не только к нашим телам, но и к нашему разуму - ведь большая часть нашей мозговой деятельности недоступна сознанию, но при этом является интимным и неразрывным субстратом нашего разума. Могут ли информационные процессы, протекающие за пределами нашего черепа, также быть частью нашего разума? Небольшой толчок, когда мы вспоминаем, что должны были сосредоточиться на клюве, а не размышлять над тезисом о расширенном разуме. Как мы можем изобразить клюв на картине, если нам разрешено использовать только три мазка? А потом это, а потом то.
Таким образом, Боб веселится, просто глядя на эту желтую структуру. Мы можем назвать это экстенсивным подходом к созерцанию клюва.
В качестве альтернативы можно рассмотреть интенсивный подход, который заключается в попытке удержать ум в неподвижном состоянии (что-то сродни тратаке, или "йогическому взгляду"):
Никаких движений в сторону, только более глубокое сосредоточение и погружение в эту единственную вещь, в этот один очень специфический оттенок желтого. Различные уроки о сознании, получаемые мимоходом: как наше восприятие при внимательном рассмотрении мерцает и колеблется в сознании и вне его; как есть универсальность в конкретном, когда оно принимается за то, что оно есть само по себе, а не в его отношении к эго или каким-то внешним проблемам; и затем, за пределами этих рассказов о путешествиях, в конце концов некое состояние осознания, которое неподвижно и достаточно, которое кажется несравненно "более реальным", чем бурлящая путаница, которая опутывает повседневный борющийся ум. Место ясности. Место покоя...
Дело в том, что при любом из этих подходов, экстенсивном или интенсивном, значимая часть происходящего имеет очень мало общего с клювом утки. Действие" почти полностью происходит в голове наблюдателя.
Так понятнее? Хорошо.
Поэтому, если мы хотим создать мир красоты, нам нужны не дополнительные произведения искусства, скульптуры, стихи и музыкальные композиции, а возросшая способность к эстетическому восприятию.
При достаточной мощности такой системы шорох ящерицы или желтый звук утиного клюва могут проделать большой путь.
Без такого потенциала не имеет значения, насколько большую коллекцию прекрасных предметов мы накапливаем. Мы будем похожи на сторожевых собак, патрулирующих Лувр.
Но теперь, конечно, мы можем спросить, является ли это "действие", находящееся в сознании наблюдателя, объективно интересным или нет. Является ли оно по своей сути достойным занятием нашего времени в той мере, в какой мы заботимся о том, чтобы наполнить его интересным содержанием? И как долго может продолжаться эта деятельность, прежде чем она станет объективно скучной? (Что, повторим, является отдельным вопросом от того, будет ли человек, занимающийся этим, когда-либо чувствовать скуку).
Если созерцание маленьких вещей интересно только потому, что мы (метафорически выражаясь) можем увидеть отражение в них больших вещей, то утопистам не очень-то поможет то, что маленьких вещей много. Как только они увидят отражение всех больших вещей, им придется либо просто видеть отражение все меньших и меньших вещей, либо продолжать видеть отражение тех же больших вещей снова и снова. В любом случае перед ними снова встает проблема поддержания объективной интересности их потоков опыта.
Корни нашего стремления к интересному
Позвольте мне на минутку сменить тему. Как вы думаете, почему люди интересуются интересностью?
Я имею в виду, что достаточно легко объяснить, почему люди склонны интересоваться такими вещами, как еда, секс, статус и здоровье, но почему именно интересностью? В частности, для тех, кто считает, что скучное будущее нежелательно или, по крайней мере, ceteris paribus менее желательно, чем интересное будущее, и кто хочет интересного будущего, даже если мы постулируем, что в неинтересном будущем им будет совсем не скучно: как мы можем объяснить это предпочтение или ценностное суждение?
У меня есть причина для постановки этого вопроса, помимо обычного любопытства. Я думаю, что лучшее понимание этиологии ценности интересности могло бы дать нам дополнительные подсказки относительно того, как она может выглядеть в утопии. (Кроме того, я хочу выдвинуть идею о формировании ценностей в целом, и этот случай послужит полезной иллюстрацией).
Я выдвину четыре гипотезы, не исключающие друг друга.
Гипотеза обучения и исследования
Ценность, которую мы придаем интересности, проистекает из своего рода инстинкта обучения и/или "предрасположенности к исследованию". Мы ищем ситуации, которые предлагают нам значительную новую информацию и новые разнообразные задачи, потому что так наши предки приобретали больше знаний и навыков, что было адаптивно в нашей эволюционной среде.
Эта гипотеза слабо предсказывает, что придание большого веса значению интересности должно коррелировать с молодостью. Обучение и поиск являются более приоритетными в начале жизни, когда мы еще не успели сорвать столько "низко висящих плодов" исследований и когда у нас остается больше времени, чтобы воспользоваться всеми полученными знаниями и навыками. Пожилые люди должны быть относительно менее заинтересованы в новизне и переменах - вместо этого они могут предпочесть стабильность, которая позволит им сохранить актуальность имеющихся навыков и социальных активов.
Сигнальная гипотеза
Ценность, которую мы придаем интересности, проистекает из мотива социальной сигнализации. Мы хотим заниматься деятельностью и находиться в ситуациях, которые позволят нам рассказать хорошую историю о том, чем мы занимались, потому что это повышает наш социальный статус.
Некоторые люди могут выбрать напряженный приключенческий отдых или путешествие в какое-нибудь экзотическое место, обладающее высоким уровнем "интересности", потому что это позволяет им публиковать впечатляющие обновления в своих социальных сетях, хотя в противном случае они могли бы с большим удовольствием остаться дома и отдохнуть. Идея может заключаться в том, что мы (подсознательно) обобщаем наблюдение о том, что определенные виды опыта - "интересные" - обычно получают больше социального одобрения: в результате мы постепенно начинаем стремиться к интересности ради нее самой, независимо от того, можем ли мы понять, как она заслужит социальное одобрение в каждом конкретном случае.
Сигнальная гипотеза предсказывает, что деятельность будет иметь более высокую оценку "интересности", если для нее есть социально значимые предпосылки, например, если она требует особых навыков, достоинств, социального или экономического капитала. Это может помочь объяснить, почему провести лето, играя в гольф на эксклюзивном курорте, может интуитивно казаться более интересным занятием, чем провести лето, бросая теннисные мячи в ведро на заднем дворе, даже если с точки зрения базовой механики деятельности эти два варианта кажутся примерно сопоставимыми. Тот факт, что будущее игры в гольф многим может показаться довольно утопичным, а будущее бросания теннисных мячей в ведро - нет, можно объяснить тем, что многие люди усвоили тот факт, что первое занятие имеет высокий социальный статус, а второе - нет.
Гипотеза спандрела
Ценность, которую мы придаем интересности, является побочным эффектом или следствием ценности, которую
