барбекю и звоном церковных колоколов. Еще в середине двадцатого века независимость других национальных государств, от Греции, Италии и Польши до Израиля, Индии и Эфиопии, рассматривалась как выражение исторической справедливости и предзнаменование прихода лучшей эпохи.
И в то же время нарастал сдвиг взглядов по отношению к национальному и религиозному партикуляризму. Две мировые войны принесли Европе невероятную катастрофу, а чудовищные преступления, совершенные немецкими войсками во время Второй мировой войны, стали ее венцом. И пока народы пытались понять, что произошло, были те - и марксисты, и либералы, - кто стремился объяснить причину катастрофы самим международным порядком, построенным из национальных государств. Этот аргумент имел ограниченную поддержку после Первой мировой войны, которую многие считали результатом имперских устремлений держав. Но после Второй мировой войны он, наконец, был замечен. Когда начали циркулировать фотографии, сделанные в немецких лагерях смерти, подняло голос утверждение, что именно национализм немцев явился германской мотивацией уничтожить всех евреев в мире. К 1960-м годам отвращение к уничтожению евреев нацистами, стало относить к той же категории зла и расистский режим американского Юга, и Южно-Африканскую Республику. И оно преуспело в убеждении образованной элиты в том, что национальный и религиозный партикуляризм любого рода тождествен нацизму и расизму.
Эта аргументация никогда не была обоснованной. Несмотря на появление слова "национальный" в названии Немецкой национал-социалистической партии, Гитлер не был сторонником национализма. Он был резким критиком протестантского строя в целом, но особое внимание уделял институту национального государства, который считал изнеженным изобретением англичан и французов, значительно уступающим имперской идее немецкого исторического наследия. Вместо строя национальных государств он намеревался создать Третий Рейх, явно черпавший вдохновение в "Первом Рейхе" - Германской Священной Римской Империи и ее истории тысячелетнего правления под лозунгом, выраженным девизом императора Фридриха III: Austriae est imperare orbi universo ("Австрии суждено править всем миром"). Гитлер не был первым, обратившимся к этому наследию, которым северогерманский император Вильгельм II вдохновлял свои войска во времена Первой Мировой войны, когда Гитлер служил в его армии. Как писал кайзер своим воинам в 1915 году: "Триумф Великой Германии, которой однажды суждено будет доминировать над всей Европой, является единственной целью борьбы, с которой мы обручены". Гитлер распространял идею, что Германия "когда-нибудь должна стать владыкой земли" почти в том же тоне. Фактически, нацистская Германия была, во всех смыслах, имперским государством, стремившимся положить раз и навсегда конец принципу национальной независимости и самоопределения народов.
Аналогично, нельзя трактовать усилия Германии по уничтожению евреев как следствие вестфальского принципа национального самоопределения. Уничтожение нацистами евреев в Польше, России и остальной части Европы и Северной Африки не было национальной политикой. Оно было глобальной политикой, оказывавшей влияние даже на созданное японцами по запросу нацистов еврейское гетто в Шанхае. Его нельзя было задумать или предпринять вне контекста усилий Гитлера по возрождению старых устремлений Германии к универсальной империи.
Это было совершенно ясно во время самой войны. В своих радиопередачах Соединенные Штаты и Великобритания последовательно подчеркивали, что их цель как союза независимых государств - восстановить независимость и самоопределение национальных государств по всей Европе. И в конце концов, именно американский, британский и русский национализмы (даже Сталин отказался от марксистской болтовни о "мировой революции" в пользу открытой апелляции к русскому патриотизму) провалили стремление Германии к универсальной империи.
Но все это не виделось существенным западным либералам, торопливо пришедшим после войны к точке зрения, что национальная независимость больше не может считаться основой международного порядка в свете немецких зверств. Среди самых ярых новых анти-националистов был западногерманский канцлер Конрад Аденауэр, неоднократно призывавший к созданию федерального Европейского союза, утверждая, что только ликвидация национального государства может предотвратить повторение ужасов войны. Как он писал в своей книге "Мир, неделимый со свободой и справедливостью для всех":
Эпоха национальных государств подошла к концу ... Мы в Европе должны отказаться от привычки мыслить категориями национальных государств ... Европейские соглашения ... предназначены для того, чтобы сделать войну между европейскими странами невозможной в будущем .... Если идея европейского сообщества просуществует 50 лет, европейской войны больше никогда не будет.
Согласно этому образу мышления, ответом на всепоглощающее зло нацистской Германии должен быть демонтаж системы независимых национальных государств, которая дала Германии право принимать единоличные решения, и замена этой системы все контролирующим Европейским союзом, способным сдерживать Германию. Или другими словами: уберите германское самоопределение, и вы принесете мир и процветание Европе. Утверждение, что кто-то сможет "сдержать" Германию, уничтожив национальные европейские государства, бесконечно повторяется сегодня в Европе. Но это больше похоже на хорошую шутку, чем на грамотный политический анализ. Немецкоязычные народы Центральной Европы никогда не жили как национальное государство. У них нет исторического опыта национального единства и независимости, сопоставимого с опытом Великобритании, Франции или Нидерландов. Более того, эти западноевропейские страны боялись немцев не из-за немецкого национализма, а из-за немецкого универсализма и империализма - немецкой цели принести мир в Европу, объединив ее под властью германского императора. Именно эта глубоко укоренившаяся немецко-универсалистская и империалистическая традиция позволила выдающемуся немецкому философу Просвещения Иммануилу Канту так легко утверждать в своем "Вечном мире", что единственной рациональной формой правления будет та, при которой национальные государства Европы будут демонтированы в пользу единого правительства, которое в конечном итоге распространится на весь мир. Повторяя эту теорию, Кант просто предлагал еще одну версию Германской Священной Римской империи. По этой причине неоднократные предложения Аденауэра ограничить Германию путем ликвидации Вестфальской системы национальных государств не предлагали немцам отказаться от чего-то, для них исторически значимого. Канцлер на самом деле только повторял почтенную немецкую традицию относительно того, как должны выглядеть политические договоренности в Европе. С другой стороны, народы, завоевавшие независимость от германских императоров высокой ценой за три или четыре века до этого, должны были принести немалые жертвы ради обещанного мира и процветания.
И британцы, и американцы поддержали идею объединения на европейском континенте, считая, что их собственная национальная независимость не пострадает. Но они просчитались. Кантовский аргумент в пользу морального превосходства международного правительства не может сосуществовать в единой политической системе с принципом национальной независимости. Как только этот аргумент был вдвинут в послевоенную Европу, он быстро разрушил приверженность протестантскому устройству, которой ранее придерживалась большая часть образованной элиты Британии и даже Америки. И в произошедшем коллапсе есть логика. В конце концов, почему кто-то должен защищать идею национальной независимости, если именно национальная независимость привела к мировой войне и Холокосту?
Более того, готовность Соединенных Штатов разместить свои армии в Европе на протяжении большей части столетия означала, что мир и безопасность пришли в европейские страны без необходимости вкладывать средства в военное и концептуальное строительство,
