— Флаг вам в руки.
— Придется взять… из твоих.
Мазин посмотрел на крупные рабочие руки Пушкаря.
— Значит, новой жизнью доволен? Есть где развернуться?
— Разве я так говорил?
— Так я тебя понял. Сам себе хозяин.
— Хозяин я, Игорь Николаевич, на наших с дедом сотках ничтожных. А на больших полях хозяева старые, мне туда пока дороги нет. Контору обойдешь, ценой за горло схватят.
— Я ехал, видел, земля не засеяна. Разве не можешь взять?
— Дед мой уже брал в восемнадцатом. Дорого заплатить пришлось. Хотите расскажу?
Но рассказать он не успел. Послышались шаркающие шаги в прихожей.
— Дед, — прервал Пушкарь, — при нем не надо. Нельзя его прошлым волновать.
Старик тем временем остановился на пороге.
— Гость у тебя, Андрюша? Здравствуй, мил человек.
Казалось, он смотрел на Мазина, но взгляд скользил мимо, обтекал, устремлялся дальше, через окно в пространство над морем. Так смотрят люди, для которых уже близок час уйти в другой мир, а окружающий, хоть и существует еще, уже отстранен, не волнует, не трогает, как прежде.
— Рюмку пригубишь, дед? — предложил Пушкарь.
— Спасибо. Гостя сначала угощай.
— Угощает ваш внук щедро. Пора и совесть знать. Благодарю за хлеб-соль, Андрей, — поднялся Мазин.
— На здоровье. Надеюсь, не в последний раз.
— Думаю, что придется тебя еще побеспокоить.
— Всегда готов. Как юный пионер. Мне и самому с вами повидаться будет любопытно. — Пушкарь повернулся к старику. — Сиди, дед, — я гостя провожу.
Уже у самой калитки Мазин остановился и задал еще один вопрос:
— Ты адвоката упомянул, что Алферова защищала. Не помнишь, как «бабу энергичную» звали?
— Ее забыть трудно. Армяночка такая, живчик, как ртутный шарик. Симонова по фамилии, Анна Григорьевна, кажется.
Вопрос свой Мазин считал рутинным, на защитника Алферова особенно не надеялся, к адвокатам вообще относился настороженно, вся их энергия шла на то, чтобы свести на нет его профессиональные усилия, и потому видел их по ту сторону баррикады. Но к женщине, которую назвал Пушкарь, Мазин относился иначе.
— Мир тесен, Андрей, но в данном случае это хорошо. Эту женщину я знаю.
— Рад был пригодиться. Звыняйте, або що не так.
И Андрей, улыбнувшись, сжал руку Мазину.
Но на остановке Игорю Николаевичу не повезло. Самодельное объявление, вывешенное на столбе в его отсутствие, гласило: «Автобуса не ждите. Нет горючего».
«Неужели застряну?» — подумал Мазин с неудовольствием, но тут лихо развернулся и остановился рядом с ним «рафик» с рекламной надписью на борту «Посетите Античный полис!». Будто вылетел из прошлого, давно умершего, но оставившего в памяти глубокую зарубку. Даже обидно стало, что раньше не подумал, куда заехал, что рядом известный музей, в котором приходилось бывать не в качестве экскурсанта.
— Что, отец, на мели? — спросил весело высокий парень в вязаной шапочке, в каких ходили сейчас его многочисленные сверстники. — Здесь дыра, учти!
Второй парень тем временем устремился с сумкой в шоп, третий остался за рулем, поглядывая по сторонам без интереса, как смотрят на нечто давно знакомое и порядком надоевшее.
И тут среди замелькавших воспоминаний пробилась мысль практическая.
— А вы не в музей направляетесь?
— Так точно, командир!
— Меня захватите? До трассы.
— Филипп, — обратился парень к водителю. — Человек попал в беду. Воспользуемся несчастьем? За бутылку, шеф, недорого. Это гуманно.
«Пожалуй», — прикинул расстояние Мазин и полез в карман.
Парень радостно схватил бумажку.
— Благородный старик!
И побежал к магазину.
«Сопьется», — подумал Мазин, отметив жадный блеск в глазах.
Распили уже по дороге.
— На троих? — спросил парень в шапочке.
Водитель повел головой.
— Моей долей угости попутчика.
