Ник включил телевизор и сел в кресло. Шла программа «МТБ». Жеманничающая негритянка рассказывала по-английски о новостях современной музыки. И Ник опять подумал, что странно отвык от этой страны, она словно притворялась той, которую он хоть смутно, но помнил. Причем притворялась плохо, все тут уже представлялось ненастоящим, фальшивым, и, если не опасным, то неинтересным.
Изображение на экране сменилось, и зазвучали знакомая мелодия. Какая-то голландская группа исполняла американскую песню «Добро пожаловать домой, усталый мальчик».
Когда Ник и Деб познакомились, эта песня какое-то время была очень популярна в дансинг-холлах, куда будущая жена любила затащить будущего мужа. Ник, который танцевать не умел совершенно и всего дичился, хотел гулять с ней по тихим освещенным улицам, но она настойчиво волокла «красноармейца» в толпу прыгающих, танцующих и вбухивающих в себя литры «пепси» молодых американцев.
— Это очень просто, — говорила она, когда учила его танцевать. — Ты должен слушать музыку, двигаться, слушаться меня и сильно любить. И все получится. Если мы не танцуем, можно не слушать музыку и не двигаться.
И у Ника действительно стало получаться.
Песенка, которая звучала сейчас по телевизору, была их любимой. Деб постоянно напевала ее, и даже когда они целовались на заднем сиденье ее машины, она ласкала его этими словами: «Добро пожаловать домой…»
Ник протянул руку к телефону, чтобы позвонить ей, но тут в дверь постучали.
Ник никого не ждал. В любое другое время и в любом другом месте, и даже сегодня утром — он просто открыл бы дверь. Но теперь его тело подобралось, он выключил звук и свет в номере. После нехитрых приготовлений, способных создать ему некоторое преимущество, он бесшумно подошел у двери и прислушался.
За дверью дышали двое или трое.
Кто это может быть? Из кафе? Или те, кого он ищет, сами его нашли? Если знать фамилию, вычислить его не составит труда — в городе всего три гостиницы «Интурист». Паша его фамилии не знал. А Таня? Эта девушка с изможденным сереньким личиком?
В дверь постучали еще раз, и Ник резко распахнул ее, очень удивив этим трех парней школьного возраста. «Фарцовщики, — догадался Ник. — Господи, совсем голову потерял».
— Hello, mister, — довольно бойко залопотал один из них, оправившись от изумления. — We have something very interesting for you.
— For me?
— Yes. Can we come in?
Ник, несколько заинтригованный предложениями малолеток, вернулся в номер и зажег свет. Один из парней остался у двери, двое проскользнули в комнату и на журнальном столике развернули тряпицу красного не то бархата, не то плюша, к которой ровными рядами были прикреплены советские ордена и медали.
— Do you like it? — спросил один из подростков. Ник разглядывал товар. Надо сказать, что он плохо
разбирался в орденах, но некоторые все-таки мог отличить. В основном в коллекции были представлены награды Великой Отечественной. Впрочем, был даже один Орден Боевого Красного Знамени. Были и медали. Среди них Ник обнаружил и свою, полученную за провод колонны машин через территорию, которую контролировали душманы. Колонна тогда дошла, но из прикрытия уцелел один БТР. Медаль та пропала в плену. Вот теперь он мог купить такую же. Только чужую. От этой мысли что-то замутилось у Ника в голове и он указал мальчишкам на дверь:
— Get out.
— Mister, look, it's real! — настаивал один из мальчишек, но Ник так глянул на него, что тот мгновенно запнулся и задом начал отступать к двери:
— Sorry, sorry… — И переходя на русский, замечая своим коллегам:
— Пошли отсюда. Американ вольтонутый какой-то попался. Может, воевал где.
— Да ладно, спустимся на этаж, там итальянцы сегодня понаехали… Купят.
Ребята, оглядываясь на Ника, который смотрел им вслед, подошли к запертой пожарной лестнице, покопались с замком и двинулись вниз, аккуратно заперев за собой дверь.
Ник вернулся в кресло, но усидеть уже не мог.
* * *
Было уже поздновато для магазинов, пришлось вернуться в бар. Бармен, скучавший за стойкой — посетителей было мало, — отзывчиво приблизился к Нику.
— Будьте любезны, — сказал Ник отчего-то по-английски и сам удивился, но уже не стал перестраиваться на русский. — Меня неожиданно пригласили в гости, но с пустыми руками неудобно. Положите закуску, бутылку джина и швепс. Вот сто долларов, — Ник протянул бумажку. — Достаточно?
— Да, сэр, — легко согласился бармен. — У нас все фасованное. Вам в пакетик?
— Да.
— Не хотите ли пока чего-нибудь выпить?
— Пожалуй, что-нибудь легкое.
