— Это что за парень был?
— Какой?
— Ну, с которым ты только что поздоровался?
— А я откуда знаю? Я думал он с тобой говорит.
Тем временем оба незваных гостя быстро поднимались вверх по этажам. Мореман не зря терпеливо дожидался, когда можно будет попасть в госпиталь именно через этот ход. Запасная лестница на случай пожара позволяла им подняться на любой этаж, избежав встречи с десятками больных, врачей и посетителей. На четвёртом этаже они остановились, усатый вытащил из кармана отмычку, пошурудил ей в замочной скважине, и замок открылся.
— Ну, что я тебе говорил? На всех этажах стоят одни и те же замки. Мы через этот ход и за водкой бегали, и к бабам ходили, — довольным тоном сказал он.
— То-то тебя тогда отсюда выперли, не долечив, — съехидничал Шурик. Мореман замахнулся, было, на него кулаком, но потом сказал: — Давай, одевайся быстрей!
Шурик извлёк из большого полиэтиленового пакета два белых халата, один натянул сам, другой отдал напарнику. Критически оглядев его, усатый удовлетворённо качнул головой. В таком наряде, с этим наивным выражением херувимского личика Шурик сразу становился похож на ухаживающего за тяжёлым больным родственника.
— Иди, — но тут же тормознул парня, — постой, балда! Шапку-то!?
Шурик, чертыхнувшись, сорвал с головы свой вязаный горшок и осторожно проскользнул в приоткрытую дверь.
Оставшись один, Мореман так же облачился в белый халат, застегнул его на все пуговицы, поправил расчёской пробор и подтянул ослабленный галстук. К этому времени вернулся голубоглазый Шурик.
— Ну что? Где он?
— В третьей палате. Он там один, уже прооперировали, у входа сидят два сонных мента.
— Ясно. Как я выгляжу?
— Нештяк! Просто профессор Плейшнер. Только эту штуку возьми с собой, — Шурик показал себе на уши.
— А, чёрт! Чуть не забыл!
Из того же пакета Мореман достал и повесил себе на шею стетоскоп, приколол к кармашку авторучку, а в руки взял картонную папку похожую на историю болезни. Последней деталью экипировки был пистолет в боковом кармане.
Так получилось, что Сергей Орловский, один из двух милиционеров, охраняющих палату номер три, не спал двое суток. Поездка в родную деревню на помощь отцу в заготовке картошки обернулась бурной ночью в объятьях бывшей подруги Сергея ещё по школе, Зойки Лебединской. После пятилетнего перерыва их угасший было роман вспыхнул с такой силой, что милиционер, плюнув на все приличия, в открытую загулял с весёлой вдовой. Жена Сергея была родом из той же деревни, так что к приезду мужа она уже знала всё о похождениях своего благоверного. Отношения они выясняли всю ночь, затем Сергей ушёл на суточное дежурство, но ограбление «алмазного» броневичка заставило начальство мобилизовать все силы, и теперь милиционер просто умирал от усталости.
— Чёрт, когда же придёт смена, а? — спросил он, поднимая выпавший из рук автомат и с трудом разлепляя веки. Его напарник, сержант Мезенцев, так же зевнул, и поудобней устроившись на стуле, высказал самую неутешительную версию.
— Не будет нам смены.
— Как это не будет? — ужаснулся самой этой мысли Орловский. — Майор обещал ещё час назад.
— Не-е! Счас всех на уши поставили, так что будем мы тут, как Павка Корчагин, до лета торчать, — хмыкнул сержант, провожая взглядом хорошенькую медсестру в приталенном халатике.
— Ты ещё шутить можешь? — удивился Орловский. — А я сейчас прямо сидя усну.
За разговорами они даже не глянули на очередного доктора, с озабоченным видом вошедшего в палату номер три.
Вадим Черныш медленно и тяжело выходил из комы. Рот его корябала болезненная сухость, голова раскалывалась от боли, потолок и стены его небольшой палаты качались, временами пытаясь сомкнуться и раздавить его, пол выворачивался наизнанку, словно стремясь выкинуть Вадима с кровати. Когда окружающий мир немного успокоился и инкассатор начал понимать, что он, хоть и ранен, но жив, в поле его зрения попал человек в белом халате, но с очень знакомым лицом. Вадим никак не мог понять, откуда он знает этого человека. Он явно видел совсем недавно и эти усы, и эту белозубую улыбку. А усатый подмигнул ему, и только с нахлынувшей со стороны сердца болью инкассатор вспомнил, что этот же самый человек стрелял в него там, на шоссе…
— Ну, вот и всё, — пробормотал Мореман, вытирая об простыню окровавленное лезвие ножа, — Всё просто…
Это было бы так, если бы в ту же секунду не открылась дверь, и стремительно вошедший в палату человек в зелёном костюме хирурга лишь бросил взгляд на лежащее на кровати тело закричал во всё горло: — Ты что делаешь, мерзавец!
