— Прошу слова!
Лица Иллариона Константиновича и дя-Игоря повернулись к нему, парень Коля приоткрыл правый "прицельный" глаз.
— Мы слушаем, — поощрил Вавилов.
Саня кашлянул в кулак.
— Понимаете, мне тут один разговор чего-то не нравится. Вчера-то он мне пустым показался. Обдумать бы сообща.
Николай приоткрыл второй глаз.
— Что за разговор?
— Помните, — Саня повернулся к шефу, — Илларион Константиныч, когда вчера утром я вас на переговоры, ну, в бывшую фирму…, вы мне разрешили джип в гараж загнать. По ста-рой памяти. Кондиционер, конечно, вещь, только чего часа три на солнцепёке. И то — гараж прохладный, просторный. Ну, я и загнал, боковушку приспустил, кемарю. Слышу, в гараж вошли, разговаривают. По говору Петька Вакуленко да Вернигора Гриша. Я их не вижу за другими машинами, но голоса всегда узнаю — характерные. Они вечно возле своей "Скорой" кантуются, хохмят от безделья. Хотел ещё вылезти поздороваться, да неохота. Пусть, думаю, себе болтают. Тут Петька бормочет про какую-то бутылку и нафига её подменять. А Гриша отвечает: "А ты у Магды спроси". Тогда Вакуленко спрашивает: "А когда надо?", — и Гриша в ответ: "Завтра точняк в запой ударится, а водярой всегда затаривается в магазине при винзаводе". Петька не унимается: "Сколько канители. Чего ж Демидыч такого алкаша с завода не выкинет?" "Так вроде друзьями были. Друзья, блин! Хорош базарить, поехали!", — это уже Вернигора. Ещё чего-то говорили, дверцами хлопали. И опять Петькин голос: "Слышь, что за кликуха — Унтер?", — а Гриша отвечает: "Наверно, от фамилии. У него фамилия — Капралов". Я тогда подумал, уж не про Серёжкиного ли батю речь? Потом завели движок и уехали. Ну, я и дальше кемарил, пока Илларион Константиныч не вызвал. Вчера я ещё ничего не знал, а сегодня…, короче, не нравится. Попахивает…
Николай вскинул руку.
— Минуточку! Я здесь новичок. Для начала, кто такие: Вакуленко с Гришей, Магда, Демидыч, Серёжка и его батя, по-видимому — Капралов, он же — Унтер?
Илларион, внимательно слушавший Мартынова и при этом отчаянно теребивший ус, встрепенулся.
— Дай-ка, Александр, я сам поясню. Всё-таки я эту публику знаю лучше. Начнём с Пет-ра Вакуленко и Григория Вернигоры. Они в фирме около трёх лет, дипломированные врачи, обслуживают реанимобиль, принадлежащий фирме "Дато". При нужде оказывают медицинскую помощь клиентам. Редко. Подчиняются лично Камаеву — я тебе о нём рассказывал. Другие их функции не ясны. Не исключаю криминал. Теперь Магда — секретарь-референт Камаева, его правая рука. Безусловно, предана хозяину. Женщина очень красивая и, по моему мнению, крайне опасная. Чёрт знает, на что способна. Та-ак, Деммидыч. Это, судя по всему, Шефчук. О нём я тоже докладывал. Кто там ещё? Ага, что касается Капраловых…
Саня Мартынов, в поисках нужных слов, запустил пятерню в чуб, закусил губу. Знает он не так уж много. Что добавить к уже сказанному? Как толком объяснить свои, хрен знает, на чём основанные подозрения? Чем дольше он раздумывает над невзначай подслушанным разговором, сопоставляя его с попыткой неизвестных хозяев ликвидировать Иллариона Константиныча и дя-Игоря, тем реальнее ощущает беду, способную вот-вот обрушиться на Сергея, на всю его семью. Всё увязано, точно некий всесильный распорядитель, меняя стратегию игры, порешил избавиться от лишних фигур.
Воспользовавшись краткой паузой, весь такой добрый, по-родственному уютный Ва-вилов, отставив пустой стакан, разметал тёплый плед и полез в карман халата за платком.
— Ф-фу, в пот бросило. А лихорадка-то прошла! Я же говорил! — И неожиданно добавил — Саша, ты молодец.
Спасибо, дя-Игорю, за поддержку. Саня и сам знал, что не дурак. Он, пригладив взъе-рошенные волосы, вопросительно уставился на шефа, старшего товарища и друга, словно спрашивая: "Чего замолчал?".
