от "старого Уитни" и обратить их внимание на "новый мир"? Я сказал: "Больше никаких зданий. Давайте обратим наше внимание на искусство".
Как я уже говорил, музей известен благодаря силе своей коллекции, а не экспонатам или зданию. Когда вы думаете о Метрополитен, MoMA или Лувре, вы думаете об их коллекциях: картины импрессионистов, работы Пикассо или шедевры итальянского Возрождения. Я чувствовал, что расширение нашей коллекции поможет нам сплотиться, напомнит о нашем общем деле и обновит нашу идентичность.
Я создал несколько комитетов: по одному для живописи, скульптуры, рисунка и так далее. У каждого комитета был членский взнос. Это была наша копилка, из которой мы могли приобретать произведения искусства. Конечно, каждый мог внести дополнительные деньги.
Теперь нам нужен был большой вызов, чтобы сплотиться вокруг него - что-то действительно большое.
Мне пришла в голову идея "Американское наследие: Подарок Нью-Йорку". В ходе дарения, которым я руководил как председатель совета директоров (эту должность я занял в 1994 году), четырнадцать попечителей, по выражению "Нью-Йорк таймс", "объединили свои пенни, приобрели послевоенное искусство на сумму 200 миллионов долларов и передали музею сразу все - 87 работ". Это стало "большим взрывом", таким, который порождает шумиху, институциональный оптимизм и, я уверен, надежду на будущую частную щедрость".
Этот дар стал кульминацией моей идеи о том, что коллекционеры, дарители и попечители должны работать вместе и вместе жертвовать на благо общества. В течение трех лет наши попечители, цитируя другую статью в Times, "тихо, почти исподтишка, обследовали студии художников, картинные галереи и аукционные дома - и даже свои собственные гостиные - в поисках таких важных послевоенных американских работ, которые все больше исчезали с рынка по мере их приобретения коллекционерами и учреждениями."
Это была трансформация во многих отношениях. Заголовок статьи в Times говорил сам за себя: "Благодаря огромному подарку Уитни перестал быть бедным кузеном". Долгое время Уитни был самым маленьким из Большой четверки нью-йоркских музеев, и ему не хватало постоянной коллекции достаточной глубины, чтобы стать самостоятельным местом назначения. Теперь она у нас есть.
Однако подарок поставил новую проблему: даже без него у музея было достаточно места, чтобы в любое время демонстрировать только 2 процента своей коллекции. Нам нужно было более просторное помещение, чтобы показать наши фонды публике.
ПЕРЕЕЗД В ЦЕНТР ГОРОДА
Когда я занял пост президента Уитни, а затем и председателя правления, я чувствовал, что являюсь хранителем многих вещей: наследия Гертруды Вандербильт Уитни, наследия коллекции Уитни и наследия здания Бройера. (Дух Гертруды поддерживался ее внучкой Флорой Миллер Биддл и правнучкой Фионой Биддл Донован, которые входили в состав правления).
Однажды Уиллард Холмс, наш заместитель директора, шел на работу и случайно заметил, что один из гранитных блоков на фасаде здания стоит наискосок. Оказалось, что при строительстве здания Бройера были предусмотрены подвесы из нержавеющей стали для крепления каменной навесной стены к зданию. По какой-то причине вместо них была использована оцинкованная сталь, которая начала ржаветь. Если бы Уиллард не заметил этого, здание могло бы рухнуть.
Мы немедленно возвели строительные леса и осмотрели все поближе. Мы узнали, что нам придется заново облицовывать весь музей. Пришлось заново открывать оригинальную каменоломню, чтобы добыть подходящий гранит.
Кризис возобновил дискуссию о расширении компании в новые кварталы.
Все хотели переехать в центр города - все, кроме меня. Я не хотел, и не только потому, что мое сердце, душа и деньги покоились в здании Breuer, но и потому, что я беспокоился о поиске нового электората.
В то же время исследование, проведенное по заказу McKinsey, показало, что нам будет сложно удержать клиентов в верхней части города. Верхний Ист-Сайд становился все более унылым; в то же время район Митпэкинг, куда мы собирались переехать, начал оживать благодаря возрождению Хай-Лайн. Бутики, которые раньше располагались на Мэдисон-авеню, уходили на юг, а торговцы произведениями искусства перебирались в Челси. Нам нужно было быть там.
Я знал, что не могу провести остаток своего срока в роли вечного "нет человека". Я пришел на заседание совета директоров и сказал: "Если вы проголосуете за переезд в центр города, я буду голосовать вместе с вами, чтобы мы могли сделать это единогласно. И я не только сделаю первый, но и последний подарок, чтобы убедиться, что у здания достаточно средств для поддержания жизнеспособности". Встреча закончилась объятиями и поцелуями.
Я умею проигрывать, но, как оказалось, я еще и победитель.
Мой дар стал одним из самых крупных пожертвований за всю историю Уитни. Но еще лучше то, что этот дар стал первым, который побудил других попечителей Уитни сделать щедрые пожертвования на проект в центре города.
Новое место показало нам, что у нас есть возможность создать "новый музей в новом городе" - "новый город", включающий центр Манхэттена, где было жарко, жарко, жарко, Бруклин, Квинс и Нью-Джерси, расположенные рядом или соединенные общественным транспортом. С тех пор я советую не ограничиваться теми программами, которые мы делали в центре города, а быть достаточно смелыми, чтобы соответствовать нашему новому дому и району.
Посещаемость была просто потрясающей.
Наш новый дом на Гансворт-стрит, 99, спроектированный Ренцо Пьяно, открылся 1 мая 2015 года. К моему удивлению - и я не скромничаю - Уитни оказал мне честь, назвав его зданием Леонарда А. Лаудера. Такой чести я не ждал. На самом деле я хотел, чтобы кто-то пожертвовал 100 миллионов долларов в фонд в обмен на право присвоения имени. Меня всегда больше интересовало долголетие институций, чем слава моего имени на здании.
Я глубоко тронут этой честью, но слава преходяща. Обеспечение того, чтобы любимый и ценный институт продолжал существовать - и продолжал быть актуальным, - вот что действительно важно.
Что приводит меня к обещанной передаче в дар моей коллекции кубизма.
ПРЕОБРАЗОВАНИЕ МЕТА
Как я уже упоминал ранее (в главе 17), я всегда собирал коллекции с намерением передать их в музеи. Я всегда был заинтересован в сохранении, а не в обладании; в том, чтобы делиться искусством, которое мне посчастливилось накопить, а не накапливать его для личного удовольствия.
Я хотел отдать свою коллекцию кубизма в крупный музей. На то, чтобы решить, какому именно, ушло три года. В процессе я все больше уточнял свои критерии: это не могло быть мгновенным решением.
Для меня были важны следующие моменты: музей, с которым у меня сложились личные или долгосрочные отношения; место, с которым у меня есть связь; крупное учреждение, обладающее несомненной финансовой надежностью и ответственностью совета директоров. Самое главное, я не хотел просто найти дом для коллекции. Я хотел найти музей, который мог бы преобразиться благодаря пополнению этой коллекции.
Когда пришло время, я обратился в музеи, чтобы узнать, что они
