Алла быстро накрыла на стол, порезала колбаски, овощей, хлеб, достала водку и рюмки.
— Да как же так, Николай Петрович, неужели мне такая честь — вместе с вами за одним столом… и водочки еще отведать… Не поверит никто.
— И не надо, а мы сфотографируемся с вами на память.
Алла достала поляроид и щелкнула их пару раз, отдала фотографии Захарову, потом вышла из кабинета, давая возможность ветерану высказать, не стесняясь, наболевшие в душе вопросы.
Выпив и закусив, Михайлов приготовился слушать. Захаров еще долго не мог собраться с мыслями, видимо, растерялся от радушного приема, да и возможно тема разговора была нелегкой. После второй рюмки он расслабился и заговорил.
— Николай Петрович, мы, ветераны, очень ценим и уважаем вас, вам тоже нелегко досталось в Афганистане и Чечне… И особенно мы благодарны вам за то, что принимаете нас без очереди и без оплаты. Символический рубль, который мы оплачиваем, скорее является какой-то приметой, чем деньгами. Но один вопрос не дает мне чувствовать себя спокойно, даже в эти радостные минуты выздоровления, камнем лежит он на сердце, бередя душу. Расскажу все по порядку.
Я приехал издалека, живу в деревне. В вашей клинике два телефона, по которым можно дозвониться до вас и записаться на прием. По этим номерам звонят все: городские и деревенские, люди из других городов и областей России, звонят из-за границы. Я месяц ходил на почту, там у нас переговорный пункт, и никак не мог дозвониться до вас — телефонистка все время отвечала одно и то же — линия занята, перегружена и так далее. Потом она намекнула мне, что есть выход из положения — надо подмазать городской телефонистке и она все сделает, с меня, как участника войны, возьмут немного. Я заплатил 5 тысяч рублей — тысячу нашей, четыре городской. Все деньги отдал нашей, может она их себе взяла, может, поделилась с городской, как говорила, не знаю. С большим трудом собрал я эти пять тысяч, но дело не в деньгах, если бы они пошли вам, я бы считал вполне заслуженной и даже низкой ценой плату за свершенное излечение — в других больницах десятками тысяч дерут. Скажите, Николай Петрович, почему вы, великий из докторов, берете с нас, ветеранов, всего один рубль, а какая-то сволочь наживается на этом? Вы, понимая наше тяжелое материальное положение, не берете с нас своих кровно заработанных денег, а кто-то, не ударив и палец о палец, забирает наши последние деньги?
Слезы появились на глазах Ефима Степановича, Михайлов, негодуя в душе от услышанного, успокаивал его, пока еще не высказывая своего мнения. Налив еще по рюмочке, он приготовился слушать дальше.
— Вот собственно все, что я хотел сказать. Вы извините, Николай Петрович, сумбурно как-то получилось, не умею я рассказывать, но на душе легче стало — хотел, что бы вы знали правду, что кто-то забирает честно заработанные вами деньги.
Михайлов смотрел на этого пожилого человека, и не понимал — до какой степени нужно морально опуститься, что бы отбирать последний кусок хлеба у старика, который в свое время был готов пожертвовать жизнью ради того, что бы эта мразь сейчас жила. И не просто жила, а и обирала его.
— Ефим Степанович — это очень хорошо, что вы решились рассказать мне об этом. Могу лишь обещать одно: эту «хлебную лавочку» я прикрою, никто более не станет обирать ветеранов и других людей. Вас я попрошу об одном — не рассказывайте пока никому о нашей с вами беседе, чтобы не спугнуть преступников. Очень скоро приедут к вам сотрудники из областного центра, поведайте им все, что знаете, кроме них никто не должен знать о разговоре.
Выпив с Захаровым на посошок, Михайлов проводил его, решив рассказать все Виктору, что бы он сообщил куда следует и взял дело на контроль.
Виктор вызвал начальника УВД на 11 часов дня, часы пробежали эту отметку, но в кабинете никто не появлялся. Перед этим он выяснил, что Кирилл Сергеевич Бутаков находился в здании управления внутренних дел и в командировку не отлучался, а значит, и не имел серьезных оснований не явиться к помощнику губернатора. Видимо, он не воспринимает меня всерьез и хочет сразу продемонстрировать — кто есть кто. Через полчаса дверь отворилась, и в кабинете появился генерал-майор Бутаков, улыбающийся широкой располагающей улыбкой.
— Вот те раз, говорят у губернатора появился новый крутой помощник — и никого нет, — искусственная улыбка сошла с его лица. — А ты чей будешь, мальчик? — спросил генерал.
