человек не станет есть. Приняв за чувство голода тревогу, он будет есть слишком много. А если он не чувствует насыщения, то будет продолжать есть и дальше. Вот почему развитие чувственного восприятия является столь важным элементом исцеления от психологической травмы (2, с. 303).
Временами я до сих пор отключена от своего тела и не чувствую голода. Думаю, точнее будет сказать, что я пренебрегаю этим чувством – так же, как и чувством усталости, так же, как и состоянием, вызванным болезнью (вспоминаю, как делала новый рабочий сайт с температурой 39). Я до сих пор учу себя замечать и признавать их. Восстановление связи с телом – тот аспект, который редко рассматривается в привычных подходах работы с травматическим опытом. Ван дер Колк же делает на него упор – и я полностью согласна с ним.
Два важных момента для исцеления:
1. Восстановление интероцепции (связи с телом).
2. Восстановление доступа к левой префронтальной коре.
Но как именно это делать? На данный момент нет единого ответа на этот вопрос. Американская психологическая ассоциация созвала рабочую группу для разработки профессионального практического руководства по ключевым аспектам лечения ПТСР и травмы, чтобы дополнить Руководство по клинической практике для лечения ПТСР / травмы у взрослых, выпущенное в 2017 году. Самое показательное, что эта рабочая группа подчеркнет важность эмпатии и позитивного отношения со стороны терапевта, а также терапевтического альянса, основанного на совместном планировании и оценке лечения пациентом и терапевтом как партнерами (1, с. 79).
Мне кажется это ключевым: да, травмы, полученные в отношениях, мы можем исцелять путем сонастроенности с другими людьми. Важная мысль, следующая за этим: потому что это помогает нам быть сонастроенным с самим собой. Когда человек, переживший травму, осознает, что его «патологические» реакции являются стремлением к выживанию, он может сделать шаг к дороге принятия себя (отказавшись от дороги самоосуждения). Но возможно, этот путь будет слишком сложен для того, чтобы идти по нему в одиночку. Ему нужен проводник, который не побоится его ужаса и сможет сдержать его самый страшный гнев, кто-то, кто позаботится о его целостности, пока он изучает обрывочные воспоминания, которые он так долго держал от себя в секрете (2, с. 235).
С одной стороны, терапевт может играть роль «дополнительной префронтальной коры»: обеспечивать клиента постоянным контактом с моментом здесь и сейчас, создавать способствующую осознанности среду и проявлять любопытство, которое может быть крайне заразительным. С другой стороны, терапевт может способствовать формированию ощущения безопасности в терапии через систему социальной вовлеченности (17, с. 263), о которой мы говорили с вами, затрагивая поливагальгую теорию Стивена Порджеса. Например, путем изменения ритма голоса, мягкого выражения лица, мягкого и прямого взгляда, открытой и наклоненной вперед позы тела, визуального фокуса и полного внимания к клиенту. Исследования подтверждают, что эти элементы влияют на чувство безопасности в клинической практике (15, с. 120).
Человеческий контакт и синхронизация с другими людьми способствуют физиологической саморегуляции (2, с. 235). Чтобы измениться, люди должны изнутри познакомиться с реалиями, противоположными столь хорошо знакомым им ощущениям ступора или паники, вызванных травмой, и заменить их чувством защищенности, контроля, радости и связи с окружающими и самими собой (2, с. 343).
Как именно мы можем это сделать? Что ж, современные руководства по лечению КПТСР предлагают самые разные варианты (и еще раз подчеркну: ни один из них не является стопроцентно эффективным). В эти варианты входит и психофармакология. Если говорить об отечественном подходе, то в нем существуют следующие рекомендации, связанные с посттравматическим стрессом: «В лечении ПТСР целесообразно использовать комбинированную терапию, соотношение психотерапии и психофармакотерапии должно определяться с учетом особенностей клинического случая (…). В марте 2023 года Министерство здравоохранения Российской Федерации утвердило отечественные клинические рекомендации по ПТСР, в них выделен список препаратов с учетом особенностей российского опыта, в частности, широко представлены небензодиазепиновые анксиолитики» (35). Бессел ван дер Колк предлагает смотреть на препараты как на то, что может помочь пережившим травму людям выбраться из плена собственных эмоций, но при этом рассматривать их лишь как вспомогательное средство в комплексной терапии (2, с. 46).
А в психотерапии травмы мы можем пойти разными дорогами. Давайте изучим некоторые из них, используя персонаж Филифьонки из вселенной муми-троллей Туве Янссон. О нем мне рассказала одна моя прекрасная клиентка, и в рамках работы над травмой мы немного переиначили эту сказку.
Филифьонка идет к психотерапевту
Где-то на берегу моря жила-была Филифьонка, и она была во власти всепоглощающего страха. Несмотря на безмятежность ее жизни и мира вокруг, ей все время казалось, что должна произойти катастрофа. Жизнь Филифьонки не была совершенна – ей не нравился дом, в котором она жила, а ее единственная приятельница Гафса ее не понимала, но тем не менее внешний мир Филифьонки был полон спокойствия.
«Слишком уж хорошая была погода, неестественно хорошая. Что-то должно случиться. Она это знала. Где-то за горизонтом затаилось что-то темное и ужасное – оно росло, оно приближалось – все быстрее и быстрее…
– И даже не знаешь, что же именно происходит, – прошептала Филифьонка.
А море потемнело, море заволновалось… Померкло солнце…
Сердце ее заколотилось, по спине пробежали мурашки, она резко повернулась, словно ожидая увидеть подкрадывающегося сзади врага… Но за спиной у нее по-прежнему сверкало море, по дну все так же плясали солнечные зайчики, и легкий ветерок ласково поглаживал испуганное личико, как бы успокаивая ее…
Но не так-то просто успокоить Филифьонку, охваченную беспричинным страхом» (36).
Каждый день в своем воображении она переживала катастрофу; а затем катастрофа все-таки случилась – пришла буря, принесла с собой смерч, он разрушил опостылевший Филифьонке дом, и это принесло ей облегчение и радость.
«Филифьонка глубоко вздохнула.
– Теперь мне совсем нечего бояться, – сказала она. – Я совершенно свободна. Теперь мне все нипочем» (36).
Я предлагаю немного поколдовать над этим прекрасным персонажем и ее историей: возможно, Филифьонка была охвачена имплицитными воспоминаниями, и когда она стала заниматься своим психообразованием, то поняла, что ее «кошмары наяву» являются следствием уже пережитой ею катастрофы. Что, возможно, ее беспомощность в отношении жизненных событий является отражением ужаса, пережитого ею когда-то, и ей не хватает энергии для того, чтобы переехать из дома, который не приносит ей радости, – вместо этого она раз за разом переживает свой дискомфорт привычными ее организму способами.
Итак, Филифьонка постановляет: реакции ее тела и разума говорят о том, что ей довелось столкнуться с тяжелыми переживаниями, – и теперь она пытается понять: что же ей с ними делать?
