Что поделаешь, для того чтобы заработать статус хищника, приходилось иметь дело с падальщиками. Но этот был в сто раз опаснее и хитрее любого другого. И он был послушным инструментом воли сидящего в кресле, как на троне, человека. Анатом выполнял все его порой страшные, а порой и вообще безнравственные задания. И с каждым таким заданием человек в кресле прибавлял в своем статусе хищника.
Сейчас Анатом вырывал с мясом развернутые «лепестками» экспансивные пули из тела вампира, и ему доставляли удовольствие мучения более могущественного. Того, кто обладает реальным статусом хищника, причем хищника практически абсолютного. Но лев замарал себя сотрудничеством с шакалом. И его статус хищника пошатнулся.
Уютный тихий осенний вечер. Мы с Кирой сидим в гостиной и пьем чай с тортом «Птичье молоко». Смотрим фильм «Мастер и Маргарита» в постановке Владимира Бортко. Хорошо! Редко когда выпадают такие вот спокойные вечера… Особенно после всего, что нам довелось пережить. В последнее время отношения у нас были напряженными, давало о себе знать отнюдь не лучезарное прошлое.
Это только в кинобоевиках главные герои живут долго и счастливо после совместно навороченной горы трупов. А в реальности все это оборачивается психозами и разладом в семье. Мы любили друг друга, но это оказалось сложно. Кира любила меня самозабвенно, но характер у нее был тот еще… Да и ваш слуга покорный тоже, чего греха таить, не отличался излишней кротостью нрава.
И я научился ценить такие вот вечера, уютные и тихие — пропитанные насквозь мещанством. Хоть во времена так называемого развитого социализма беспощадно, ломая копья, боролись именно с этим «пагубным пережитком буржуазного прошлого». А ведь людям просто хочется обычного душевного покоя, сердечного тепла и ласки. Расслабленности и тишины, света любимых и любящих глаз.
«— …И там тоже, — Воланд указал в тыл, — что делать вам в подвальчике? — тут потухло сломанное солнце в стекле. — Зачем? — продолжал Воланд убедительно и мягко, — о, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора.
— Прощайте! — одним криком ответили Воланду Маргарита и Мастер. Тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни Ершалаима не стало вокруг. Пропали и черные кони. Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно после полуночной луны. Мастер шел со своею подругой в блеске первых утренних лучей через каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади верных любовников, и они шли по песчаной дороге.
— Слушай беззвучие, — говорила Маргарита Мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечерам к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя…»[5]
Звонок телефона прозвучал неожиданно — я никого не ждал, Кира — тоже.
— Кто же это мог звонить в такое время?
— Наверное, Воланд! — рассмеялась девушка.
Я поднял трубку. Кира редко ошибается, вот и в этот раз она оказалась права. Лучше бы мне позвонил сам Князь Тьмы…
— Алло, ты нам нужен, че-ло-век…
Ну, твою же мать!!! Долго меня не доставали кровососы, целый год. Здорово же я их тогда шуганул, в «Чумном форте». Черный Носферату, «афровампир», знавший еще Ганнибала, поплатился своей жизнью. Я вспорол его грудь и проткнул фамильным кинжалом. Благородный булат и аргентум справились с кровожадным исчадием ночи. Глава вампиров Санкт-Петербурга издох вместе с еще десятком более мелких тварей, расстрелянных мною из крупнокалиберного пистолета-пулемета.
После такой встряски эти гниды кровососущие испугались настолько, что оставили в покое и Киру, и меня, и нашего общего друга — Григория Панченко, с которым мы вырвали девушку из когтей судьбы худшей, чем смерть…
Что же теперь от меня хотят «ночные знакомцы»? Оказалось, того же, что и раньше.
— По какому поводу я вам нужен?
— Помоги. Мы заплатим. Нам очень нужна твоя помощь, че-ло-век. Один из наших ранен. Ничего с собой брать не нужно — у нас есть все. Просто приезжай…
Ясно, в покое они нас не оставят, а снова устраивать в моем любимом городе кровавую баню — это уж слишком. Тогда нас ФСБ не взяло исключительно случайно. Говорят, дуракам везет. Я — как раз из таких.
— Хочешь еще кусочек тортика? — Кира, вооружившись ножом и вилкой, делила остатки торта.
— Да, давай, — я проглотил изысканное лакомство, не чувствуя вкуса.
— Что, невкусно?.. — Кира изучала меня испытующим взглядом зеленых глаз.
— Котенок, нужно отлучиться срочно, меня не жди и ложись спать. Вернусь утром. — Мощный «Desert Eagle .50» привычно лег в руку. Я вытащил и проверил удлиненную обойму на десять патронов, а потом вставил ее в рукоятку до щелчка и передернул массивный затвор. Он выразительно лязгнул и под действием двух возвратных пружин вернулся в исходное положение, по пути подхватив патрон с экспансивной серебряной пулей и дослав его в патронник. Я щелкнул двусторонним предохранителем и убрал оружие в кобуру.
Кира внимательно следила за моими манипуляциями. И ни звука. Тем не менее я чувствовал себя виноватым. Так же, не проронив ни слова, она закрыла за мной входную дверь.
* * *
На такси я доехал к указанному адресу. Там меня ждал еще один автомобиль — «Вольво» с затонированными сверх всякой меры стеклами. Неразговорчивый угрюмый водитель доставил меня в небольшой особняк в Гатчину, рядом с «посольской деревней». Номера, как я успел заметить, у «тачки» были «вездеходные», а потому водитель гнал по ночной трассе под двести и весьма виртуозно, надо сказать.
Охрана натянула поводки двух злобных широкогрудых питбультерьеров. Один из секьюрити сунулся, было, меня обыскивать. Я предупредительно отвернул полу пиджака. На выразительный взгляд охранника я только покачал головой: не я к вам пришел, а вы меня пригласили.
— Проходите.
Раненый лежал на широкой кровати и уже даже не стонал. Возле него сидел человек в белом халате.
А вот лежащий на кровати человеком не был. Мне хватило беглого взгляда, чтобы узнать своего смертельного врага — кровососа. Врага Рода людского. Кривая улыбка радости сползла с моих губ: упырь вот-вот должен был отдать концы, но я сюда прибыл, чтобы спасти его со всеми его мерзкими, провонявшими тухлой кровью и гноем, потрохами.
Я наклонился над агонизирующим упырем и достал из кармана маленький, но мощный тактический фонарик — очередное приобретение из магазина Тараса. Острый луч высветил страшную картину огнестрельного ранения.
Кровосос лежал, запрокинув голову, под шею и лопатки был подложен мягкий валик. Такое положение раненого упыря позволяло разглядеть страшную зияющую рану внизу лица и на шее с левой стороны. Вероятно, тяжелая пуля ударила в левую сторону лица, раздробила нижнюю челюсть кровососа и отрикошетила от отломков кости вниз. На своем разрушительном пути она отклонилась и уже в теле жертвы пошла по нисходящей траектории, пробив шею. И в итоге застряла в самом нехорошем месте — в основании черепа. Конечно, во многом я мог только предполагать, поскольку взгляду открывалось жуткое кровавое месиво отломков костей и размозженных тканей. Но в Чечне мне встречались подобные ранения, и в полевых условиях они практически стопроцентно были смертельными. В данном случае был ранен вампир — крайне живучая тварь, к тому же способная к регенерации. Но все равно — рана более чем безнадежная.