— Проходите, Кирилл Сергеевич, я Михайлов Виктор Николаевич, это я вас приглашал на 11 часов, — он взглянул на часы, давая понять, что Бутаков опоздал на полчаса, — у вас во всем управлении такая расхлябанность или только вы не цените времени других людей?
Генерал оторопел, не зная как воспринимать слова мальчика — тон был слишком серьезен, но и мальчик не мог быть помощником губернатора. Он уже хотел рассмеяться удачной шутке и, наконец, до него дошло — это же Михайлов, тот самый мальчик, который имел ученую степень доктора юридических наук. Поэтому и улыбались все загадочно, когда он спрашивал о новом помощнике, никто не хотел высказывать своего мнения. «Вот это меня подставили… попал, как кур во щи», — подумал про себя Бутаков.
— Я задал вам вопрос, генерал…
— Не буду оправдываться, Виктор Николаевич…
— Хорошо, присаживайтесь Кирилл Сергеевич. Введу вас немного в курс дела — по распоряжению губернатора я курирую все вопросы, связанные каким-либо образом с юриспруденцией. Юридически государственно-правовой департамент, департамент правоохранительной и оборонной работы мне не подчинены, но фактически они выполняют все мои указания.
— Я понял вас, Виктор Николаевич, прошу извинить меня.
Виктор понял генерала и не стал продолжать эту тему, тем более плохого мнения он о нем не был. Он решил присмотреться, а потом уже делать выводы.
— Я пригласил вас по конкретному вопросу, жаль, что мне не удалось познакомиться с вами раньше, приходится сразу начинать с дел и не очень приятных, но если ситуация возникла — ее необходимо решать.
Михайлов рассказал ему все детали, которые стали известны по делу о телефонистах. Бутаков слушал внимательно и лишь в конце поинтересовался мнением Виктора о достоверности информации.
— Кирилл Сергеевич, кроме того, что я вам сообщил, мне бы хотелось немного помочь вашему управлению. Уделяя всего час времени, не более, я бы мог назвать имена преступников, которые вы не знаете, где и как взять факты. Вы позаботьтесь, что бы ко мне не лезли с мелочами, по любому уголовному делу я назову преступника, где он находится в настоящее время, где находятся улики, кто может быть свидетелями и так далее. Вам останется только задержать правонарушителя и задокументировать его действия. Вам понятно мое предложение?
— Понятно, Виктор Николаевич, но если вы ошибетесь?
Виктор улыбнулся и пояснил:
— Тогда вы не найдете фактов и улик… Кирилл Сергеевич, я думаю вам лучше всего спросить меня о том, о чем знаете только вы лично. И никто другой знать не может. Это прояснит ситуацию и устранит сомнения, которые, естественно, возникают.
— Хорошо, Виктор Николаевич, — Бутаков задумался, потом сказал, — в декабре прошлого года меня вызвали в Москву, в министерство. В гостинице у меня похитили удостоверение, кто это сделал?
— Действительно, — улыбнулся Михайлов, — здесь есть факт, о существовании которого не знает никто. Не стану вдаваться в подробности — удостоверение у вас никто не крал, вы положили его в карман халата и забыли. Вечером, случайно обнаружив его, вы сообщили, что удостоверение вам подбросили. Достаточно?
Бутаков покраснел, но мужественно признали факт маленького обмана, удивляясь способностям Михайлова. Он подумал о том, что если бы Виктор Николаевич работал оперативником — сколько бы тяжких преступлений он смог раскрыть… Сейчас он уже не сомневался в достоверности сообщенной ему информации о телефонистах и обдумывал вопрос: кому поручить это дело. Действительно — наживаться на нищих ветеранах войны… Но, скорее всего, таким образом поступают со всеми, кто пытается дозвониться до клиники и, видимо, не один район здесь задействован. Наживаться на больных людях — Бутакова передернуло…
Михайлов более ясно представлял картину преступления — телефонистка в городе поняла, что минуя ее невозможно дозвониться по любому номеру, во многих отдаленных пунктах отсутствовала связь по коду и искусственно создавала постоянную перегруженность михайловской линии. Хорошо понимая, что подорванное здоровье не может ждать длительное время, она предложила телефонистке на периферии брать с клиентов деньги за возможность связаться с клиникой. Получая переводы телеграфом, мошенница и не встречалась никогда лично с теми, кто брал для нее деньги с обездоленных и больных людей. Телеграфные переводы упрощали расследование, давая возможность быстрого раскрытия преступлений.
