и, наконец, с мамой
• Эта книга
Я сменила много психотерапевтов (в какой-то момент я заметила, что обращаюсь к психиатрам, которые практикуют в сфере психотерапии). Затем я осознала, что делаю это вовсе не потому, что не доверяю своим коллегам-психологам. Кто-то во мне искал ответы и понимал, что эти ответы лежат за пределами условной нормы, в более серьезных психических нарушениях. Кто-то во мне видел надлом (который был нормальной реакцией на ненормальную ситуацию, ведь патологизация нашего естественного состояния мне не близка), однако не особенно стремился его признавать.
Терапевтический процесс осложнен границами нашей психики: мы работаем с тем, что находится в рамках дозволенного, и, если наша психика, стремясь защитить нас, прячет многие вещи, они автоматически попадают в области «несказанного», которое скрывается под грифом «неважное». В моем случае «неважным» оказались университетские годы, отсутствие огромных фрагментов в памяти касательно детства, а моя способность убедительно выстраивать самые разные факты и доводы, превращая их в стройную систему, не давала моим психотерапевтам возможности увидеть то, что пряталось в глубине моего тела и моей психики: следы травмы.
Я долго была в терапии. И я преподносила обстоятельства из разных периодов своей жизни под соусом «нормальности». Это страшно – признавать травму. Это страшно – признавать то, что привыкло прятаться за семью замками отрицания. Но самое страшное – не иметь возможности быть даже осведомленным об этом…
Несмотря на опыт личной терапии, групповой терапии, множество обучений на тему самых разных вариантов травматического опыта, супервизию и работу с детьми, пострадавшими от жестокого обращения (что может быть более красноречивым?!), мне успешно удавалось не замечать слона в комнате. Еще бы: создавать кажущуюся нормальность было профессией, которую я освоила с самого раннего детства – гораздо раньше, чем стала психологом.
К тому же границу между нормой и патологией так легко размыть с помощью слов, которые мы используем. Наш язык предлагает нам множество приемов, которыми можно сгладить реальные вещи и сделать их гораздо более приемлемыми – такими, на которых не стоит заострять внимание.
«Жестокость» прекрасно заменяется словом «строгость». Физическое и эмоциональное насилие подавались мной под соусом «конечно, временами мама могла быть строгой…», а дезорганизованная привязанность превращалась в «…но я очень любила ее».
Три года употребления амфетамина превращались в «иногда баловалась наркотиками – о, эта юность и ее эксперименты!».
«Ложь» прекрасно заменялась словом «фантазия». То, что я лгала о самых тяжелых вещах в своих отношениях, я подавала под соусом «иногда я кое о чем умалчивала, а иногда кое о чем врала, но все мы не идеальны».
Долгое время мне и моим психотерапевтам было достаточно моего вполне здорового ответа на вопрос, связанный с актуальным контекстом: «Как вы к себе относитесь?», – я считаю себя значимой, достаточной, сильной, умной, в меру красивой, выносливой, а теперь давайте поговорим о трудностях в моей повседневной жизни.
И ключевое: я ни в коем случае не обесцениваю всю проделанную работу над своим настоящим. Более того, я считаю, что без этой работы я не смогла бы опознать того самого слона в комнате. Я снова повторю: самое главное – это то, как мы выжили, а не то, как мы травмировались. Самое важное – это то, как мы строим свою жизнь здесь и сейчас. Благодаря работе над благополучием в своем настоящем я получила допуск к режиму обучения и только затем отошла на шаг назад, чтобы взглянуть на полную картину своей жизни. Это лишь моя история, и ваша логика исцеления может быть совершенно не похожа на то, что происходило со мной, – но то, что мы знаем о травме к этому моменту, неизменно сводится к понятию нейропластичности. К практике нового поведения, раз за разом. Именно это новое открывает возможности для другого восприятия своего прошлого и себя в нем.
Возникает вопрос: как же мы можем работать терапевтами тогда, когда не можем гарантировать того, что мы сами уже достаточно исцелены?
Определенно, в этот момент своей жизни я знаю себя и свои травмы лучше, чем пять лет назад. С той же определенностью я смогу сказать о себе это через пять лет. И определенно, клиенты, работавшие со мной пять лет назад, работали с той версией меня, которая знала себя ровно настолько, насколько она могла на тот самый момент.
И это верно в отношении любого другого психотерапевта. Исцеление, как и обучение, – это дорога длиною в жизнь. На разных этапах нам доступны разные области этой дороги. И это касается терапевтической этики: определенно, нам важно быть в контакте с самим собой для того, чтобы работать со своими клиентами и пациентами. Определенно, нам важно посещать терапию и регулярно проходить супервизию. Определенно, нам важно иметь необходимый уровень образования и профессиональной подготовки. Но также определенно и то, что, следуя за этими требованиями, мы все равно ограничены своими возможностями здесь и сейчас, так же как и возможностями науки.
И снова – на мой фаталистичный взгляд – это то, с чем нужно смириться. Допуск в мир психотерапии – это стандарты этики. Да, в РФ нет закона о психологической помощи, но есть, например, стандарты APA [30] (которым я настоятельно рекомендую следовать). И требуя от себя «идеального исцеления» и «идеального знания», мы требуем от себя невозможного. Наши знания меняются – как о себе, так и о психотерапии. Наука идет вперед. Наша жизнь идет вперед. И все, что мы можем, – это знать зону своего ближайшего развития и смело погружаться в нее.
Мы приобретаем новые знания благодаря тем знаниям, которые уже есть у нас на руках. Мы узнаем благодаря знаниям. И да – мы исцеляемся об исцеление.
В работе с клиентами я стараюсь фокусироваться на настоящем. На их благополучии в моменте здесь и сейчас. На их отношении к себе здесь и сейчас. На их устойчивости здесь и сейчас. На их сопереживании себе и другим здесь и сейчас. На тех ценностях, которые значимы для них здесь и сейчас. На их связи с разными частями себя здесь и сейчас. Конечно, мы заглядываем в прошлое – но лишь тогда, когда они сами действительно этого хотят.
Но если не чувствовать удовлетворения от таких повседневных мелочей, как вечерняя прогулка, приготовление ужина или игры с детьми, жизнь неизбежно будет проходить мимо (2, с. 84).
Нам не обязательно говорить о травме для того, чтобы исцеляться, – слышала я на множестве обучений, видела я на множестве примеров, подтверждала я своей
