— Счас, как же! Чтобы полстраны потом судачили — вон едет Шалимов с честно заработанными рогами.
Сказав это, Михаил чуть не прикусил язычок. Он понял, почему брат не хочет иметь такую экзотику в своей квартире. В своё время подобные «украшения» ему часто пристраивала на его голове Валерия, Витькина жена. В конце-концов, она так и ушла к одному из своих хахалей, после чего Витька и начал пить.
Тогда Михаил обернулся к Семёну.
— Ну, брат, тогда ты забирай их.
— У меня дома таких две пары, ещё одна валяется на чердаке. Да подари ты их Иринке, — посоветовал он.
— А вообще это идея, — признал журналист, и снова обернулся к брату. — Я через часок буду.
— Вить, не верь ему! — крикнул через Шалимова майор. — Хорошо если завтра утром придёт.
Бабич оказался прав. Сначала Иринка долго визжала, прыгая около подарка журналиста, потом заманила белоснежной ванной, куда сначала подала сытный ужин, а потом в виде десерта прыгнула и сама. То, что началось в ванне, затем гармонично продолжилось в спальне, ну а уйти оттуда Шалимов уже не смог по причине резкого упадка сил.
Среди ночи, в короткую минуту отдыха, Ирина спросила его: — Ты когда уезжаешь?
— Не знаю. С Витькой всё решу и поеду.
— Значит, время ещё есть.
Ирина вздохнула с такой искренней тоской, что Михаилу стало жалко её. Неожиданно для себя, как и тогда, у ресторана, Шалимов сказал: — А то давай, поехали со мной в Москву.
Перевернувшись на живот, Ирка приподнялась и недоверчиво взглянула на журналиста.
— Ты это как, серьёзно, или лапшу мне на уши вешаешь?
Шалимов засмеялся. Странный коктейль провинциальной наивности, лёгкого цинизма и редкого темперамента этой женщины по-прежнему забавлял и возбуждал его.
— Да нет, почему, серьезно. Поехали. Бери Дашку чтоб не скучно было. А там посмотрим.
Убедившись, что столичный гость не шутит, Иринка взвизгнула и накинулась на Шалимова с таким азартом, что тот ещё долго не смог уснуть.
А во сне он увидел убитого им оленя. Тёмно-коричневый на зелёном фоне тайги он вышел на пригорок, и, подняв голову с красивейшей короной рогов, долго и жадно нюхал таёжный воздух трепещущими ноздрями. Шалимов уже вскинул ружьё, но когда прицелился, то понял, что вместо оленя на пригорке стоит человек. Лица у него не было, кровавая каша, лишь один оставшийся глаз смотрел насмешливо и нагло. Спокойным жестом живого человека мертвец сложил руки на груди крест на крест, и журналист увидел на кисти левой руки татуировку: два перекрещенных якоря на фоне силуэта подводной лодки.
"Где-то я уже видел эту татуировку", — подумал Шалимов, но затем резкий, дробный стук дятла заставил исчезнуть мертвеца из его сна, а потом и совсем проснуться. В дверь квартиры сильно и долго стучали кулаком.
— Кто там еще? — сонно вскрикнула, приподнявшись с кровати, Ирина.
— Ирина, открой. Это я, Семён Бабич! — донеслось до журналиста. В голосе майора было что-то такое, что заставило Михаила спрыгнуть с кровати и лихорадочно начать одеваться. Судя по настенным часам, шёл второй час ночи.
— Что-нибудь случилось? — спросила девушка, открыв дверь.
— Да, — признался Бабич, переступая порог. Он встретился взглядом с Михаилом и опустил голову.
— Что? — спросил тот.
— Брата твоего, Витьку, убили.
Ирина ахнула, прикрыла рот ладонью. Шалимов замер, потом тихо спросил.
— Где?
— Прямо в квартире. Никто ничего не слышал, только сосед шёл со второй смены, смотрит — дверь открыта. Ножом его, точно в сердце. Я так думаю, искали тебя.
Машинально Шалимов оделся в то, в чём пришёл к Ирине — в свою полувоенную форму. Они молча спустились вниз, даже не попрощавшись с Ириной и лишь в машине Семён сказал ему: — Это я во всём виноват. Я был уверен, что смогу проконтролировать этого дебила.
Михаил же неожиданно заговорил совсем о другом.
— Ты знаешь, мне сейчас приснился сон… Тот парень, которого ты пристрелил около больницы. Это Михеев, твой бывший подчинённый.
От неожиданности Бабич даже затормозил.
— Откуда ты знаешь?
— Татуировка на руке. Помнишь, как ты сорвал с него погоны, и он придерживал разорванную рубаху? Тогда я её и видел. Два перекрещенных якоря на фоне подводной лодки. Раньше только вспомнить не мог.
Они по-прежнему стояли на дороге, потом Семён с досадой мотнул головой.
— Ах ты, чёрт! Теперь всё становится понятно.
