Испании дала жизнь английским институтам, а также войнам на этой земле на протяжении генераций. Подобные привязанности и предрасположенности побуждают человека служить своей стране не только ради своей жизни и собственности, но, напротив, путем принесения в жертву этих самых вещей. И в большинстве случаев это прививается нам в детстве и выбирается не более свободно, чем личности братьев и сестер или бабушек и дедушек. Локковская теория государства не позволяет нам понять, а тем более оправдать существование национального государства и связанных с ним обязательств, придающих ему форму.
Сводя политическую жизнь к стремлению индивида к жизни и собственности, Локк не просто предложил обедненную и неудачную оценку человеческих побуждений и действий. Его политическая теория вызвала к жизни воображаемый мир, утопическое видение, в котором политические институты еврейского и христианского мира - национальное государство, община, семья и религиозная традиция, похоже, не имели причин для существования. Все это институты являются результатом и передают далее узы лояльности и общей цели человеческим коллективам. Они создают границы и отделяют одну группу от другой; они устанавливают связи между прошлыми и будущими поколениями, предлагая взглянуть за пределы настоящего на что-то более высокое. Человек, у которого нет иных мотивов, кроме сохранения своей жизни и расширения своей собственности, и который не имеет никаких обязательств, кроме тех, на которые он дал согласие, мало нуждается в чем-то подобном. Локк, сам того не желая, своим предложенным во Втором трактате воображаемым миром сделал большую часть протестантского устройства мира бессмысленным и излишним.
Первые читатели Локка были этим глубоко обеспокоены. Например, это побудило великого британского государственного деятеля и философа Эдмунда Берка заявить в зале парламента, что из всех когда-либо написанных книг Второй трактат является "одной из худших". Однако радикальные недостатки рассуждений Локка постепенно перестали видеться проблемой. Западные интеллектуалы восхищались ими, и к сегодняшнему дню мы затоплены последующими за ним произведениями - от "Об общественном договоре" Руссо (1762 г.) и "Вечного мира" Канта (1795 г.) до "Атлант расправляет плечи" Айн Рэнд (1957 г.) и "Теории справедливости" Джона Ролза (1972 г.). Они есть неустанная разработка и переработка этого воображаемого мира - мира свободных и равных людей, стремящихся к жизни и собственности в соответствии с обязательствами, вытекающими из их собственного свободного согласия. Теория или программа, придерживающая эти рационалистические рамки, я буду называть либеральной теорией или программой.
Особо следует обратить внимание на неспособность либеральных политических теорий учитывать наличие границ между народами. Протестантская политическая теория следовала еврейским Писаниям, считая национальные границы не менее важными для мира и благополучия человечества, чем разделение собственности. Попытка Локка вывести существование государства из соглашения случайной группы владельцев собственности устраняет это понимание нации как внутренне связанной сущности, живущей на более или менее определенной территории. Во Втором трактате нет принципиальных ограничений на размер государства или количество людей, чью собственность оно, предположительно, защищает. И на самом деле, его государство устрашающе не имеет границ любого рода. Согласно природе, пишет Локк, "человечество есть единое сообщество". Существование политических границ между народами, с его точки зрения, является ничем иным, как продуктом человеческой "порочности и аморальности". Поскольку закон природы по Локку тождественен универсальному разуму, это означает, что люди, рационально мыслящие, и, потому, не коррумпированные и не аморальные, вообще не нуждаются в национальных границах.
К началу двадцатого века Людвиг фон Мизес в книге "Либерализм в классической традиции" открыто выступал за отказ от национальных государств в пользу "мирового супер-государства". Фридрих Хайек, наиболее важный теоретик либерализма прошлого века, также утверждал, что последовательное применение "либеральной точки зрения" ведет к международному федеративному государству без значительных границ между странами - цель, которую он категорически поддерживал.
Еще недавно такие выводы звучали дико. Но все изменилось. В последние десятилетия либеральные политические и экономические теории, а также концепции международного права преуспели в вытеснении консервативных и реалистичных представлений о политическом устройстве, и стали фактически неоспоримым фундаментом того, что необходимо знать о политическом мироустройстве образованному человеку. За некоторыми исключениями, наиболее широко обсуждаемые вопросы между конкурирующими взглядами в политической теории, экономике и юриспруденции теперь почти полностью ведутся в рамках парадигмы Локка, которая часто преподается и обсуждается так, как будто ей нет никаких значимых альтернатив. Политическая и интеллектуальная элита с университетским образованием в Америке и Европе сейчас по большей части замкнута в рамках этого либерального учения, независимо от партийной принадлежности. Попросите мыслящего человека, получившего образование в области политики, экономики или права, выступить в защиту института национального государства, или семьи, или признания Бога в общественно сфере, и вы сразу увидите, насколько ему незнакомы эти вещи, и насколько чужды они той терминологии, в которых члены нашей элиты привыкли концептуализировать мир. Это не просто вопрос несогласия, что подобные вещи жизненно необходимы для поддержания цивилизованного политического миропорядка. Скорее, человек настолько погружен в политические рамки либерального устроения, что не может даже представить себе, как может выглядеть нелокковский взгляд на реальность.
Приобщившись к этой либеральной парадигме, образованные мужчины и женщины теперь могут найти работу в огромном количестве проектов, предполагающих приход либерального миропостроения: политическая программа европейского объединения; расширение свободной торговли и свободной миграции населения; превращение коммерческих предприятий в "многонациональные" корпорации, служащие глобальной экономике, а не конкретным национальным интересам; подчинение наций постоянно расширяющемуся списку норм международного права; агитация за универсальный режим прав человека через неправительственные организации, органы ООН и международные суды; гомогенизация университетов мира посредством системы международных стандартов и экспертной оценки. За всеми этими вещами гонятся получившие университетское образование локкианцы, вряд ли осознавая, что могут быть умные и порядочные люди, чей взгляд на ценность таких предприятий сильно отличается от их собственного. Просто предполагается, что кто-то может быть либо "на правильной стороне истории", либо "на неправильной стороне истории", и когда вы работаете над построением нового либерального порядка, вы находитесь на правильной стороне.
Но несмотря на огромный успех этих предприятий в изменении облика нашего мира и их подлинную ценность в некоторых областях, теория Локка остается тем, чем она была: утопическим взглядом на природу человеческих мотиваций. И она радикально недостаточна для понимания политической реальности. Те факторы в политической и социальной жизни человека, которым нет места в либеральной парадигме, не исчезли. Об этом я подробнее расскажу во второй части книги. Их только отрицали и подавляли. И, как марксисты до них, либералы обнаружат, что, хотя отрицание легко, их подавление требует все более высокой цены.
V: Дискредитация национализма
Еще недавно поддержка независимости и самоопределения наций была признаком прогрессивной политики и порядочности. Не только американцы праздновали свою независимость четвертого июля каждого года фейерверками и музыкой, парадами,
