— Телеграмма и уведомление в наличии оказались?
— Еще бы! — обрадовался Пушкарь. — Муженек будто ждал, что затребуют.
— Ты и его заподозрил?
Андрей кивнул и предложил:
— Давайте еще по маленькой?
— Ну, если по маленькой.
— Не беспокойтесь, напиток проверенный. Дед мой его уважает, вон он вышел подышать, видите?
Мазин взглянул в окно. На врытой в землю скамейке возле флигеля сидел старик в собачьем треухе и смотрел на ожившее тем временем море. Тучи поредели, и по серой воде то там, то поближе пробегали светлые полосы, серебрили поднявшуюся рябь.
— Любит он так сидеть. Жизнь у него не дай Бог сложилась, теперь кончины ждет. Воздух, однако, поддерживает, да и стопочка. Ну да отвлекся я. Ваше здоровье!
Мазин пригубил стопку. Напиток был в самом деле хороший, а воздух не чета городскому, но кончины он пока не ждал, еще много хлопот предстояло, требующих самоограничений и трезвой головы.
— Как дальше дело шло?
— Дальше не пошло, шлагбаум опустили. Стоп. Кирпич. Зона.
— Что за зона?
— Несмышленым вход воспрещен. Следователь сказал мне: «Ты, Пушкарь, молодой еще, не знаешь, где остановиться нужно». — «Где же?» — «А вот здесь. Сделал дело и точку поставь вовремя. Не мудри. Яснее ясного, Алферов убил». А я говорю: «Если убил, как же она домой улететь смогла?»
Мазин улыбнулся манере Пушкаря преподносить неожиданное, как давно известное.
— Об этом я пока не знаю. Поясни, пожалуйста, как узнал, что вернулась Эрлена в город? Как докопался?
— Копать-то нечего было. В авиакассе выяснил. В тот же день, что приехала, взяла гражданка Дергачева Эрлена Михайловна, предъявив паспорт, на законном основании билет на рейс до родного города.
— Выходит, приехала поездом и в тот же день вернулась самолетом?
Мазина все больше интересовала эта запутанная история.
— Точно.
— А Алферов остался?
— Факт!
— Чем же объясняешь?
— По-моему, просто. Не поладили в чем-то, не та встреча произошла.
— Но, по твоим данным, они не встречались.
— Это он так показал. Сразу понял, что его подозревают. Перепугался, решил все отмести, благо свидетелей нет.
— Доказать факт встречи невозможно?
— Ну и что? Думаю, он себе этим враньем только навредил.
— Ладно. Оставим пока Алферова. Значит, Эрлена вернулась…
— Как пить дать.
— Доказано?
— Следователь разъяснил мне, что не доказано, — с обидой произнес Пушкарь.
— И билет не принял во внимание?
— Билет, — сказал, — Алферов мог для отвода глаз взять по ее паспорту. Большое, мол, дело, что не положено! Не знаешь ты, салага, как преступник исхитриться может. С обратным билетом убийца себе фальшивое алиби попытался устроить. На такого простака, как ты, то есть я, рассчитывал. Не выйдет! У нас ясность. Преступник в руках, а «от добра, дескать, добра не ищут». Так и сказал, сволочь, от добра добра…
Пушкарь сжал вилку в кулаке.
Мазин перебросил со сковороды на тарелку еще пару яиц с выжаренным салом.
— Хороша яичница.
— Ешьте на здоровье, — разжал кулак Андрей.
— Значит, следователь убежден был?
— Шутите? Ему лишь бы дело состряпать. Зачем журавль в небе, если Алферов в руке? Авиабилет, конечно, взят, но вот бортпроводницы пассажирку не запомнили. Понимаете, с поезда проводница подтвердила точно, а этим шлюшкам все до лампочки. Лишь бы в свидетели не попасть.
— Ну, они-то Эрлену мельком видели, могли в самом деле не запомнить. Да и пассажиры сплошь и рядом не на свои места садятся. Не суди строго.
— Строго Алферова судили. Выкарабкался, конечно, но ведь насиделся! И время ушло. Сами видите, всплыла история, а факты уплыли.
Мазин не только видел, кожей ощущал досаду, злился, как профессионал, но откликнулся полушутя:
— Чем бы я теперь на хлеб зарабатывал, если б следователь твой добросовестным оказался!
