Павла Сергеевича Быстрова, доблестного майора, владельца нескольких киосков, оформленных на жену в городе Ейске, занесло в Чечню исключительно за получением удостоверения ветерана боевых действий. СОМ Краснодарского края по результатам работы влачил самое скромное существование. За то всегда был богат «гуманитаркой», сыт и в меру пьян, а, ещё и нос имел в табаке. Любая проверка, приезжавшая на КПП или ПВД майора Быстрова, тут же утопала в изобилии сырокопченостей и вкусных ароматных коньяков.
Вот этих самых «полководцев» и «командармов» ждал на совещание Павелецкий. А ещё на совещание к ним собирался прийти начальник разведки комендатуры, чтобы обсудить план совместных действий по поимке одного из главарей «лесных братьев».
Глава 12
Погоня была недолгой
Шулепов, в отличие от Федосея Гудырева, был по жизни мужик правильный. И войну прошёл честно от начала до конца, а не так как тот, в плен не попадал, на нарах вшей не давил, после войны продолжил службу на караульной вышке. Никого не ограбил, без причины и приказа не убивал.
Только вот с семьёй не заладилось. Была до войны невеста, в оккупацию куда-то пропала. Случались потом женщины, да всё как-то одноразово и бестолково. На одной из них и женился скоропалительно, между караульными сменами. Родила ему Оксана дочь да после этого недели не прожила, умерла. Дочка так и воспитывалась у Оксаниных родителей, отца почти не знала. Только вот в последнее время внук Эдик стал к нему на кочегарку заглядывать, как в школу пошёл. Так и промыкался всю жизнь без жены и вроде как без детей. Встретил, правда, после войны девушку, которой до сих пор во сне мочку уха целует, но не суждено было им, не суждено…
Одна привязанность и осталась — овчарка Зойка, с которой вместе служили. В зоне её держали для потомства. Сколько знатных кобелей-служак от неё родилось. По посёлку ходили слухи, что он живёт с Зойкой, как с женщиной, но это была неправда. Он жил с ней, как с матерью, как с единственным и молчаливым другом. Подойдёт утром Зойка к кровати хозяина, положит свою огромную голову на подушку — дыхание ровное, глаза преданные и грустные… Ей-ей, есть ради кого доживать свой век Ивану Шулепову, ради неё вот, да внука Эдечки. А тут петух издох. Да и чёрт с ним — Зойке праздник.
Завершив дело, Иван Петрович прикрыл таз с перьями картофельным мешком, чтобы ветром по двору не раздуло, и понёс птицу в дом. Пора было завтрак готовить, тесто на оладьи уже подошло.
Шулепов возился с прополкой и поливкой в огороде, когда вдруг увидел быстро идущего в сторону леса набычившегося Михеича. Давненько они друг друга не лицезрели. Иван Петрович выпрямился и вперил в идущего свинцовый взгляд. Его тяжёлые кисти рук были измазаны землёй. С каким бы удовольствием Шулепов подмял бы под себя этого кузнечика, вдавил бы всем телом в дорожную пыль и расплющил петушиную головёнку в блин. Да ведь не справиться, поди, с этим жилистым угрём, выскользнет из рук и уползёт ядовито шипеть в свой конец посёлка.
Михеич замедлил шаг и ещё больше напружинился. Его язык то и дело облизывал пересохшие губы. Глаза, как два ствола, ощупывали тушу Петровича, напрягшуюся за аккуратным, штакетник к штакетнику, заборчиком. В нём не было страха перед этим несколько постаревшим и, как бы, съёжившимся великаном, как не было его и раньше, когда они были вдвоём в одной зоне по разные стороны «колючки». Тогда, в долгие караульные ночи, вместе попивали крутой зэковский чифирь и вели беседы, вспоминая фронт. Шулепов чувствовал несправедливость осуждения Гудырева. Но то, что произошло потом… Нет, такое не прощается.
Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Зойка, лежавшая тут же между грядками, почувствовала неладное, вскинула голову и навострила уши. Глаза её видели плохо, из пасти текла на лапы слюна, но нюх не подводит собаку до самой смерти, а пахло недобрым.
Навстречу Федосею Михеичу спешил по своим делам технорук Дорохов, суетливый и крикливый пострел лет пятидесяти. Он поздоровался со стариками. Взгляды Петровича и Михеича разминулись. Один ускорил шаги к лесу, стараясь распрямить сутулую спину и показать тем самым, что победу в дуэли одержал он, а другой только полушёпотом процедил по привычке овчарке:
— Лежать!
