– Шесть лет лишения свободы с отбыванием первых трех лет в колонии строгого режима, оставшихся трех лет – в колонии общего режима.
Парочка народных заседателей – передовики производства с какого-то завода, плохо понимающие по-русски. Эти летать готовы от внезапно свалившейся на их глупые головы значимости.
Секретарь суда ковыряет на круглом лунообразном лице прыщи, вытирает пальцы о цветастые шаровары и сурово хмурит насурмленные брови.
Абсолютным дураком улыбается адвокат, не сумевший произнести ни одного умного слова. Он даже доводы самих осужденных повторить в нужный момент не сумел. Что это? Равнодушие? Нежелание понять? Нет, это был «предварительный сговор», точно такой же, какой приписывали им.
Они сидели в металлической клетке, как звери. Перед оглашением приговора бывший командир роты капитан Охлопков наклонился к Дым Дымычу и со смехом прошептал:
– Было бы куда податься, мы бы с тобой эту охрану голыми руками уложили…
– Я бы с судьи начал… – ответил Дым Дымыч. – И вон с той прыщавой… Терпеть не могу, когда лицо ковыряют. Плюнуть в харю хочется…
Они в самом деле без проблем уложили бы охрану и ушли. В этом ни тот, ни другой не сомневались. Эти идиоты, прапорщик и солдаты внутренних войск, не знают простой теории охранения. Несколько секунд, и они лежали бы, раскинув руки в разные стороны, беспомощные и безоружные. Сдерживало другое. Накануне последнего заседания суда их вызвали в кабинет для допросов следственного изолятора. Сразу двоих. Это было неожиданно и непонятно.
Следователь сидел за столом. Беседу начинать не спешил. Предложил сигареты, они отказались. Оба некурящие. Молчали минут пять. Потом дверь открылась и вошел незнакомый полковник. Военный, не из внутренних войск. Брезгливо махнул рукой следователю.
– Но… – привстал тот.
– Так надо, – сказал полковник жестко.
Следак испугался одного его взгляда и ушел без дальнейших вопросов. Тогда они поняли, что этот полковник из ГРУ. Только к представителю Службы или к представителю Конторы следак мог проявить такое почтительное подчинение. Полковник носил красные общевойсковые погоны, а не конторские ярко-синие. Следовательно, он из ГРУ.
Они ждали. Визит своего человека вселял надежду.
Полковник достал трубку, набил ее и долго раскуривал, по-сталински расхаживая по кабинету. Наконец сел на место следователя. Поднял глаза. Долго смотрел молча на одного, потом на другого. Смотрел устало, с сожалением.
– Полковник Костомаров, – представился он. – Мы, кажется, незнакомы?
– Нет, – сказал Охлопков. – Но я помню вас по Афгану. Тогда вы были подполковником. Видел вас мельком.
– Был я и подполковником… – вздохнул Костомаров.
– Как понимать ваш визит? – Охлопков не слишком верил, что полковник сможет им помочь. – Дань вежливости по отношению к нашим заслугам?
– Не ерепенься, – тихо сказал Костомаров. – Короче, так, ребята. Чем спецназ ГРУ отличается от любого другого спецназа? Умением выживать. Это ваша нынешняя задача. Мы пытались все сделать. Но очень мешает МИД. Вы просто попали под ветряную мельницу. Дует новый ветер. Несет перемены. Начались перемены в Москве, автоматически они отозвались в Афгане. Вас подставили. Очень грубо, но подставили. Избежать этого не удалось. Завтра будет читаться приговор. Будьте готовы. Лишнего на себя не берите. Я понимаю, что вы можете это сделать… Но к чему вам в своей стране потом всю жизнь прятаться. Вам нужно элементарно выжить.
– Сколько? – спросил Сохатый напрямую.
– Дадут вам много. Через полгода будет амнистия.
– Под амнистию не попадают «особо тяжкие»… – Законы Охлопков знал. В камере успел выучить. Там знание законов преподается быстро.
– Это и я знаю. Но надо, чтобы МИД про вас забыл. Тогда у нас развяжутся руки. Я обещаю вам это. Потерпите полгода…
– А потом? – зло спросил Охлопков.
– За «потом» я ручаться не буду, просто не могу ничего обещать конкретно. – Костомаров, по крайней мере говорил честно. – Возвращения на прежние должности не будет. Но я попробую хоть что-то сделать. Звания, возможно, восстановим. Только уже будет не спецназ. Со спецназом вы попрощались. Может быть, в агентурном… Может быть… Есть же еще службы… По крайней мере, не на должность заведующего складом. Вы знаете…
Они знали. Слышали, если говорить точнее. Бывших спецназовцев, по каким-то причинам осужденных – что не редкость, – с удовольствием берет к себе на работу отдел ликвидации. Очень засекреченный отдел. О котором даже они, офицеры спецназа ГРУ, только слышали.