На крик врача первым рванулся Мезенцев, на ходу выдирая из кобуры пистолет. Но Мореман выхватил свой «Макаров» раньше и сержант, получив две пули в грудь, не успел открыть огонь. После этого лже-доктор обернулся к хирургу, оставлять свидетелей он не хотел.
Врач, увидев направленное на его дуло, рванулся в сторону, и лишь в углу палаты его достала пуля Моремана. Сонный Орловский и думал и действовал как в замедленной съёмке. Поднявшись со стула, он перехватил свой автомат, щёлкнул предохранитель вниз и, передёрнув затвор, шагнул через порог в открытую дверь. Мореман стоял спиной к нему, и ни как не успевал выстрелить первым. Сергею оставалось лишь нажать на спуск, но он промедлил, и подскочивший сзади Шурик в упор всадил две пули в затылок ничего не успевшего понять милиционера…
Уже у самой двери пожарного выхода Мореман обернулся и увидел, как в дальнем конце коридора появились две фигуры в знакомой милицейской форме. Эта была та самая смена, которую так и не дождался Сергей Орловский.
Братья Шалимовы уже спускались вниз по парадному крыльцу, когда откуда-то сбоку донеслась частая скороговорка выстрелов. С удивлением обернувшись на эти звуки Шалимовы увидели как через арочный пролёт соседнего корпуса выбежали два человека в белых халатах, с пистолетами в руках и в черных, вязаных масках на голове. Один из них сразу перескочил невысокий железный барьер и через сквер побежал в сторону стоящей на дороге машине, серой «девятке». Второй же из налётчиков остановился и выстрелил пару раз куда то в глубь проходного двора, ведущего во внутренний двор клиники.
После этого он так же перепрыгнул металлическое ограждение и, не сильно поспешая, побежал к той же машине. Он был метрах в десяти от неё, когда из арочного проёма гулко ударили вслед ему ещё два выстрела.
Хотя пули свистели далеко от них, но Михаил рванув за рукав брата подтащил его к невысокому бордюрчику и, пригнувшись сам, заставил сделать это же самое Витьку. Между тем налётчик упал, потом поднялся, сделал пару шагов и снова упал. У шофёра «девятки» сдали нервы, и, не дождавшись раненого, машина сорвалась с места. А тот снова поднялся, несколько секунд смотрел вслед уехавшему автомобилю, потом содрал свою черную маску, обернулся назад, и отчаянно закричав что-то бессмысленное, начал часто садить из пистолета по невидимым Шалимову целям. В это время, откуда-то сбоку от Михаила, гулко грохнул близкий выстрел.
Пистолет налётчика сразу захлебнулся, и сам он лицом вниз тяжело рухнул на землю. Обернувшись назад, Михаил увидел стоящего с двустволкой в руках Семёна Бабича. Переломив ружьё, тот вытащил из ствола пустую гильзу.
В Ангарку они вернулись лишь к вечеру. Длительное разбирательство всех подробностей перестрелки у клинической больницы заняло несколько часов. И Семёну, и Шалимову пришлось исписать кучу объяснительных, почему они оказались именно в этом месте, и именно в тот момент, когда бандиты решили убрать оставшегося в живых инкассатора. Всё остальное Шалимов видел. У него и сейчас стояло перед глазами обезображенное лицо убитого бандита. Тяжёлая, рассчитанная на медведя пуля, буквально снёс у того полголовы. Документов у покойника так же не оказалось. Странно, но всю дорогу до Ангарки журналиста мучило ощущение какого-то дискомфорта в душе.
Трупов за свою жизнь он повидал немало, одна Чечня чего стоила. Но тут было что-то другое. Михаилу казалось, что он что-то пропустил. Вернее помнил и забыл.
Уже в Ангарке Шалимов хватился, что вся его цивильная одежда осталась у Иринки.
— Эх, а одежда то! — сказал он вслух, разглядывая свой полувоенный, и довольно грязный наряд. Бабич засмеялся.
— Ладно, ходи так.
— Да ты что!
— Ну, давай я тебя к Иринке заброшу.
Немного поразмыслив, Михаил согласился. Витьку они высадили у его дома.
— Рога возьми. Приделаешь на стенку в зале, знаешь — как красиво будет смотреться, — сказал Михаил, оборачиваясь за парадным нарядом рогача.
— Нафиг они мне нужны, — фыркнул Витька, отрицательно мотая головой. — В Москву их, себе заберёшь.
— Счас, как же! Чтобы полстраны потом судачили — вон едет Шалимов с честно заработанными рогами.