— …что касается Капраловых, — продолжил Илларион, — есть тут один момент. Мы слу-чайно узнали, что их семьёй интересовался Монах. За каким…, зачем Камаеву Капраловы? Наш Саня с Сергеем — это их единственный сын — сейчас в приятелях, ну, и поспрашивал так, осторожненько. Ничего такого, никаких скелетов в шкафу. Мать — медсестра, отец — инженером на заводе у Шефчука. Ну, запойный, если верить Паше с Гришей, ну, и что? Вы-ходит, эта семья под колпаком у Монаха. Почему?
Николай тоже умел складывать два и два. Он выпрямился в кресле.
— Найдётся заряженный мобильник с громкоговорителем и с хорошей предоплатой?
Дато кивнул в сторону стола.
— Александр, пошарь на столе, — и повернулся к Николаю, — на неделю общения с гарантией.
Коля усмехнулся.
— Была бы у нас неделя… Саша, звони приятелю. Громкость настрой. Спросишь, где он? Как дела? Какие планы? Короче, выясняй всё, что придёт в голову. Я по ходу подскажу. Нет, погоди, не набирай! Идея пришла. Не знаешь, случаем, какой у него оператор? А кто знает? Покажи его номер. Помогайте, ребята, помогайте! По первым цифрам.
Дато привстал с кресла, надев очки, присмотрелся к высвеченному на дисплее номеру.
— По первым цифрам у нас с ним один оператор — "УралСвязьИнформ". А что?
— А то, — Николай ткнул пальцем в экранчик, — мне надо долговременную связь. А вдруг у него на счету ни хрена?
— Да хоть минус, — Жордания пожал плечами, — внутри этой сети входящие даровые.
— Отлично! Вот теперь набирай. Да, Саш, сразу попроси, чтобы ни в коем случае не от-ключался.
Саня кивнул и нажал кнопку вызова.
…Сергей Капралов шлёпал с пляжа домой с трепетом в душе и с пеленой на глазах. Время приближалось к четырём. Весь день они с Алёнкой провели на берегу среднегорского пруда, купались, подвяливались на позднеавгустовском солнце, играли в карты и волейбол. Компания в полтора десятка свойских парней и девчонок беззаботно отрывалась на привоз-ном песочке, и Сергей отрывался вместе со всеми, но как-то само собой получалось, что за всё пляжное время он не отдалялся от самой удивительной и самой нежной на расстояние более метра. Будь ему дозволено, с каким наслаждением…бережно…по крупице…губами собрал бы он золотистый песок с её чудесной кожи.
Воспарив мыслию, Сергей взлетел на третий этаж, почти не касаясь ступенек. Бывает такое состояние, когда разум, отделившись от тела, устремляется в какой-то вышний эфир, а тело, освобождённое от опеки расчётливого сознания, как бы плывёт само собой, совершая вроде бы не осмысленные, но адекватные и точные — привычные действия.
Жёлтая пластинка ключа, втянувшись в замочную прорезь, совершила один оборот, когда — ни раньше, ни позже — проснулся мобильный телефон. В пустом и гулком вестибюле такты "Свадебного марша" прозвучали особенно торжественно.
Вот, блин!
Вытащив из кармана шортов чёрную раскладушку "Сименса", он, первым делом, ки-нул глаз на дисплей — номер обезличенный и незнакомый. Кто бы это?
— Слушаю! Алё!
— Бержерак, привет!
Из всех приятелей "Бержераком" Сергея называл только Саня Мартынов, и только по телефону. Хитрый жук, с детских соплей обкатанный в жерновах пенитенциарной системы, на практике познавший полезность условного языка, он предложил Сергею нехитрый код идентификации: "Скажем, тебе звяк с любой мобилы: "Бержерак, привет", — и ты сразу про-секаешь, что это я, и никто больше. Мне и называться не обязательно. Да? А если ты слы-шишь, ну, положим: "Серёга, это я, Саня Мартынов", — значит, или это не я, и кто-то под меня лепит, или рядом чужак, которому я не доверяю. Короче — дело нечисто. Тогда фильтруешь по обстоятельствам. На "Бержерака" ты должен отозваться: "Привет, Лермонтов". Если вместо кодового ответа кто-то что-то мямлит, значит, или это не ты, или у тебя проблемы. Усёк?", — "А нафига такие сложности?", — "Мало ли? Поверь моему опыту. И удобно, не надо орать, кто из ху", — "По-онятненько. А почему Бержерак?", — "Потому что Сирано. Ассоциация. Созвучие имён", — "А, ага. А почему Лермонтов?", — "Потому что Мартынов", — доходчиво пояснил Саня.