Полковник нещадно дымил. Сизые слои висели над его головой. Он от дыма слегка щурился, чтобы не щипало глаза, но смотрел прямо. Честно смотрел, с сочувствием. Не как те военные чиновники, с которыми приходилось встречаться до этого. Да и был он не чиновник. Он представлял собой Службу. Сам – бывший спецназовец, как помнил Охлопков.
Они ему поверили. И потому после прочтения приговора охранники остались в живых.
Выживать спецназовцы ГРУ умели.
3
Сработала сигнализация в машине Сохатого. Услышав голос своей «БМВ», он посмотрел в давно не мытое окно. Многолетний слой пыли на стекле напомнил о былой военной аккуратности, но не помешал рассмотреть, что рядом с «БМВ» никого нет. Просто система сигнализации дурацкая, как и большинство существующих систем – специально предназначена, чтобы нервных бродячих кошек пугать. Не успеет мимо груженый грузовик проехать, как твоя тарантаска уже завыла.
Из окна сигнализацию отключить невозможно. Но Дым Дымыч как раз собирался выйти из дома…
До добротного дома Хавьера на окраине города Сохатый добрался за пятнадцать минут. Без проблем вычислил наружный пост – в этих делах воровской авторитет всегда аккуратный – за квартал от поворота на узкую улочку, где находится дом, стояла старенькая «жучка». И худосочная физиономия за стеклом блеснула стальными фиксами, изображая приветственную улыбку. Хавьеру с этого поста, вероятно, сообщили, что Сохатый проехал. Ворота при приближении открылись без сигнала.
Дом большой и крепкий, но в сравнение не идет с теми, что понастроены за последние годы в округе. Хавьер жил строго, как и положено правильному вору. «Законником» он не стал по одной простой причине – имеет десятилетний трудовой стаж. Был в молодости шахтером и ползал с черным лицом по шахтам, отчего, как он сам говорит, до сих пор кашляет. Правда, в последние времена на «правильность понятий» внимания не обращают. Звания вора многие нынешние, зону не топтавшие, не заслуживали. Просто покупали. Хавьер на такое не шел из гордости и ради поддержания авторитета старой школы. По той же причине не пожелал иметь шикарный особняк, хотя позволить такое себе мог. Вор должен жить скромно.
Сохатый вышел из машины, посмотрел на парочку «быков», встретивших его во дворе, и демонстративно, чтобы подразнить обитателей, включил сигнализацию. «Быки» вызывали у него невольную улыбку. Они чем-то напоминали утреннего охранника Толстяка, только более накачанные – целыми днями штангу во дворе ворочают. С ними Сохатый, если возникла бы надобность, разобрался так же просто, как с утренним. Он уже не раз говорил об этом самому Хавьеру, но тот махал рукой:
– Ты есть ты. Таких больше не бывает. Будем надеяться, что ты не примешь на меня заказ, со мной не посоветовавшись, – и резко смеялся над своей шуткой, как харкал. С легкими у старика были нелады.
Хавьер обедал. Дожевывая кусок жареного мяса, жестом пригласил Сохатого к столу. Старик махнул рукой кому-то, скрывающемуся за занавеской на кухне. И тотчас перед Дым Дымычем поставили тарелку. Принес ее старый знакомый еще по пересыльной тюрьме – Шурик Беломор.
– Зачем ты этого осла рядом с собой держишь? – спросил Сохатый, не смущаясь, что сам «осел» стоит у него за спиной.
На удивление, Беломор промолчал. Дым Дымычу это показалось странным. Это перед Хавьером Беломор – мальчик. А с самим Сохатым он обычно держится на равных. Даже задиристо, когда есть кому заступиться. Но только не молчком.
– Он парень верный, – холодно улыбнулся Хавьер и вопросительно посмотрел на Беломора. Тот сразу же исчез за занавеской.
…С этого самого Беломора начались неприятности Сохатого среди уголовного окружения. Там, в Ташкенте, еще чувствовали близость Афганистана. Там даже в СИЗО к афганцам относились с опасливым уважением. Потом был трясучий, с жесткими сквозняками вагон и затертая шутка – «вологодский конвой шутить не любит». Конвой попался, к счастью, не вологодский. Но тоже не подарок.
На одной из станций охранники не стали ждать, когда растащат состав через железнодорожную «горку».
– Выходить по одному. Вышел, руки за голову, встал на одно колено. И быстро. Времени мало, – раздалось по вагонам.
Кто плохо шевелится – прикладом в затылок.