И снова навис над грядкой, с трудом согнув свои поражённые ревматизмом колени. Подумав, что-то никто давно на огонёк не заглядывал со вчерашнего дня, может, одному накатить пару стаканов…
В лесу у Михеича отлегло от сердца. Он сначала шагал, не замечая ни дороги, ни грибов, нёс в голове злые мысли. А потом вдруг взгляд его случайно наткнулся на россыпь коричневоголовых молодых боровиков, и отлегло от сердца. Злость растворилась, и на старика снизошло равновесие.
Михеич шагал по мягкому мху и радовался жизни, как вдруг чуткое ухо охотника уловило какой-то неясный шорох. Он замер и услышал поскуливание. Осторожно пошёл на звук и шагах в ста от себя обнаружил застрявшего между полусгнившим пнём и рогатиной упавшей толстой ветви трёхнедельного медвежонка. Старик прислушался, внимательно осмотрелся, медведицей рядом и не пахло. Он вынул из рюкзака намазанный маслом хлеб и сунул его под нос медвежонку, задёргавшемуся в ловушке с ещё большей силой. Тот, принюхавшись, успокоился и слизал длинным языком подтаявшее масло. После этого Михеич покрепче схватил его за загривок, и, держа руку так, чтобы не достали ни зубы, ни лапы, стал освобождать несмышлёныша из плена. Тот вырвался из цепких рук старика и сиганул от него в ближайшие заросли. Михеич рассмеялся и зашагал в другую сторону. На этом бы и всё. Но каково же было изумление старика, когда он обнаружил, что мишка в некотором отдалении бежит за ним.
Михеич достал облизанный медвежонком кусок хлеба и запустил им в попрошайку. Когда тот слопал брошенное, старик свистнул и затопал ногами. Медвежонок бросился наутёк. Постепенно корзина наполнилась. Солнце достигло полуденной точки. Михеич направился к дому, решая на ходу, повторить ли ему утреннюю вылазку, или же от греха подальше вернуться к себе задворками. Выйдя к совхозным полям, но так и не решив, как поступить, Михеич краем глаза приметил, что его попрежнему преследует медвежонок. Старик поставил корзину на землю, снял с себя латанный-перелатанный пиджак, резко обернулся и…
Погоня была недолгой. Накинув на отбившегося от матери малыша пиджак, Михеич, преодолевая его слабое сопротивление, скрутил как младенца и получившийся куль перевязал поперёк рукавами.
Теперь уже было ясно, что с таким сокровищем в руках надо выходить к дому задворками.
Появление медвежонка в доме старика Михеича взбудоражило поселковую ребятню. Они с утра прибегали к его двору, чтобы посмотреть на Борькины прогулки. Но старик быстро отвадил мальчишек. Не любил чужих детей потому, что не было своих. Однажды, когда жена была беременна уже пятый месяц, в пьяном разгуле Михеич пнул её и попал в живот, с тех пор в Алефтине будто что-то сломалось и она больше ни разу не понесла.
Михеич быстро прикипел к медвежонку. Он заботился о нём, как о сыне-несмышлёныше, разговаривал, укладывал рядом с собой спать, и Борька отвечал ему сыновней преданностью.
Сколько раз, сидя на крылечке и покуривая, Михеич посмеивался, глядя на своего постояльца. Любимым занятием Борьки были попытки пробраться между штакетинами на улицу. Голова и плечи пролезали, а вот зад с коротеньким хвостиком застревал. Борька ревел от обиды. Давал задний ход и снова с удвоенной энергией бросался на штурм забора. Это могло продолжаться и час, и два, пока медвежонок не отчаивался и, обиженно поуркивая, не отходил в сторону. Но на следующий день всё повторялось.
Глава 13
Куда девался Вартанов?
Пункт временной дислокации (ПВД) оперативной группы Грозненского района располагался в двухэтажном здании бывшей конторы «Чеченэнерго». С другой стороны здания были плац и вход в военную комендатуру. За несколько лет существования ПВД, здание обросло подсобными помещениями, целым рядом казарм, столовой, автопарком, баней, питомником для служебных собак и прочими хозяйственными постройками, обнесёнными ныне высоким каменным забором с колючей проволокой по периметру.
В кабинет к полковнику Павелецкому, находящийся на первом этаже, неподалёку от дежурки, заглянул его личный охранник прапорщик милиции Половцев, его огромная фигура заслонила собой весь дверной проём:
— Разрешите, Сергей Иванович…
— Что, Толя?
— Командиры собрались.
— Ну?
— Запускать?
Павелецкий мысленно улыбнулся служебному рвению охранника, который у него «на земле» в отделе был начальником изолятора временного содержания и инструктором-общественником по тяжёлой атлетике:
— Запускай!
Прапорщик скрылся, из «предбанника» потянулись заместители, командиры СОМов и ОМОНов, подходили к полковнику, жали руку, рассаживались на свои привычные места. Когда народ угомонился, в кабинет заглянул подполковник Николай:
