Машину сильно качало, и Чижов сел на свое место, поглядывая на незамкнутый висячий замок.
Белый отстегнул штык, сунул его в валенок, а карабин положил урядом. «Воронок» выехал на центральную улицу.
Поселок пребывал в воскресном покое. Народ похмелялся. Самогон в этих местах стал главным утешителем. Его гнали все, кто мог стоять на ногах.
Его хранили в бочках, но дешевле он от этого не становился. Тысяча зеков с лужеными глотками отдавали последнюю пайку за глоток мутной отравы.
Белый медленно проехал вдоль деревни к проселочной дороге, которая выходила к шоссе, на противоположную сторону от зоны. Ему потребуется полчаса, чтобы промахнуть тридцать километров.
Чижов доложит об исчезновении машины, охрана позвонит на КПП, те поедут навстречу, но никого не встретят и из поселка дадут сигнал тревоги.
Раньше чем через полчаса шухер не поднимут, а за это время можно успеть дотянуть до базы.
Через десять минут машина выскочила на главный перекресток. Тут зеки разделяются на бригады, и каждая идет на свой участок валить тайгу.
Прямо по дороге, если пересечь трассу, можно добраться до одноколейки. Пятнадцать верст – и станция. С нее ходят «кукушки» до главной «железки», а также гонят лес к базам и леспромхозу. Если свернуть на запад, то через полсотни километров начнутся воинские части, военные городки и газовые разработки. Такой кордон не проскочишь. Если свернуть на восток, то прямая, как стрела, магистраль пройдет сквозь тайгу и через сто сорок километров упрется в Томск. Затея бессмысленная и пустая. Лучший способ – идти напрямки к «железке».
Но Белый свернул на восток. По всем здравым расчетам он шел на сознательную гибель. У него был один шанс из тысячи, если бы он рванул к одноколейке, но в глухой тайге шансов нет…
***
В самом сердце старой Москвы, на Сивцевом Вражке, в престижном кирпичном доме, где квартиры – музеи, а не жилье, собиралось совещание для узкого круга лиц. Кстати, о музеях. Кое-что из музейных редкостей украшало квартиру, о которой пойдет речь, но никто не говорил об этом вслух. Здесь можно восхищаться, любоваться, но не задавать глупых вопросов.
Хозяин роскошных апартаментов вышел из ванной комнаты в белом махровом халате, продолжая вытирать взъерошенные посеребренные волосы цветастым полотенцем. Его босые ноги по щиколотку утопали в ворсе зеленого ковра. Этакий газончик на четырнадцатом этаже. Стоявший у дверей швейцар согласно моде носил не ливрею, а обычный двубортный костюм пятьдесят шестого размера и скромный однотонный галстук. Размер воротничка соответствовал размеру головы, и – как неотъемлемая часть туалета современного двереоткрывателя – трубка мобильной связи в левой руке. Меняются времена, меняется мода.
– Ну что, Ник? – спросил хозяин у ключника.
– Все в сборе, Дмитрий Николаевич. Они в гостиной.
– Вот и чудненько.
Насвистывая популярную песенку, хозяин прошел по длинному широкому коридору и свернул в последнюю комнату. Здесь было светло, просторно и накурено. Появление в арочном проеме человека в домашнем виде никого не смутило. Двое мужчин сидели на диване и один в стороне, особняком, в глубоком плюшевом кресле.
Дмитрий Николаевич сделал общий жест приветствия, прошел к окну и открыл балконную дверь. Свежий морозный воздух ворвался в помещение, но зима не смущала босого человека в халате; отбросив полотенце, он присел на крутящийся табурет у рояля и осмотрел присутствующих. Его взгляд остановился на мужчине в кресле. Он сидел смирно и ждал, когда к нему обратятся. Жесткие черты лица, тонкие губы и ямочка на подбородке. Человек без внешних недостатков, но имеющий отрицательный заряд обаяния. Глядя на него, трудно поверить, что такие люди имеют хороших друзей, крепкую семью, поднимают тост за чье-то здоровье и желают кому-то счастья и долгих лет жизни.
– Прошу, господа, познакомиться. Перед вами, на мой взгляд, самый опытный сыщик среди тех людей, кто заслуживает этого звания. Не будем путаться в именах, рекомендую называть его Фил. Коротко и доходчиво.
Все присутствующие знали слабость хозяина к американской беллетристике и превращению любого имени в аналог заокеанского. Дмитрий Николаевич старался подражать литературным крестным отцам и выглядеть холодным и лаконичным, что никак не вязалось с его мальчишеской энергией и темпераментом, который он сохранил до сорока восьми лет.
– Итак, любезнейший Фил, вы видите перед собой двух разгильдяев.
Одного зовут Чук, другого Гек. Вы наверняка читали о них в детстве. Но вот они выросли. Детки одной мамы и живут тем, что ждут Деда Мороза, который положит им подарки под елку Великовозрастные детишки забыли, что сегодня надо работать в поте лица, а не ждать манны небесной. Сегодня все нужно брать своими руками и уметь удерживать взятое. Но эти господа умеют только терять. Я прав?
Никто не отвечал. Ритуал нудного журения подходил к концу. Хозяин достал из халата кожаный портсигар и, закуривая коричневую сигарету, внимательно разглядывал полулитературных Чука и Гека. Как и в сказке, они не походили друг на друга. Тот, кто носил кличку Чук, смахивал на банкира, каким его изображали карикатуристы в старых номерах «Крокодила». Полный, с орлиным носом, выпученными карими глазами, под которыми висели метки, и пухлый рот, который, завершая картину, и делал Чука похожим на доброго дядюшку, готового в любую секунду достать конфетку из кармана. Тот, кого называли Геком, походил на боксера, сошедшего с ринга. Усталый мутноватый взгляд стальных глаз, утонувший в черепе нос, по которому много долбили ковшом экскаватора и наконец добились своего. Гек беспрестанно жевал резинку, и его выпуклые скулы играли на лице, как бицепсы культуриста на арене. Гек носил рыжие усы, которые прятали его заячью губу, а жидкий ежик не мог скрыть выпуклости и неровности своеобразного черепа.
Ну а если припомнить, что главный критик оставался хозяином положения и квартиры, то можно кратко добавить к уже сказанному, что по многим достоинствам и недостаткам Дмитрий Николаевич имел отличную спортивную форму и безграничное самомнение. Но если верить его изречениям, из коих некоторые имели убедительные аргументы, то внешность, манеры, слова часто обманывают нас.
Верить можно только поступкам.
– Итак, уважаемый Фил, – пафосно начал хозяин, – пора нам услышать результаты ваших поисков.
Элегантный сыщик встал. Голубой костюм из легкой ткани плохо сочетался с зимними холодами, но, возможно, другого не было. Говорить или отчитываться он не привык, легче написать. В докладах Фил путался и оставлял о себе слабое впечатление.
– С чего начать?
– Так, как вам удобно.
– Хорошо. Могу сказать главное. Хрящ нагрел всех. Мы его недооценили. У бандита блестяще развито чутье. Достаточно сказать, что за пятьдесят три года Хрящ имел всего лишь две судимости. Его след затерялся десять месяцев назад под Владимиром. Он уходил из Москвы на восток. Точно известно, что денег при нем не было. О сообщниках Хряща ничего не известно.
Скорее всего он их уничтожил. Я задействовал свои связи на Востоке и на Севере.
И не зря. Сначала его след обнаружили в Челябинске, затем в Омске и в Новосибирске взяли с поличным. Старый, но проверенный трюк. Хрящ вскрывает палатку и крадет ящик водки. Три года лишения свободы. Теперь он отсиживается на нарах где-то в Алтайском крае. Детали нетрудно уточнить.
– Но почему он не сел в Москве? – спросил Дмитрий Николаевич.
– В центральной полосе у него нет должного авторитета, неизвестно, куда он попадет после московского суда. При желании его можно достать и в зоне.
Но в Сибири вам его не сдадут, и Хрящ уверен, что сидит за каменной стеной. Он понимает, что в Москве идет активный поиск его персоны, и уверен, что его нащупают, как это сделал я, но он также знает, что результата мы не добьемся.
Могу вас заверить, деньги в Москве, но без Хряща их не найти. Ваше дело, какое принимать решение, но мои возможности исчерпаны. Поиски денег не мой профиль, я не кладоискатель и не верю в подобное мероприятие. Бездарная трата времени.
После некоторой паузы рот открыл Чук. У него был высокий, почти визгливый голосок, который не вязался с его массивной фигурой и солидностью.
– Дмитрий Николаевич, каким бы хитрецом или кретином этот Хрящ ни выглядел, он не выдержит три года, зная, что где-то лежат три миллиона зеленых.
Ночные кошмары замучают. Гномик с лопатой по ночам его клад откапывать будет.
– Миллион за год отсидки. Любой согласится. Три года кошке под хвост, и весь мир в кармане, – заключил Фил.
– В том, что Хрящ убил сообщников, я не сомневаюсь, – продолжал Чук. – Он никому не верит. Боюсь, он и себе не верит.
Дмитрий Николаевич взглянул на молчаливого Гека.
– Ну а ты что скажешь?
– У меня вопрос к господину сыщику.
– Спрашивай, – дал разрешение председательствующий.