— Опять шутите? Нельзя халтуру прощать. Рано или поздно вред от нее обязательно проявится. Потому и не смог я руки брехней марать…
Наверно, Пушкарю хотелось еще высказаться по больному вопросу о поколебленной вере и уходе из милиции, но Мазин не поддержал, смолчал. Слишком много он про чистые руки за сознательную жизнь наслушался, чтобы теоретизировать. Говорили, говорили, а руки постепенно и перед едой мыть перестали. Не боимся ни Бога, ни вируса, мелкой твари Его. А уж последствий дел своих тем более.
— Неужели вы Эрлену разыскать надеетесь? — прервал молчание Пушкарь.
— Пути Господни неисповедимы. Если телеграмма от нее…
— Однако сомневаетесь, что от нее? — поинтересовался Пушкарь с плохо скрытой надеждой.
Мазин засмеялся.
— Ну, Андрей! Ты, вижу, твердо на своем стоишь — нет ее в живых, а мужа в убийцах держишь? Но факты-то вещь упрямая? Сам его алиби подтвердил.
— Не дали мне до конца докопать.
— Закопал бы муженька?
Пушкарь пожал плечами.
— Я не изверг. Для меня этот вопрос принципиальный. Я с тем следователем заочный спор много лет закрыть не могу. Тем более мы сейчас на одну доску попали.
— Как это? Не понял.
— Что тут понимать! Если Эрлена живая, выходит, и мне цена не многим выше, чем следователю. Только другого человека губил. Он на халтуре доказательства строил, а я на упрямстве бездоказательном. Вот и судите, чей Митька старше.
— Думаю, твой, — подбодрил Мазин хозяина, — раз ты не по своей вине до истины не добрался. Но ты все-таки кровожадный. Не хочешь, чтобы я Эрлену нашел. Хочешь, чтобы убийцу. Зачем? Пусть живет женщина. Тем более раскаявшись.
— Потаскуха… Не возражаю, конечно, если вы Эрленину дочку порадуете, но я б на ее месте такую мамашу подальше бы послал.
— Боюсь, Андрей, не порадую. Жизнь хрупка. Ее отнять нетрудно. И не только муж или любовник такое сделать может.
— Факт. Но если ее случайный подлец убил или маньяк какой, не завидую я вам. Иголку в стогу сена искать придется, да еще в прошлогоднем. Жаль, от меня вам помощи нет, — развел Пушкарь руками.
— Ошибаешься. Ты помог. И немало. И еще поможешь.
— Чем это? — спросил Пушкарь с сомнением и долил стопки.
— Любовника приоткрыл хотя бы.
— Да нет! Не виноват он. Не тратьте время.
— Твое здоровье, Андрей!
— Не верите?
— Мне сейчас любая информация важна.
— И мужем займетесь?
Мазин уловил, что спрашивает Пушкарь с надеждой, не просто интересуется.
— Дался тебе этот муж. Сам же проверял. Говоришь, он ее провожал на вокзале?
— Факт, — вздохнул Пушкарь. — Проводил и сам из города смылся.
— Не следом ли отправился?
— Наоборот, совсем в другую сторону. На море. С дружками в загул. Я их каждый час проследил.
— А успокоиться не можешь?
— Как говорится, червь сомнения.
— В себе сомневаешься?
— Я тоже человек, ничего человеческого не чужд, тем более ошибок.
Мазин слегка поморщился.
— Противоречиво говоришь — то про непробиваемое алиби, то про ошибки возможные. Короче, у тебя упор на интуицию. А в фактах проверенных сам сомневаешься.
— Вот и перепроверьте. Докажете, спасибо скажу.
— Если море следы не смыло. Да ты хоть мотив назови. Зачем ему убивать? Только не говори, что жена надоела. Если за это убивать, мы бы уже половины населения лишились.
— Он, однако, на сестренке женился.
— Дочка мне рассказывала. По ее мнению, она их и сблизила. Тетка Лилю растить помогала, возилась с ребенком, по хозяйству помогала. Это, по-моему, дело естественное.
— Так выглядит, согласен. Но что Эрлену муж не любил, тоже факт.
— Уверен?
— Еще бы! Искать-то не шибко бросился.
— Не сразу узнал.
— А откуда знать? Кроме телеграммы, ни одного письма ни туда, ни оттуда. Это любовь, по-вашему?
— Это быт, Андрей, но еще не криминал. Нелюбовь-то, как и любовь, широка — от равнодушия до ненависти. А ненависти я тут пока не замечаю. Но ты прав, конечно, насчет перепроверки, обдумать со всех сторон нужно.
