:
Я должен просить вас, мадам, оказать мне большую услугу от месье де Вольтера. Я намерен иметь честь вернуться в Ферни в среду или четверг. Ворота этого трезвого города закрываются в самый... нелепый час, так что после ужина приходится откланиваться, пока прославленный хозяин не успел осветить своих гостей. . . .
Возможно ли, мадам, что мне будет позволено провести одну ночь под крышей месье де Вольтера? Я выносливый и энергичный шотландец. Вы можете поселить меня в самой высокой и холодной мансарде. Я даже не откажусь поспать на двух стульях в спальне вашей служанки.8
Вольтер велел племяннице передать шотландцу, чтобы тот приезжал; для него найдется постель. Он приехал 27 декабря, поговорил с Вольтером, пока тот играл в шахматы, был очарован английским разговором и ругательствами хозяина, а затем был "очень учтиво поселен" в "красивой комнате".9 На следующее утро он взялся обратить Вольтера в ортодоксальное христианство; вскоре Вольтер, едва не упав в обморок, был вынужден просить отсрочки. Через день Босуэлл обсудил религиозность хозяина с преподобным Адамом, который сказал ему: "Я молюсь за месье де Вольтера каждый день..... Жаль, что он не христианин. У него много христианских добродетелей. У него прекраснейшая душа. Он доброжелателен, милосерден, но очень сильно предубежден против христианской религии".10
Чтобы развлечь своих гостей, Вольтер обеспечивал их едой, мудростью, остроумием и драматическим искусством. Рядом со своим домом он построил небольшой театр; Гиббон, увидев его в 1763 году, описал его как "очень аккуратный и хорошо устроенный, расположенный как раз рядом с его часовней, которая значительно уступает ему".11 Философ смеялся над Руссо и женевскими священниками, которые осуждали сцену как трибуну дьявола. Он обучал не только мадам Дени, но и своих слуг и гостей играть в своих и других пьесах, сам выступал на сцене в главных ролях, а профессиональных актеров охотно уговаривали выступить перед самым знаменитым писателем в мире.
Посетители находили его внешний вид почти таким же очаровательным, как и его разговор. Принц де Линь описывал его, как затянутого в халат с цветочным узором, огромный парик, увенчанный чепцом из черного бархата, куртку из тонкого хлопка, доходившую до колен, красные бриджи, серые чулки, туфли из белого сукна.12 По словам Ваньера, его глаза были "блестящими и наполненными огнем"; тот же преданный секретарь сообщал, что его хозяин "часто промывал глаза чистой прохладной водой" и "никогда не пользовался очками".13 В последние годы жизни, устав бриться, он выдергивал свою бороду щипцами. "Он питал необыкновенную любовь к чистоте и аккуратности, - продолжает Ваньер, - и сам был скрупулезно чист".14 Он часто пользовался косметикой, духами и помадами; его обостренное обоняние страдало от любого неприятного запаха.15 Он был "невероятно худым", с достаточным количеством плоти, чтобы прикрыть кости. Доктор Берни, посетив его в 1770 году, писал: "Нелегко представить себе, что жизнь может существовать в форме, состоящей почти из кожи и костей. ... Он полагал, что я хочу сформировать представление о... ходьбе после смерти".16 Он назвал себя "смешным из-за того, что не умер".17
Он болел полжизни. У него был особенно чувствительный эпидермис; он часто жаловался на различный зуд,18 возможно, от нервозности или чрезмерной чистоплотности. Временами он страдал от странности - медленного и болезненного мочеиспускания; в этом отношении они с Руссо, так часто враждовавшие, были братьями по коже. Он пил кофе на каждом шагу: по пятьдесят раз в день, по словам Фридриха Великого;19 три раза в день, по словам Ваньера.20 Он смеялся над врачами, отмечая, что Людовик XV пережил сорок своих лекарей, а "кто когда-нибудь слышал о столетнем докторе?".21-но сам он пользовался многими лекарствами. Он был согласен с кандидатом в доктора медицины Мольером, что лучшее средство от серьезных болезней - это clister turn donare;22 Трижды в неделю он очищал себя раствором кассии или мыльной клизмой.23 Лучшее лекарство, считал он, профилактика, а лучшая профилактика - это чистка внутренних органов и внешних покровов.24 Несмотря на свои годы, недуги и посетителей, он работал с энергией, которая присуща человеку, не носящему лишней плоти. Ваньер считал, что его хозяин спал "не более пяти-шести часов" в сутки.25 Он работал далеко за полночь, а иногда поднимал отца Адама с постели, чтобы тот помог ему найти греческое слово.26
Он считал, что действие - хорошее средство от философии и самоубийства. Еще лучше - действовать на свежем воздухе. Вольтер буквально возделывал свой сад; иногда он пахал или сеял собственными руками.27 Мадам дю Деффан уловила в его письмах удовольствие, с которым он наблюдал за ростом капусты. Он надеялся, что потомки запомнят его хотя бы по тысячам деревьев, которые он посадил. Он рекультивировал пустыри и осушил болота. Он открыл племенную конюшню, привел десять кобыл и принял предложение маркиза де Вуайе о жеребце. "Мой сераль готов, - писал он, - ничего не нужно, кроме султана". В последние годы так много пишут о народонаселении, что мне хочется хотя бы заселить землю Гекса лошадьми, поскольку я мало способен удостоиться чести увеличить свой собственный род".28 Физиологу Галлеру он писал: "Лучшее, что мы можем сделать на этой земле, - это возделывать ее; все остальные эксперименты в физике по сравнению с этим - детские игры. Честь тем, кто сеет землю; горе тому жалкому человеку в короне, шлеме или тонзуре, который ее беспокоит!"29
Не имея достаточно земли, чтобы обеспечить сельскохозяйственной работой все население вокруг, он организовал в Ферни и Турнэ мастерские по изготовлению часов и плетению чулок, для которых на его тутовых деревьях выращивали шелк. Он давал работу всем, кто ее просил, пока на него не стало работать восемьсот человек. Он построил сотню домов для своих рабочих, ссудил им деньги под четыре процента и помог найти рынки сбыта для их продукции. Вскоре коронованные особы