— Ты про что?
— Про всё это. Если Лалёк хапнул те алмазы, то, зная, что Михеева убили, он понял, что через него рано или поздно выйдут и на него. А перед уходом решил поквитаться с тобой. Только дома оказался не ты, а Витька…
— Постой! — прервал его Шалимов. — Но тогда он после этого должен был прийти к Ирине.
Выругавшись, майор врубил скорость и развернул «Уазик» в обратную сторону.
В подъезд они вбежали одновременно, чуть не снеся при этом входные двери, на лестнице же майор обогнал журналиста. Дверь Иринкиной квартиры оказалась заперта, но на настойчивый стук ни кто не отзывался. Они переглянулись, и Семён скомандовал: — Ломаем!
Разбежавшись, они двухсоткилограммовым тараном вышибли дверь вместе с петлями.
Ирина, съёжившись, лежала рядом с кроватью. Уже ни на что, не надеясь, Михаил приподнял её с пола, и девушка слабо, коротко простонала. Лицо её было залито кровью.
— Жива! — обрадовался Шалимов. А Бабич уже бежал вниз, крикнув на ходу: — Я вызову «скорую»!
Машина приехала неожиданно быстро, уже через пять минут стонущую девушку погрузили в белый медицинский «Рафик». Он ещё не успел отъехать, как Шалимова за плечо тронул Семён.
— Пошли, ты ей уже ни чем помочь не сможешь.
— Куда сейчас? — тихо спросил Михаил уже в машине.
Запустив двигатель Бабич повернулся к нему всем телом.
— Я передал по рации все данные на Лалька и его банду. Сейчас можно поехать к тебе на квартиру, там работает бригада из прокуратуры. Так что будут долго писать бумажки, потом, если его поймают, приедешь на суд.
— Но ты этого не хочешь? — понял Шалимов.
— Да, — признался майор. — Мне надоел этот бардак в посёлке, да и во всей стране. Я знаю, где они все могут быть. Суд у нас гуманный, сам знаешь. А я нет. Я вырву эту заразу с корнем, всех до одного. Тем более у меня теперь есть оправдание. Не только смерть Витьки, но и алмазы. Если я их верну, мне простят все. Решай, ты со мной или нет?
Мертвящая тоска, навалившаяся на Шалимова ещё после известия о смерти брата, и усилившаяся после несчастья с девушкой заставила его горько усмехнуться.
— А что мне думать, мне нечего терять? Я давно уже мертв, два года. Это только, кажется, что я жил все это время. Оружие дашь?
Бабич молча достал из кармана пистолет Макарова, запасную обойму к нему.
— На вот, возьми мой табельный, это на первое время. К Витьке не хочешь съездить, попрощаться?
Шалимов отрицательно покачал головой, у него не было сил смотреть на мёртвого брата.
— Потом.
— Ну, тогда поехали, — включая передачу, сказал Бабич.
Они промчались по ночным улицам Ангарки, затем машина вырвалась за город, ехали по лесной дороге минут двадцать, затем Семён остановил «Уазик».
— Это здесь, недалеко. Загородный домик Лалька, как говорили раньше — заимка. Дальше пойдём пешком.
Выйдя из машины Бабич прихватил с заднего сиденья короткоствольный АКМС, и, передёрнув затвор двинулся вперёд.
Загородное имение первого Ангарского мафиози оказалось совсем не таким, каким привык представлять себе подобные строения Шалимов. Среди тайги стоял самый обычный бревенчатый дом типично сибирской конструкции — пятистенка с четырехскатной, шиферной крышей, укрытый от посторонних глаз за двухметровым тесовым забором. Собака, подавшая голос из-за этого забора представилась Михаилу ни чуть не меньше средней лошади. Басовитый её голос равномерным, бухающим лаем заранее должен был оповестить хозяев о приходе незваных гостей.
— Обойди дом с той стороны, там второй выход, как кто появится в дверях — стреляй без предупреждения, — шепнул на ухо журналисту Бабич.
Кивнув головой, Шалимов побежал вдоль забора, сопровождаемый с другой стороны усилившимся до хрипоты лаем пса. Воспользовавшись тем, что Шалимов увёл собаку за собой, майор одним рывком перемахнул забор и побежал к дому. Ему повезло, как раз в это время открылась дверь и выросшая из освещённого прямоугольника тёмная фигура человека тревожно крикнула в темноту:
- Круз!…
Не мешкая не секунды Бабич дал по дверному проёму короткую очередь и, перепрыгнув через упавшее тело, ворвался в дом.
Что происходило внутри, Шалимов не знал, только слышал приглушённые стенами дома две коротких очереди. Лишь только журналист успел устроиться верхом на заборе, как открылась дверь чёрного хода, и, выбежавший из дома человек в одной рубашке, сломя голову побежал как раз туда, где как петух на жердочке восседал Шалимов. Поймав его на мушку, Михаил крикнул:
