оград – способ присвоить себе часть земли {132}.
В современной России кладбища по-прежнему плохо регулируются. Несмотря на то что это обязательно {133}, кладбища, как пишет Сергей Мохов, «специально не ставятся на кадастровый учет – следовательно, как юридические объекты они не существуют» {134}. В России они по-прежнему возникают стихийно – в лесах, на окраинах небольших городов и деревень. И, несмотря на то что закон гарантирует бесплатное погребение {135}, похороны зачастую обходятся дорого: многочисленные посредники требуют денег, пользуясь горем родственников и незнанием законов {136}.
В России как нигде люди сталкиваются с множеством бюрократических и логистических трудностей. И само их преодоление становится новым ритуалом: как раньше души проходили сквозь препятствия на пути к загробному миру, так россияне сталкиваются со сложностями, чтобы похоронить близкого. Здесь забота о внешнем выходит на новый уровень. Так, например, наш ритуал похода на кладбище к родителям сводится к тому, чтобы приехать, отмахать полтора километра до могилы, а затем в поте лица выкапывать сорняки. В отсутствие других ритуалов это позволяет почувствовать, что ты все еще можешь что-то сделать для близких, оказавшихся по ту сторону.
Всего за один век смерть исчезает с улиц и с глаз людей, прячется в больницах и за закрытыми дверьми. Окружающие будто перестают умирать: если это и происходит, то где-то далеко, не с нами.
Смерть отдаляется, и столкновение с ней становится шоком. Исчезновение ритуалов и правил поведения приводит к тому, что люди не знают, как вести себя во время горя и рядом с горюющими – столь неприятным напоминанием о собственной уязвимости. Поэтому смерть скрывается, что будто бы проще для всех. Горюющий на публике делает вид, что ничего не произошло, и ему не приходится заглядывать внутрь себя, разбираться с тем, что же он чувствует. А для окружающих он не становится неудобным человеком, которому нужно особое, неизвестно какое отношение.
Даже сами похороны становятся все больше формальным, внешним событием. На смену ритуалам, призванным помочь душе в ее путешествии, приходят ритуалы путешествия тела, которые можно выполнять механически, не погружаясь в свое горе.
Однако, несмотря на все попытки скрыть смерть, она никуда не девается. В измененном, извращенном виде она прорывается в массовую культуру, в боевики, триллеры, фильмы ужасов, смотрит на нас из дула пистолета в шутере.
До конца убить смерть невозможно, и уже в середине ХХ в. люди начинают выступать против господствующего отношения к ней, пытаются разрушить «заговор молчания».
«Жить надо так, будто ты завтра умрешь» – популярная тема среди гуру, коучей и медийных психологов. Услышав эту сентенцию подростком, я впала в ступор. Мне казалось, что, если я завтра умру, бессмысленно все. Зачем пробовать писать, искать любовь всей жизни и хорошо учиться в школе, если завтра не будет? Каждый раз, задумываясь о смерти, я чувствовала лишь ужас и тщетность всего. Чтобы жить, думала я, нужно как раз НЕ думать о смерти, иначе ничего не получится. Ведь на самом деле мы не умрем, по крайней мере не сегодня.
27 февраля 2022 г. Владимир Путин приказал военным привести ядерные силы в режим особой готовности {137}, и все вокруг заговорили о ядерной войне. Заговорили без шуток, как о возможном развитии событий. И я помню, как смотрела в окно, пила чай, а перед глазами была боеголовка, несущаяся прямо на нас, разрушающая город, сжигающая его до пепла. Перед глазами стояла смерть, настоящая. Не фальшивое «представь, что ты завтра умрешь», а нечто жуткое, до тошноты. И тогда я по-настоящему задумалась: хорошую ли жизнь я прожила, все ли сделала так, как хотела бы? Взгрустнула о том, чего еще не успела, пошла и помирилась с сестрой.
Как вы уже знаете, ядерной войны не случилось, а ощущение дышащей в лицо, спокойной смерти осталось со мной. К тому времени была готова почти вся книга, но только в тот день я не поняла головой, а прочувствовала, каково это: жить так, будто завтра умрешь. Жить в присутствии смерти, но при этом жить.
В противовес «заговору молчания» современного подхода уже в ХХ в. появляются движения за возрождение смерти, то есть за возвращение к разговорам о ней, за ее нормализацию. Они призывают вернуться к тому, что было при традиционном подходе, к пониманию: смерть – естественная часть жизни, не стоит ее бояться и не нужно избегать разговоров о ней.
Однако, в отличие от традиционного подхода, при котором смерти не боялись, но и не придавали ей особого значения, «возрожденцы», как называет их Тони Уолтер, хотят обсуждать смерть, разбирать ее механику, понимать, как с ней работать не в рамках общих ритуалов, которые, как мы помним, перестают действовать, а с научной и личной точек зрения. Появляются различные способы проживания горя, от известных большинству стадий Кюблер-Росс (отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие) до менее распространенных фаз Боулби и Паркеса (подробнее о них см. часть II), и смерть-позитивные (по аналогии с секс-позитивными) движения, например Death Cafe {138} или «Орден хорошей смерти» {139}.
Все эти веяния нормализуют открытый диалог о смерти с возможностью придерживаться своих, даже отличных от тех, что есть у большинства, взглядов и выступают за возможность горевать и умереть по-своему. Человек может и должен иметь право горевать и умирать на своих условиях, так, как откликается именно ему.
В подходе будущего главное определение «хорошей» смерти – это смерть по-своему, так, как человек сам решит. И поскольку каждый человек уникален, уникально будет и его представление о «хорошей» смерти.
Несмотря на это, можно выделить достаточно четкое понимание «хорошей» смерти и «хорошего» горя, которого придерживается большинство «возрожденцев». И поскольку это своеобразный ответ современному подходу к смерти, главными становятся разговоры о смерти, выражение связанных с ней эмоций и их нормализация.
Как и в рамках традиционного подхода, «хорошей» становится смерть осознанная. Но если раньше основное путешествие душа совершала после смерти, то в подходе будущего это путешествие начинается еще до нее.
Достижения медицины позволяют значительно продлевать жизнь даже смертельно больным людям, и мы переходим в уникальный мир вроде бы умирающих, но еще долго живущих людей {140}. Чем дальше, тем больше смерть становится отложенным событием, и у людей появляется возможность (и необходимость) примириться со своим умиранием, пройти путь до принятия смерти.
Переход происходит на двух уровнях: психологическом и физическом {141}. На первом идет работа над эмоциями, мыслями и представлениями. И если при традиционном подходе само собой разумеется, что человек придет к принятию смерти прямо перед кончиной и единственное, на что он может тут опираться, – это ритуалы, то в подходе будущего принятие смерти – целая работа. Предполагается, что у человека уйдет некоторое время, чтобы дойти до нужной стадии, и в этом ему помогут книги, специалисты, различные практики и другие люди, оказавшиеся в схожей ситуации (подробнее о них смотрите «Горе по-своему»). Они помогают человеку осознать неизбежность и близость смерти, перейти к ее принятию и ощущению покоя и спокойствия в отношении нее, к пониманию, что́ для него будет «уйти по-своему» – то, к чему, по мнению «возрожденцев», должен стремиться каждый {142}. А также найти баланс в необычной двойственной ситуации умирания, в которой он оказывается.
Даже если исключить психологическую поддержку, практически всегда умирающему нужна помощь, как минимум медицинская и бытовая: дать лекарства, сделать уколы, помочь подняться, вынести судно. И чем ближе человек подходит к смерти, тем в большей степени ему приходится полагаться на других. Он оказывается в зависимом положении от тех, кто о нем заботится, и эту зависимость нужно осознавать и принимать.
Кроме того, чтобы реализовать возможность умереть по-своему, человеку необходимо отстоять свое право на самоопределение перед теми, кто о нем заботится. Он должен иметь право голоса, возможность высказать свои пожелания или отказаться от чего-то, то есть иметь контроль {143}.
В современном обществе проблема с обоими пунктами. Те, кто привык во всем полагаться на себя, с трудом принимают заботу, особенно такую неявную, как сопереживание, утешение, поддержка. А в контроле умирающим часто отказывают медучреждения и даже близкие люди. Например, в больницах персонал нередко инфантилизует пациентов: к ним относятся как к детям, обращаются по имени и сюсюкающими голосами, не воспринимают всерьез их требования и просьбы {144}. Возможно, считает Уолтер, такое отношение помогает человеку смириться со смертью: он все больше
