Ныне, сталкиваясь с фактами международной нестабильности, необходимо осознавать, что жертвам европейской экспансии нелегко забыть историю европейской колонизации и оккупации. Тактика, к которой прибегали державы-оккупанты, все еще отзывается эхом в колонизированном мире. Даже сегодня там, особенно в Африке и Азии, тлеют возмущение и обида, вызванные воспоминаниями об эксплуатации и угнетении, которым подвергались народы этих стран в колониальный период.
Другим обстоятельством, заслуживающим внимания, является западная концепция «страны». Европейские империи кроили мир границами, исходя из собственных интересов, а затем назначали правителей подвластных им территорий, не особенно учитывая при этом региональные или племенные особенности. Например, до вмешательства европейцев вся Аравия была аморфным массивом земель, простиравшихся от Средиземного моря до Ирака. До того как эти территории были захвачены Западом, они находились под властью Османской империи, а затем были разделены так, как делят на участки район жилой застройки. В основном решения о том, где проводить границы, сколько стран создавать на этой территории и кого назначать их правителями, принимали англичане и французы. Подобное вмешательство в естественный ход эволюционного развития Среднего Востока теперь возвращается призраком, пугающим ввязывающихся в дела региона людей с Запада. Хаос и насилие на улицах Багдада – всего лишь один из симптомов возвращения этого прошлого.
Фактически все колонии по всему миру обрели независимость. Естественно, многие из освободившихся от колониальной зависимости стран сохраняют дипломатические и торговые узы со своими бывшими метрополиями. В очень немногих бывших колониях широко распространен язык бывшей метрополии, хотя зачастую он и является вторым. Действительно, такие страны, как США, Канада, Австралия и Новая Зеландия, в основном заселены в результате массовой миграции из Европы. Последствия этой миграции ныне во многом определяют культуру этих стран, в том числе господствующие в них язык (английский) и религию (христианство).
Для населения многих стран Африки, Среднего Востока и Азии, которые стали колониями великих держав XIX в., характерны обида, отчуждение и даже откровенная ненависть к оккупантам.
Уровни миграции повышаются: современный мир мобилен
В прошлом немногочисленные в чужих странах, особенно густонаселенных, мигранты ради выживания были вынуждены интегрироваться в новую среду. Чтобы зарабатывать на жизнь, им приходилось говорить на местном языке, взаимодействовать с местным обществом и соблюдать местные законы и обычаи. В итоге их дети обычно легче ассимилировались в новое общество.
Впрочем, в XIX в. положение изменилось. Миграция достигла некоего порогового уровня, и группы прибывающих, например, в США стали достаточно многочисленными для того, чтобы оказывать влияние на местное население и навязывать ему свои культуру и традиции.
Самая примечательная из таких миграционных волн началась в 1815 г. и продолжалась около 100 лет. Ее особенно ускорил картофельный голод 1845 г. в Ирландии, а также общий рост населения Европы. Так, за период с 1840 по 1880 г. примерно 50 млн европейцев отправились в «новые миры» – в США, Канаду, Южную Америку, Австралию и Новую Зеландию, чтобы начать там жизнь заново.
Кобх
Отправной точкой этого массового исхода был маленький городок Кобх, расположенный неподалеку от города Корк. Именно в этом порту в XIX и XX вв. миллионы гонимых нищетой и отчаянием ирландцев начинали тяжелое и непредсказуемое путешествие в Новый Свет.
Удивительной красоты залив, окруженный выступающими из ирландского тумана горами, был для большинства эмигрантов местом, откуда они в последний раз видели родину. В дешевых гостиницах городка, где родственники расставались навсегда, звучали трогательные и слезные прощания. Из деревень приезжали священники и благословляли отправляющихся в дальний путь.
Кобх – место, вызывающее воспоминания и заставляющее сопереживать участи экономических мигрантов. Имея весьма смутные представления о том, что их ожидает за океаном, и еще меньше надежды на то, что им удастся выжить, оставшись на родине, люди были готовы сказать «прощай» любимым и пуститься в очень трудное путешествие. Это движение имело огромные масштабы: согласно оценкам, в период массовой эмиграции Ирландию вынужденно покинуло около половины населения (большая часть эмигрантов-ирландцев уехала в США и Великобританию). Лишь недавно население Ирландии достигло той численности, какую оно имело в XIX в.
Сегодня наблюдаются исходы, равные по масштабам ирландскому, а возможно, и превосходящие его: мексиканские «мокрые спины», стремящиеся в США; афганцы, которые, пройдя через всю Европу и цепляясь за поезда «Евростар», пытаются попасть в Великобританию, – вот всего лишь два примера странствований по миру отчаявшихся людей в поисках лучшей жизни. Сегодня многим ожидающим въезда в США или Европу, как правило, не предоставляют той радушной встречи, которой удостаивали прибывших на Эллис-Айленд ирландцев и других мигрантов в Америке в XIX в. (куда их, в общем, легко впускали).
С появлением во второй половине XX в. доступных воздушных перевозок глобальные миграционные потоки резко выросли. Теперь на Запад в поисках лучшей жизни устремились группы людей со всех уголков мира.
Ныне этнические меньшинства составляют значительную часть населения почти всех стран Запада. Некоторые районы настолько славятся своим гостеприимством к определенным национальным меньшинствам, что новые мигранты зачастую предпочитают селиться в конкретных местах, чтобы облегчить себе интеграцию в новое общество. Например, греки, мигрирующие в Австралию, склонны селиться в Мельбурне, в котором находится самая крупная за пределами Греции греческая община. Эмигрирующие в США поляки стремятся устроиться в Чикаго (штат Иллинойс). В Майами (штат Флорида) сложилась огромная кубинская община, в Брэдфорде (Великобритания) – крупная пакистанская община, а в Германии проживает более 2 млн турок.
С экономической точки зрения страны-реципиенты, несомненно, извлекают выгоды от прилива упорно работающих, а иногда и хорошо образованных иммигрантов, которые стремятся построить новую жизнь. С социологической точки зрения картина представляется менее ясной. Насколько совместима культура иммигрантов с культурой их новой родины, особенно в плане языка и религии? Насколько иммигрант стремится принять свою новую родину и, наоборот, насколько общество готово дружелюбно встретить этого иммигранта? Можно ли избежать расовых конфликтов, если иммигранты предпочитают жить среди соплеменников вместо того, чтобы полностью интегрироваться в новое общество?
