идиосинкразиях. Как минимум, необходимо признать, что если есть два противника, то, по сути, есть две лестницы эскалации, со всеми вытекающими отсюда путаницами и двусмысленностями в отношении того, где, по мнению каждого участника, находится он и его противник на лестнице, и оценок каждой стороны относительно оценок другой. Кроме того, несмотря на довольно интенсивный диалог между Востоком и Западом по стратегическим вопросам, который ведется в настоящее время, нет никакой уверенности в том, что советские и американские лестницы эскалации очень похожи, или что у двух противников очень много общих представлений. Я несколько раз ссылался на заявление Советов о том, что они не понимают и не примут американские представления о пороговых уровнях или об ограниченных ядерных войнах в том виде, в котором они изложены в нынешней доктрине США.
Независимо от того, примем ли мы это конкретное советское утверждение или нет, кажется правдоподобным, что военное поведение Советского Союза в целом, вероятно, будет сильно отличаться, по виду и степени, от вероятного американского стиля войны. Так, Томас К. Шеллинг заметил:
Меня поражает, насколько привычным является предложение заранее предупредить города, которые будут разрушены, чтобы люди могли эвакуироваться. Это доходит до крайности............................................................................................................Кажется, это отражает своеобразную американскую склонность предупреждать, а не делать, откладывать решение, обезболивать жертву перед нанесением удара, рисковать богатством, а не людьми, и делать большие вещи, которые не причиняют боли, а не маленькие, которые причиняют ее.
[ В книге Клауса Кнорра и Торнтона Рида (ред.) "Ограниченная стратегическая война" (Нью-Йорк: Frederick A. Praeger, 1962), стр. 254].
Советская доктрина, скорее всего, не будет включать в себя подобные опасения. Она также, скорее всего, будет сильно отличаться от нынешней "явной" доктрины, отраженной в советской профессиональной литературе. Отчасти это верно, поскольку эта литература публикуется для общественного потребления, но более вероятно, что она не соответствует стратегическим реалиям (или, по крайней мере, так кажется большинству американских аналитиков). Похоже, что Советы не думали об этих проблемах так интенсивно или систематически, как могли бы. Поэтому, подобно тому, как в прошлом мы иногда довольно резко меняли свою политику, мы можем обнаружить, что Советы тоже меняют свою, особенно в известный "момент истины". Но в большей части этой книги я совершил тяжкий грех большинства американских аналитиков и приписал Советам такое военное поведение, которое на самом деле может быть уместно только для американских аналитиков и совсем не относится к советским условиям и настроениям. В рамках общей программы Института Хадсона разрабатывается несколько теорий эскалации, которые кажутся соответствующими советским идеологическим и политическим предположениям, а также российским национальным и военным традициям и обычаям. Разумеется, они разработаны в первую очередь как теоретические тесты стратегических предположений и политики США. Они не являются обширным формальным анализом современной российской политики или военной доктрины. Это упражнения в стратегическом мышлении, которые пытаются отразить некоторые предположения и характеристики советской мысли и общества способом, сравнимым с тем, как американская стратегическая доктрина выражает американские предположения и ранжирование ценностей. Эта работа в Институте находится на ранней стадии, но я кратко прокомментирую некоторые работы, выполненные Эдмундом Стиллманом, поскольку они имеют отношение к проблемам, рассматриваемым в этой главе.
Одной из частей этой работы является построение гипотетической "советской лестницы эскалации". (См. Рисунок 5.) Лестница построена таким образом, чтобы соответствовать марксистско-ленинским предположениям о подчинении военных действий политическим, примате политической доктрины в международной политике и общей природе отношений между коммунистическими и некоммунистическими обществами (т.е. существование исторически обусловленной и фундаментальной противоположности между двумя формами общества). Таким образом, лестница не занимается в первую очередь сдерживанием или контролем насилия путем контрнасилия. Она предназначена для нанесения политического ущерба или развала в обществе или альянсе противника. Продвижение по лестнице происходит от политической войны к насилию по доверенности; к ненасильственной прямой конфронтации с противником; к прямой конфронтации с применением обычных, ограниченных или нераспределенных средств насилия; к ядерному насилию, направленному на психологический и политический эффект; к насилию, направленному на союзников противника, и только затем к ядерной атаке на само государство противника. Целью этой формы эскалации является разрушение политической структуры противника; отделение, если возможно, его правительства от населения, "правящих классов" от трудящихся и "прогрессивных" классов или элементов в обществе противника; деморализация, дискредитация или свержение правительства или союза противника.
В дополнение к общим ограничениям концепции лестницы эскалации, есть несколько конкретных возражений, которые необходимо отметить в связи с верхними ступенями лестницы. Четыре наиболее существенных из них, перечисленных в порядке возрастания важности, следующие: (1) предположение о рациональности; (2) неспособность справиться с неоднозначностью и неопределенностью; (3) существование приемлемых альтернатив; и (4) долгосрочная нестабильность.
Первое возражение заключается в том, что лестница эскалации представляет собой чрезмерно рациональную последовательность событий. Можно ли предположить, что лица, принимающие решения, действительно будут поступать подобным образом, что они будут ясно мыслить или что они будут спокойны и собранны? На самом деле эти опасения основаны на важном явлении: в нормальных обстоятельствах, а также в условиях стресса лица, принимающие решения, могут вести себя не совсем рационально.
Однако исследователи, изучающие эти проблемы, на самом деле не предполагают, что лица, принимающие решения, полностью рациональны, а скорее предполагают, что они не полностью иррациональны - что совершенно отличается от предположения о рациональности.
Также, по крайней мере, в американском случае, вероятно, будет преобладать холодное поведение, модель ожиданий, созданная для влияния на лиц, принимающих решения во время ядерного кризиса. Как мужественное поведение, независимо от личных страхов, ожидается от офицера или солдата как часть его профессионального стандарта, так и хладнокровие и рациональность уже стали частью ожиданий общественности от кризисных лидеров в ядерный век. В настоящее время широко распространена враждебность к вызывающим или необдуманно "смелым" советам по ядерному конфликту или переговорам. (См. отрывок из оборонного послания президента Джонсона Конгрессу 1965 года, процитированный в главе XIII).
Этот нынешний акцент на хладнокровии и расчете резко контрастирует со многим в западной традиции, которая склонялась к романтическому или квиксическому отношению к войне. У Советов, в отличие от Запада, почти нет рыцарской традиции или традиции войны как романтического занятия. На них больше влияет византийская традиция циничного и инструментального применения силы, ведущая войну с целью максимизации выгоды. Кроме того, марксистская военная доктрина берет свое начало от Клаузевица, который сравнивал войну с расчетным или бухгалтерским днем, в который подсчитывается отдача от предыдущих инвестиций.
