Особенностью тоталитарного движения, по мнению X. Арендт, выступает внутренняя иерархичность и забюрократизированность. Нижнюю ступень составляют люди как бы внешнего мира, воспринимающие тоталитарные верования как программу обычной политической партии. Затем следует среднее звено, т. е. рядовые члены партии, которые многими сторонами жизни принадлежат к внешней среде, а их социальные и профессиональные отношения еще не определяются полностью принадлежностью к партии. Член же группы активистов абсолютно идентифицируется с движением, становясь профессиональным партийным работником, не имеет профессии или частной жизни, независимых от его партийной принадлежности.
Пришедшая к власти в России коммунистическая партия в сталинский период, как считала X. Арендт, глубоко изменила свою природу, поскольку повседневные задачи социально-экономического управления, особенно в период 30 — 40-х гг., постепенно умерили претензии тоталитарного движения. Кроме того, овладение властью предполагало реализацию какой-то позитивной программы, возвращение к «нормальному» образу жизни, однако это разложило бы движение, вернув людей к «обывательским» ценностям. Чтобы выжить, сталинский режим должен был быть в состоянии постоянной мобилизации и постоянной дестабилизации, что подтверждается реалиями коллективизации, милитаризации и постоянных политических процессов над «врагами народа».
X. Арендт делает вывод о том, что страх, невозможность восстановления старых или создания новых социальных связей увековечивают атомизированное состояние тоталитарного общества и поддерживают тем самым жизнеспособность главной опоры тоталитарного режима — тоталитарного движения. Все бюрократические институты тоталитарного государства должны быть подчинены данным целям и методам их достижения: идеологии и террору.
Любая идеология обладает определенными тоталитарными элементами. X. Арендт отмечает три из них. Первый — все идеологии претендуют на то, что они могут объяснить все исторические события прошлого, дать универсальное понимание настоящего и уверенно предсказать будущее. Второй заключается в стремлении идеологического мышления объяснить все сущее, в его освобождении от опыта, в утверждении существования более «правдивой действительности», которую можно постичь только идеологией. Третий элемент связан со вталкиванием фактов в абсолютную логическую схему, где из аксиомы дедуцируется все остальное, а реальность, которая не укладывается в схему, отсекается.
«Высший смысл» тоталитарных идеологий состоит в переделке действительности и природы человека. Но кроме высшего есть еще и практический смысл — идейное обоснование террора, который осуществляется согласно «объективным законам». Террор выступает инструментом осуществления этих законов.
Подобные методы присущи любым диктатурам, но если диктаторский террор всегда направлен против действительной оппозиции и прекращается, когда таковая подавлена, то тоталитарный террор направлен против обычных лояльных режиму и ни в чем не виновных граждан. Тоталитарный террор начинается после подавления всех оппозиций и проводится регулярно через определенные интервалы времени. Действительно, в СССР политические репрессии начались уже после победы сторонников И. В. Сталина на партийных съездах и пленумах ЦК ВКП (б) над оппозицией, которую сначала возглавил Л. Д. Троцкий, а затем Г. И. Зиновьев и Н. И. Бухарин.
Концлагеря с их огромной бюрократической системой управления X. Арендт считает главным институтом террора, хотя они не являются изобретением тоталитарной эпохи. Тоталитарные концлагеря предназначены не только для истребления и деградации людей, но также для чудовищного опыта, который состоит в исключении самой спонтанности поведения людей, в превращении человека в простую вещь. Тоталитарное господство, бюрократизируя всю общественную жизнь, стремится организовать сообщество так, как будто оно есть один индивид, пытается свести всех к единым неизменным реакциям поведения.
Тоталитарная идеология требует наличия в обществе абсолютного верховного арбитра по всем вопросам бытия в лице вождя тоталитарного движения. Особая роль харизматического лидера в тоталитарной политической системе, да и сама харизма вождя оказывались в решающей степени идеологически обусловленными.
Тоталитарный вождь персонально берет на себя ответственность за все поступки, совершенные любым членом или функционером при исполнении обязанностей. Такая тотальная ответственность составляет наиболее важный аспект принципа, согласно которому каждый функционер, назначенный вождем, является его живым воплощением, и любой приказ рассматривается исходящим из единственного, постоянно присутствующего источника.
X. Арендт исследовала отличие диктатуры В. И. Ленина от тоталитаризма И. В. Сталина. Характеризуя деятельность вождя Октябрьской революции В. И. Ленина, X. Арендт указывает, что он не имел инстинкта «шефа масс»: не был неоспоримо блестящим оратором, зачастую публично признавал и анализировал свои ошибки, что противоречит правилам демагогии. Во всех вопросах практической политики, в т. ч. национальной, В. И. Ленин, по мнению X. Арендт, прислушивался больше к собственному вдохновению государственного руководителя, чем к марксистским убеждениям.
Как считает X. Арендт, самой серьезной ошибкой В. И. Ленина была передача высшей власти в начале гражданской войны от Советов к партийной бюрократии. Но даже этот трагический для революции момент еще не вел фатально к тоталитаризму.
И. В. Сталин, используя возрастающую власть партийной и государственной бюрократии, окончательно подавил остатки власти Советов, которые как представительные органы могли помешать абсолютному торжеству партии, затем ликвидировал класс свободного крестьянства посредством коллективизации и раскулачивания.
Точно так же был деформирован и рабочий класс: предприятия были конфискованы в государственную собственность, которой управляла бюрократия, стахановская система подорвала классовую солидарность и классовое сознание, создалась рабочая аристократия, а в 1939 г. были введены трудовые книжки, окончательно превратившие пролетариат в гигантскую трудовую армию.
По мнению X. Арендт, партийная и административная бюрократия была полностью подчинена воле И. В. Сталина, являясь столь же атомизированной, как и все общество СССР. Система террора и регулярные «чистки» в партии и государственном аппарате позволяли тоталитарному вождю по собственному произволу заменять партийных, государственных и военных функционеров любого ранга. Тем самым исключалась какая-либо возможность превращения верхушки партийной и административной бюрократии в правящую элиту.
