сменился кошмаром. Я вновь оказался в Лабиринте, а огромный Минотавр с красными глазами тянул ко мне свою страшную трехпалую лапу…
— Саргон, Саргон!
Я резко сел на циновке. Не до конца воспринимая происходящее, моя рука быстро дернулась к плечу, на котором покоилась трехпалая лапа чудовища. Но это оказалась всего лишь Бастет. Она сжимала мое плечо кистью, на которой отсутствовали два пальца. Ее красивые глаза встревожено смотрели на меня.
— Ты в порядке?
Я быстро огляделся и тяжело выдохнул. Нет, не в Лабиринте. Это просто очередной кошмар. Я сидел на циновке в нашей палатке, а снаружи шел тихий накрапывающий дождь.
— Все нормально, — я натянуто улыбнулся, — просто приснился дурной сон.
— Ты уверен, что не хочешь ничего рассказать? — нахмурилась нубийка.
— Если бы это имело значение, то рассказал. Так что не переживай, — я сумел выдавить естественную улыбку, — все хорошо.
— Тогда советую продумать план действий, — сказала она, выпрямляясь, — ибо уже утро.
— Утро? — я оглянулся. — Судя по сумраку, еще даже не рассвет.
Бастет покачала головой:
— Небо затянуто серыми тучами, поэтому так темно. Кстати, дождь может сыграть нам на руку. В такую погоду снижается видимость у лучников, а намокшие стрелы летят не так далеко.
— Верно, — согласился я.
— И вот еще что, — добавила она, слегка напрягаясь.
Я вопросительно вскинул брови, и Бастет добавила:
— Ячмень пророс.
— И что?
— Ты разве не знаешь?
— Чего не знаю? — я непонимающе уставился на нее. — Ты про зерна ячменя в том мешочке? Я понятия не имею, для чего ты их тут держишь? Это очередная твоя дурацкая шутка?
— Очередная дурацкая шутка?! — вспылила она. — На что ты намекаешь?
— На твои царские замашки, — устало отмахнулся я.
— Ах, ты об этом, — ехидно сморщила нос она, — так и не можешь забыть ту историю с троном?
— Может, вместо того, чтобы выяснять отношения, скажешь, в чем дело, наконец?!
— Тогда перестань оскорблять меня!
— Это себе дороже, — буркнул я, садясь поудобнее и чувствуя, что голова начинает раскалываться, — так, что с ячменем-то?
Бастет скрестила руки на груди и вызывающе посмотрела на меня сверху вниз, поэтому мне пришлось добавить:
— Ладно, хорошо, извини, я вел себя несдержанно.
— Так-то лучше.
— Ну? — я протянул руку и ухватил кувшин с вином.
— Помнишь, я рассказывала тебе, что довольно долго жила у египетского вельможи?
— Угу, — промычал я, делая глоток.
— В то время я познакомилась с одной из рабынь несколько ближе, чем с остальными. Не сказать, что мы были прям подругами, но часто работали бок о бок в поле.
— Я все еще не понимаю, причем тут мешки с зерном? — я отодвинул кувшин подальше и вытер губы. Гудение в голове начало проходить.
— Однажды ей показалось, что она носит в своем чреве ребенка от хозяина, — пожала плечами нубийка, — и рассказала мне об этом способе узнать истину. Нужно мочиться на мешочки с зерном, и если оно прорастет, то женщина беременна. Пшеница — девочка, ячмень — мальчик.
По мере ее рассказа до меня начинал постепенно доходить смысл ее слов. Когда же она замолчала, я почувствовал, как меня вот-вот разорвет от обуявших чувств:
— Ты хочешь сказать, что…
— Я ношу ребенка, — тихо произнесла она, глядя прямо на меня, — и это мальчик.
Загляни сейчас в палатку Иштар на белоснежном коне с золотой уздой и предложи взять ее в жены, я бы не был так поражен, как от услышанной вести. Инстинктивно потянувшись в очередной раз за кувшином, я осушил его до дна. Мозг требовал времени, чтобы полностью осознать произошедшее.
— Ты уверена? — спросил я, неуклюже вставая на непослушных ногах. Очевидно, тело получило недостаточно отдыха.
— Все сходится, — задумчиво произнесла Бастет, теребя подбородок.
— И что ты думаешь?
— Вообще-то, я сама хотела тебя об этом спросить.
«Что я думаю? Да это, порази меня Мардук, великолепно! Вот только… вот только… сейчас не время и не место для рождения ребенка».
— Саргон? — нетерпеливо прервала мои мысли Бастет.
— Это не место для маленького ребенка, — повторил вслух последний виток своих мыслей я.
— Думаешь, я сама этого не знаю?! — раздраженно бросила нубийка, поворачиваясь ко мне спиной. — Я надеялась услышать нечто более определенное.
— Как давно?
— Около месяца.
Я подошел к ней сзади и нежно обнял.
— Это замечательно.
— Правда? — ей было приятно услышать от меня поддержку. — Но что делать дальше?
— То, что мы планировали. Захватим вавилонского командира, сдадим его хеттам, получим награду и заживем где-нибудь.
— У нас получится? — впервые я услышал в ее голосе нотки слабости.
— Конечно, — я обнял ее чуть крепче, — только есть одно «но».
— Да? — слегка напряглась она. — Какое?
— Ты никуда не пойдешь и останешься в лагере.
— Еще чего!
— Послушай…
— Попробуй меня остановить, — ответила Бастет, резко вырываясь из моих объятий.
— Тебе нельзя рисковать… — начал было я, но осекся, глядя на то, как быстро изменилась нубийка. От минутной слабости не осталось и следа, будто ее и не было вовсе. Передо мной снова стояла та самая Бастет. Непреклонная, упрямая и решительная.
— Нельзя, — кивнула она, к моему искреннему изумлению, — но оставаться здесь и не участвовать в бою еще больший риск. Глава разбойников должен разделять опасности со своими людьми.
Я отчаянно искал в голове слова возражения, но не находил их. Как бы горько это ни звучало, Бастет была права. Испепели меня Шамаш, она была права. Ей нельзя отсиживаться в лагере, пока остальные рискуют