— С ума сошел? Разрушать здоровье пожилому человеку!
Мазину не нравилось, как в каждой фразе фиксировался его возраст, но снова закрутились воспоминания. Смерть Татьяны Гусевой, ее виновники, не замышлявшие, собственно, убийства, и особенно один из них, к кому испытал он острое чувство брезгливости, высокомерный и жалкий Курилов, с которым именно здесь свела эта давняя история Мазина, вот тут, рядом, за селом, у тех вечных колонн, что, назло векам, тянулись к небу, помня греческие триеры и римские легионы.
— Отец! С вещами на выход! — обернулся к нему нагловатый. — Здесь мигом подберут.
И в самом деле, в гору, травя синим ядом окружающую среду, поднимался автобус.
Глава 4
Адвоката Анну Григорьевну, выручившую из беды Алферова, звали по паспорту Аракс Ервандовна, и Мазин помнил ее еще как однокурсницу Аньку Симонову, маленькую, резкую и сердобольную. Однажды в факультетской стенгазете раскритиковали злостного неплательщика членских взносов, изобразив наглого детину, изо рта которого тянулся «язык» со словами, обращенными к профоргу: «Денег, девушка, не имею». Разумеется, подобное антиобщественное поведение получило достойную оценку на собрании. Выступили активистки, говорили о жертвах фашистского террора в Греции, о положении в Китае, о Трумэне, который грозится водородной бомбой, а потом, связав все эти опасные события, спросили в упор:
— Как же ты мог так заявить?
Детина, флегматичный троечник, лениво пожал плечами.
— Сказал как есть. Не было у меня денег.
Активистки возмутились.
— Позор! Как не стыдно! Какая несознательность…
И только Анька Симонова вдруг вскочила и почти с плачем произнесла:
— Девчонки! Ну почему вы ему не верите? У меня тоже часто не бывает денег. Чем же он виноват?
Кто-то из ребят с задних рядов под общий смех объявил:
— Внимание! Торжественная минута. Новый адвокат родился.
И, пристукивая ладонями по столу, изобразил куплет:
Пришел ко мне Шапиро, защитничек-старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела…»
Шутка — шуткой, но заступницей по натуре и адвокатом по профессии Аньке стать, видно, на роду было написано. Такой она и прожила жизнь, умудрившись избежать профессиональных соблазнов, не нажив палат каменных, кроме малогабаритки в бетонной многоэтажке, но сохранив житейский оптимизм и уважение друзей, к числу которых относила и Мазина.
Когда, вернувшись от Пушкаря, он позвонил Анне Григорьевне, та звонку не удивилась, ни о чем по телефону расспрашивать не стала и сразу пригласила на чашку чая.
— Приходи, Игорь, чай очень хороший, не пожалеешь.
И не обманула, чай по нынешним временам, да и не только, оказался отменным и на вкус, и на цвет, и на аромат. Напиток бодрил, переливался рубиновыми оттенками в тонких фарфоровых чашках. Сидеть в уютной комнатке у Анны Григорьевны было приятно, и говорить с ней легко было, чему и знакомство давнее помогало, и то, что нужды хитрить и умалчивать не было.
Правда, как и со всеми, начинать пришлось с новой деятельности Мазина, чего Анна Григорьевна, подобно многим, от него не ожидала.
— Не обижайся, Игорь-джан, не ждала. Прости, даже хохотала, когда мне сказали. Вспомнила, как ты в судах показания давал, весь такой официальный, костюм почти как у секретаря горкома, галстук туго завязанный… Короче, высший советский класс. А теперь что, дорогой? Чем ты занимаешься? Неужели и разводами? За неверными супругами следишь, а? В замочную скважину подглядываешь? Жучки в спальнях устанавливаешь, а? Стоны влюбленных на пленку записываешь? Ха-ха-ха!
Мазин невольно и сам засмеялся.
— Ну, стоны пока в пору собственные записывать, сама видишь, жизнь-то из нашего университетского курса выбилась, а жить приходится.
— Выбилась, Игорь, выбилась. Многим это не по душе, а я не жалею. Пусть и частные сыщики будут. Может быть, и нам, защитникам, легче работать станет. С монолитом-то государственным тягаться трудно. Ты суду от имени жулика, а прокурор от державы, да еще самой справедливой.
