спорта практически всех людей, а я человек, и ничто человеческое, как говорится…
Столько разных способов надурить самого себя, а потом обвинять и страдать от этого. Карусель никогда не останавливается, ты только иногда слазишь немного поблевать в сторонке, а потом снова лезешь крутиться, даже если приятные ощущения уже давно закончились, осталась привычка, с которой ты ничего не можешь поделать, и уже по инерции продолжаешь все эти сумасшедшие действия, которые не приводят к результату, а лишь тратят время.
Тем не менее, в определенный момент ты осознаешь, что настолько сам себя заебал, что тебе невыносимо находиться в собственном теле, и ты принимаешься методично его разрушать.
Разного рода истязания предоставлены в широком объёме, в аду черти не нужны, мы сами берем инструменты и начинаем инквизицию.
Крестовые походы против собственного разума. Джихад сознания. Бой с тенью.
Кого я пытаюсь удивить?
Кого я пытаюсь сразить одним ударом?
Я нахожу табак под столом в гостиной и это благо. Задушить собственные лёгкие, лёгкий BDSM. Так приятно самого себя связать и ограничить, почувствовать уютность сжимающего со всех сторон латекса, который не позволяет выйти за пределы себя, очерчивая понятную границу, обозначает поле влияния.
Ведь если выходить за рамки и расширяться, если познать и признать свою силу, станет невыносимо страшно от возросшей ответственности за происходящее.
Поэтому, именно поэтому я выстегиваюсь сам на себя.
Из раза в раз
Из года в год
Из жизни в жизнь
***
Вышел, повернул за угол, повернул мысль. В протекторах на ботинках застряли шоркающие камешки, скрипя, иду по улице. Холодные последождевые сумерки начали спускаться на город, в котором меня нет. Как будто я сплю и мне сниться моя жизнь в этом месте, которое своей красотой захватывает, завораживает, кружит в танце, не дает повода сомневаться, не дает повода умирать изнутри. Фонари всю ночь стреляют навылет, светом пронзая до подкорки с противоположной стороны. Тот, кто меня не понял бросает книги в костёр, но это не плохо.
Пускай будет так.
С каждым шагом вибрация повышается, и я не замечаю, как проваливаюсь в другую реальность. За дымкой полуприкрытых глаз пейзаж плавно меняется, теряет текстуру и цвет, ночь сменяется на день, асфальт превращается в песчаник, стены домов перекидывают полномочия от кирпича и бетона к известняку. Здесь почти все из него построено, и я продолжаю идти под палящим солнцем по улицам какого-то древнего города для того, чтобы свидетельствовать ненависть бога.
Я чувствую, как в воздухе разлита эта жаркая, невыносимая субстанция, как она пропитывает и просачивается сквозь поры на коже, и ты начинаешь сам, весь, целиком из нее состоять.
Как будто навалили звук, становиться громче слышать и дышать, я продолжаю наблюдать за происходящим. Сначала замечают самые чувствительные, им поначалу тяжелее всего, видно, как у них давлением внутри черепа почти выдавливает глаза, и это повышение порога входа. Постепенно чувство накрывает всех вокруг, с треском рвется реальность и в воздухе висят сияющие черным и красным аидовым светом полосы – места, в которых начинают появляться жгучие порталы в другое измерение. Паники нет, есть только ужас, потому что каждый понял, что отсюда уже точно не сбежать. Они стоят на месте завороженные, не способные кричать, бежать, предпринимать хоть что-то. Воздух стягивает полотном, обволакивает, душит, среди мерцающих частиц застывшего в воздухе кварца и замедленного времени я слышу гулкий зов. Я не могу не подчиниться, но мне отчего-то совсем не страшно.
Я подхожу к постаменту, на котором возвышается сидящий в позе самурая (сэйдза, хотя самураев, пока что еще даже не изобрели) живой бог. Это его медитация гнева, мне позволено находиться рядом. Он велик. Ростом. Сущностью. Происхождением. Велик, величественен, исполнен. На него трудно смотреть, потому что он ослепляет и обжигает сиянием своей истины, не позволяет ни миллиграмму ложного просочиться в свое поле.
Рядом физически тяжело и давяще, приходится отслеживать вторичные мыслеформы, удерживать каркас оболочки.
Иначе…
Иначе разорвет и растащит, низкие вибрации вычищают протоки.
Время замедлилось, я вижу, как отслаивается омертвевшая кожа с рук.
По сторонам страшно смотреть, но я не могу не видеть, даже с закрытыми глазами, как он взрывает город изнутри.
Грозовая ярость обрушивается шквалом огня, испепеляющее пламя проноситься вдоль улиц, в момент испаряя людское марево.
Два оставшихся в живых человека.
Я и она.
Я слышу ее тихий всхлип у него за спиной. Поберег, спрятал.
Возлюбленная великого бога Гора, императрица трех пустынь, моя мать.
Однажды, будучи юной, доброй и несмышленой, обменяла свой браслет с чистыми изумрудами на безделицу. Деревянную флейту, которую подарила моему отцу. Сказала, никаких камней и золота не жаль, если только ТЫ мне улыбаешься. Не знала, что он тогда прикидывался мальчишкой с синими глазами, просто чтобы посмеяться.
Так смеялся, что сам не заметил, как от ее смеха провалился в Царство Аида. Вернулся, разумеется. Ему все можно.
Можно стать самопровозглашенным наместником, можно повернуть русло реки вспять, можно исполниться презрением и начать войну миров.
Можно в этой войне занять любую сторону, и принести самого себя в жертву ради победы. Можно веселиться и веселить других богов. Можно от человеческой женщины заиметь дитя, так раньше никто не делал, но этому точно все нипочём, он не подчиняется никаким правилам.
И можно уничтожить самый великий город на земле, столицу империи, город пересечения трех торговых путей и порта. Уничтожить, просто потому что можешь это сделать.
Можно придумать тысячу причин, да нужно ли?
Не имея обязанности никому объяснять свои поступки, Боги играют в трёхмерные шахматы, просто потому что скучно. Обладая силой и бессмертием они ставят на поле свои фигуры, и начинают сражение. Шахматы – не единственная аналогия, которую мы у них переняли. Нам тоже хочется быть богами, нам тоже хочется играть. Мы играем в го, мы играем в бридж, мы играем в покер. Континентами и странами, городами и деревнями. Мы играем даже друг с другом, постоянно меняя правила, на лету переключаясь на другую игру.
Мы так сильно хотим познать эту природную жестокость, забывая о том, что Боги не знали жалости, и поэтому были обречены на смерть.
Настоящую смерть, без перезаписи, без бэкапов на резервном сервере.
Ту, которой каждый из нас отчаянно боится, но никогда не получит.
Ту, от которой так трясется и дрожит существо, познавшее бесконечность, и не хотящее ее терять.
Ту, которая случится не с нами.
Потому что по воле случая в нас произошла трансмутация сострадания, а это отправляет наши души прямиком в рекурсивное колесо сансары.
