когда банки уже оставили дело American Express в прошлом и смотрели в будущее, Эдмон все еще посвящал значительное время и ресурсы продолжающейся юридической кампании. Оставалось еще одно судебное разбирательство против женевского издания L'Hebdo. Дорожная карта этого дела была составлена в ходе предыдущих судебных разбирательств. Но летом 1991 года Энн Витале приехала из Нью-Йорка, чтобы помочь возглавить дело. Она отправилась в Италию и вместе с управляющим миланским офисом Клаудио Грего разыскала записи, связанные с меморандумом 1957 года об ошибочной идентификации, и в августе 1991 года добилась от судьи подписания постановления, дающего Эдмонду и Republic чистую историю. Когда она заняла зал заседаний на площади дю Лак, чтобы подготовиться к судебному процессу, который должен был начаться осенью, Эдмонд одобрительно посмотрел на нее: "Энн, это замечательно; похоже, ты готовишься к войне".
Эта война продолжалась, потому что через два года после того, как скандал был раскрыт, адвокаты Эдмонда все еще не могли получить от American Express полный отчет о глубине своей кампании. Тони Греко был арестован в Испании в июне 1991 года, но он не хотел говорить. (Несколько месяцев спустя, когда Уолтер Вайнер и Брайан Барроу обратились к нему по отдельности, Греко потребовал 1 миллион долларов в обмен на рассказ своей истории). Эдмонд отказался оставить все как есть. Активно участвуя в своей защите, он написал своему старому заклятому врагу Джиму Робинсону 1 августа 1991 года, прося помочь собрать информацию о деятельности Греко и Кантора, чтобы использовать ее в судебном процессе по делу L'Hebdo. "С сожалением вынужден сообщить вам, что два года спустя я должен продолжать бороться с широкомасштабными последствиями этой клеветнической кампании".
Судебный процесс, состоявшийся в ноябре 1991 года в здании суда Женевы, в конечном итоге стал катарсисом и завершением дела. Юридическая команда Сафра была вооружена правдой и многочисленными доказательствами совершенного мошенничества. Эдмон приходил каждый день и наблюдал за тем, как его адвокаты систематически опровергают обвинения, содержащиеся в репортажах. Когда L'Hebdo защищалась, ссылаясь на информацию из других опубликованных источников, адвокат Марк Боннан тщательно разбирал их. В конце концов редактор Жан-Клод Бюффле признал, что опирался на три фальшивые депеши из Перу, опубликованные 17 января 1989 года. Трижды Боннан драматично отмечал: "Это... фальшивка". Адвокаты Эдмонда вызвали Эндрю Тартаглино, американского агента по борьбе с наркотиками, написавшего меморандум 1957 года, а также эксперта по отмыванию денег Чарльза Морли. Но именно последний свидетель дал самые мощные показания. Поздно вечером в пятницу, когда солнце уже зашло за горы, Эли Визель выступил в качестве свидетеля характера Эдмонда. "Я должен был уважать субботу", - сказал Визель залу суда. Но ради спасения жизни человека разрешается преступить его". И честь Эдмонда Сафра - это его жизнь". Он рассказал о том, как они впервые встретились на церемонии в Освенциме, и поведал о том, как тяжело далась Эдмону эта лживая кампания. "Я видел, как он страдает. В конце концов, что остается человеку после смерти? Не его деньги. Это его имя, его репутация, его честь".
В итоге 17 декабря суд вынес решение в пользу Эдмонда, положив конец судебным тяжбам, направленным на очищение его имени. Но даже после этого Эдмонд еще не закончил. 2 декабря 1991 года он написал Робинсону, копируя совет директоров American Express, и предположил, что внутреннее расследование, проведенное компанией, было сокрытием. "Ваше сокрытие информации [для суда над L'Hebdo] является непростительным проявлением постоянных усилий, направленных на причинение вреда мне, моей семье и моим банкам. Из происходящего ясно, что отвратительные последствия кампании American Express не остановлены. Вы говорите, что вопрос закрыт. Закрыт? Для кого? Определенно не для нас. А если не для нас, то он не может быть закрыт для American Express".
Робинсон быстро отреагировал, назвав обвинения нелепыми. Но когда Брайан Барроу опубликовал "Вендетту" в июне 1992 года, она подтвердила утверждения Эдмонда. К декабрю 1992 года Робинсон был выведен из игры.
В своей речи, независимо от того, говорил ли он о движении на рынке или о событиях в своей личной жизни, Эдмонд регулярно произносил такие фразы на иврите и арабском, как "Барух Хашем" ("Слава Богу", выражающая благодарность за Божье благословение), "Иншалла" ("С Божьей помощью"), "Хас вешалом" ("Не дай Бог"), "Салли ала Моше" ("Молитва Моисею"), "Хашем йишмор" ("Бог защищает нас") и "Аллах йилхимна аль хейр" ("Пусть Бог вдохновит нас на хорошие дела"). Когда Марк Боннан спрашивал Эдмона, действительно ли он верит в божество, наблюдающее за его повседневными делами и беспокоящееся о цене доллара, Эдмон криво улыбался. "[Его объяснение] сводилось скорее к тому, что Бог даровал ему свою защиту и благосклонность в повседневной жизни, и поэтому он обязан постоянно благодарить и отдавать", - вспоминал Боннан. Этот же долг распространялся и на необходимость постоянно защищать свое доброе имя. Ведь в том мире, который занимал Эдмонд, даже если Федеральная корпорация страхования вкладов могла стоять за Республику, в конечном итоге именно имя Сафра стояло за огромными вкладами, сбережениями и финансовыми обязательствами сети. Эдмонд не мог представить себе ситуацию, когда один из его банков обратился бы к правительству за помощью, поддержкой или спасением, как это делала ссудо-сберегательная индустрия в Соединенных Штатах. Поэтому любая попытка подорвать его имя ставила под угрозу жизнеспособность семейного предприятия, принадлежащего нескольким поколениям. С наступлением 1992 года и приближением своего шестидесятилетия Эдмонд почувствовал, что прошел через квазибиблейский период испытаний.
Ожидаются дальнейшие испытания.
Глава 15. Традиционный банкир в эпоху перемен (1992-1994)
В течение 1992 года сефардская диаспора на Ближнем Востоке, по сути, рассеялась. Мира Альянса больше не существовало, кроме истощенной общины в Иране и остатков первоначального и наиболее продолжительного присутствия на Ближнем Востоке. В Алеппо и Дамаске несколько тысяч евреев находились в плену у диктатора Хафеза эль-Асада, не могли свободно передвигаться или покидать страну, подвергались арестам и пыткам со стороны тайной полиции.
На протяжении десятилетий Эдмонд Сафра лично поддерживал оставшуюся общину, запертую в Алеппо и Дамаске, посылая деньги и оказывая моральную поддержку. Наконец, брожение в регионе, связанное с войной в Персидском заливе, и внезапные перспективы мира между Израилем и его соседями создали возможность для перемен. Члены сирийской диаспоры, преуспевающие и прочно обосновавшиеся в Бруклине, теперь обладали политическим влиянием, чтобы сделать судьбу своих родственников постоянным пунктом политической повестки дня США. И здесь снова пригодились давние связи Эдмонда Сафры. Совет по спасению сирийских евреев привлек Эдмонда, и вместе они работали с контактами в Конгрессе, чтобы добиться принятия в Палате представителей