— Мартини?
— Нет, — отчего-то передумал Ник. — Водки русской. Сто грамм.
— Водички налить? — бармен ловко налил водки и придвинул стаканчик Нику.
— Не надо водички.
Бармен скрылся, и Ник, повернувшись спиной к стойке, пригубил по-американски водку. Была она на вкус неприятна и запах имела отвратный. «Так вот почему у нас залпом пьют», — вяло отменил Ник, опрокидывая всю дозу в рот и спеша затянуться сигаретой, чтобы перебить противный вкус.
— Сигареты положить? — спросил, появляясь бармен.
— Нет, не надо, у меня есть.
— Тогда все, — он протянул Нику пакет. — Удачно повеселиться.
Бармен заговорщицки ухмыльнулся, чем в первый момент Ника удивил — чего это он? Но тут же до него дошло: конечно, куда же ему в гости идти, как не к бабе. Поэтому ответил сухо, без улыбки:
— Спасибо.
Таксист запросил вдвое больше, чем тот, который вез утром, но торговаться Ник не стал. Все равно цена была смехотворно мала по американским меркам.
Не прошло и получаса, как он толкнул дверь Паши:
— Можно?
Раздался скрип тележки и в дверях комнаты появился Паша:
— А! Американец! Второй раз за день у меня в гостях. Он разглядывал Ника, который выглядел несколько
растрепанно и был смущен.
— Прощаться пришел, американец, — резюмировал Паша. — Погостил и домой.
— Прощаться, — согласился Ник. — Пустишь?
— Да проходи, — безразлично ответил Паша и отъехал в сторону, давая Нику пройти в кухню.
Ник по-хозяйски перенес с кухонного стола грязную посуду в мойку, стряхнул тряпкой крошки, вывалил из пакета содержимое. Бармен, хоть и сам явно в накладе не остался, жадности не проявил. Была тут и рыбка, и колбаса, и ветчина разных сортов, порезанный и заплавлен-ный в целлофан сыр, баночка оливок, орешки и даже баночка красной икры. И даже кусочек масла. И.даже хлеб. Бутылка джина и бутылка швепса, как просили.
— Расковыривай пока, — попросил Пашу Ник. — А я посуду у тебя помою.
— Ого! — въехал на кухню Паша. — По поводу чего гуляем, тимуровец? Поминки по Сереге?
— Пусть так. Поминки.
Ник мыл посуду, которой было не мало, и чувствовал спиной тяжелый Пашин взгляд.
— Ну, что смотришь? — наконец не оглядываясь спросил Ник, но Паша не ответил.
Закончив с посудой, Ник вытер руки и присел с другого конца стола, на котором так и высилась гора нераспечатанной еды.
— Лень было? — тоже не ласково, кивнув на пакеты, спросил Ник.
— Устал я, американец. И с тобой, чувствую, не отдохну. А это давай сам.
Ник, пожав плечами, стал выкладывать еду на тарелки, поставил рюмки, стаканы, откупорил бутылки. Ему уже казалось, что это второе путешествие к Паше затеял он зря, но тот обладал чем-то, важным для Ника. Серега, к которому он летел через океан от любимой жены, умер. И нужен был кто-то, кому необходимо было объяснить, почему он теперь возвращается. А Паша был Сереге другом. Значит и объяснить все надо ему.
Схема логики тут хромала, Ник это чувствовал, да и Паша не был расположен к всепрощению, скорее, наоборот.
Ник разлил джин и потянулся к Паше чокнуться, но тот быстро отодвинул руку:
— Совсем одичал ты там, тимуровец. На поминках не чокаются. И тосты не произносят.
Выпили молча.
* * *
Бутылка джина была литровой, но пили хоть и быстро, однако как-то вяло. Разговор очевидно не клеился. В тишине и молчании курили одну за другой, пока в кухне не стало сине. Ник полез открывать окно и, когда распахнул, так и остался стоять спиной к облезлым стенам и тусклому свету, вдыхая ночную свежесть. В сквере молоденькие мальчик с девочкой выгуливали собак и пахло как-то особенно. То ли дерево какое-то цвело, то ли еще что, но Ника опять зацепило это утреннее чувство.
— Джим, фу, — негромко покрикивала девушка. Юноша что-то невнятно отвечал и оба смеялись.
Ник повернулся к столу и обнаружил, что Паша здорово и тяжело, как это бывает с большими людьми в мрачном расположении духа, пьян.
Самого Ника тоже слегка вело и в голове тоненько постукивало от выкуренных сигарет.
— Херня, — вдруг громко сказал Паша. Ник подумал, что вот сейчас произойдет тот разговор, за которым он приехал, очень уж веско Паша сказал «херня». Но Паша помолчал и продолжил, глядя на свой стакан:
