на ислам, гомосексуализм, иммиграцию и множество других вопросов. Но университеты вряд ли являются главным очагом гнева на ныне неуместными взгляды. Теперь кампании очернения, характерные до недавнего времени лишь для университетов, регулярно захватывают значительную часть публичной сферы. По мере того, как круг законных разногласий сокращается, а наказания за инакомыслие становятся все тяжелее, западные демократии быстро превращаются в один большой университетский кампус.
Эти все более настойчивые требования соответствия единому универсальному стандарту в речи и религии являются предсказуемым результатом отхода от протестантского устройства Запада с его фундаментальным принципом национальной независимости и самоопределения. В конце концов, этот принцип требовал разнообразия конституционных и религиозных точек зрения в рамках миропорядка национальных государств, что влекло за собой терпимость к глубоко расходящимся взглядам: католики должны были мириться с существованием протестантских режимов, монархисты должны были мириться с республиканскими режимами, а правители, озабоченные жестким регулированием дел своих подданных, должны были терпеть режимы, предоставляющие более широкие свободы - и в каждом случае, верно было и обратное. Это формальное предоставление легитимности политическому и религиозному разнообразию среди наций стало затем основой для терпимости и к инакомыслящим общинам внутри государства. Разумеется, не каждый индивид чувствовал себя комфортно в любой стране. Но все же существовала возможность переговоров, позволяющих учесть интересы несогласных коллективов при условии, что те были готовы поддерживать государство и воздерживаться от радикального пересмотра национальных обычаев. И если кто-то действительно хотел агитировать за такие изменения, можно было переехать в соседнюю страну, где его взгляды могли быть приняты и даже поддержаны.
Напротив, при универсальном политическом порядке, в котором повсюду действует единый стандарт права, терпимость к различным политическим и религиозным точкам зрения неизбежно должна снижаться. Западным элитам, взгляды которых сейчас агрессивно приводятся к единому знаменателю в соответствии с новой либеральной конструкцией, становится все труднее признавать необходимость такого рода терпимости к расходящимся точкам зрения, которую принцип национального самоопределения когда-то считал аксиомой. Терпимость, как и национализм, становится реликтом давно минувших веков.
Клевета и обвинения, обрушенные на английское общество и избранное им правительство в связи с решимостью Великобритании добиться независимости от Европейского Союза, являются безошибочным предупреждением для Запада в целом. С точки зрения либерального строя, объединенная Европы не является одним из возможных законных политических вариантов. Это единственный законный вариант, которому должен быть привержен приличный человек. В результате, моральная нелегитимность голосования Великобритании за независимость была неотступной темой выступлений политических деятелей и представителей СМИ, осуждающих английское решение: утверждалось, что только пожилые поддержали выход из Европейского Союза, лишая тем молодёжь ее прав; или что поддержка была только со стороны необразованной части населения, ослабляя позицию тех, кто, в действительности, понимает больше; или что голосование являлось голосованием протеста, а не желанием покинуть Европу; и так далее. За этими гневными заявлениями последовало требование отменить предпочтения британской общественности - путем повторного референдума, или парламентского акта, или закрытых переговоров с европейцами. Что угодно, лишь бы возобладало единственное законное мнение.
Тревога и трепет, с которыми европейская и американская элиты отреагировали на перспективу независимой Британии, обнажили то, что долгое время было скрыто от глаз. Истина состоит в том, что возникающая либеральная структура неспособна уважать, а тем приветствовать национальную дивергенцию, отстаивающую право на собственные уникальные национальные законы, традиции и политику. Любое такое отклонение считается непристойным и невежественным, а то и вовсе свидетельством фашистского образа мышления.
И Британия не единственная страна, почувствовавшая ожог этого кнута. Вряд ли от этого застрахована и Америка: ее отказ позволить Международному уголовному суду судить своих солдат, ее нежелание подписывать международные договоры, направленные на защиту окружающей среды, ее война в Ираке - все это встречалось с одинаковым возмущением как внутри страны, так и за рубежом. Подобные выпады уже давно нацелены на Израиль, будь то бомбардировка ядерных объектов Ирака или строительство жилых комплексов в восточном Иерусалиме. А Восточноевропейские страны подверглись критике за нежелание принимать иммигрантов с Ближнего Востока. Более того, аналогичные кампании делегитимации как в Европе, так и в Америке направляются против практик христианства и иудаизма - религий, на которых основан старый библейский политический порядок, и свободное отправление которых обычно защищено или, по крайней мере, терпимо национальными правительствами Запада. Мы уже видели попытки, особенно в Европе, запретить такие еврейские обычаи, как обрезание и кошерный убой, во имя либеральных доктрин универсальных прав или навязать либеральные учения о сексуальности и семье христианам и евреям в школе и на работе. Не надо быть особенно умным, чтобы видеть, что это только начало, и что обучение и практика традиционных форм иудаизма и христианства станут еще более неприемлемыми по мере продвижения либерального строительства.
Сегодня в западном мире повсеместно есть ощущение, что взгляды по спорным вопросам больше невозможно обсуждать открыто. Теперь нам стоит дважды и трижды подумать, прежде чем действовать или говорить так, как будто протестантский политический порядок все еще существует. Разнообразие конституционного и религиозного характера западных стран держится за счет все более высокой цены для тех, кто настаивает на своей свободе.
VII
: Националистические альтернативы либерализму
Изгнание Маргарет Тэтчер с поста премьер-министра Великобритании в 1990 г. ознаменовало начало трех десятилетий либерального политического консенсуса - периода, в течение которого видные политические и интеллектуальные деятели приобрели привычку говорить так, как будто торжество нового либерального порядка наступит неизбежно. В Европе стремительно продвигались германские усилия подчинить независимые государств континента Европейскому Союзу. В США на повестке дня были попытки установить американский "мировой порядок", где Европа фактически находилась бы под американским протекторатом. По обе стороны Атлантики дурно пахнущая прежняя история европейского и американского империализма не позволяла большинству открыто говорить об империи. То, что бесконечно повторялось избранными официальными лицами, дипломатами, бизнесменами и представителями СМИ, а также в изобилии утопических политических трактатов, от "Конец истории и последний человек" Фрэнсиса Фукуямы (1992), и "Лексус и оливковое дерево" Томаса Фридмана (1999), до "Нового Ближнего Востока" Шимона Переса (1995) - было то, что "международное сообщество" будет подчинено "глобальному правлению". В мире будет единый правовой режим и единая экономическая система, управляемая американцами и европейцами в соответствии с либеральными политическими доктринами. И когда нация "нарушала правила" этого нового мирового порядка, как это было в случае с Сербией, Ираком и Ливией, американские военные вместе с союзными им европейскими воинскими контингентами входили и восстанавливали эти правила.
Мировой режим мира и процветания. Либеральная империя. Таков был политический консенсус всех основных политических партий Америки и Европы на протяжении целого поколения.
Но после британского голосования за независимость и национального возрождение в США, триумф этого либерального миропорядка стал выглядеть менее неизбежным. Протестантский миропорядок, оставленный
