- Стой! Руки вверх!
Вместо этого тот вскинул вверх пистолет, но журналисту надо было только нажать на спуск, что он и сделал. Пуля остановила бегущего всего метрах в двух от забора. Откинувшись назад, он, мучительно выгнувшись, перевернулся на бок и замер без движения.
А в дверном проёме показался ещё один человек. Выбегая из дома он споткнулся и на животе прокатился по ступеням крыльца. Поднявшись на ноги неудачник прихрамывая так же побежал к забору. Как и в прошлый раз журналист крикнул свое традиционное:
- Стой! Руки вверх!
Михаил был готов к тому, что и этот бандит схватится за оружие, попытается убежать. Но тот словно парализованный замер на месте и торопливым движением поднял вверх руки. Теперь журналисту надо было слезть с забора, но под ним солидно и увесисто прыгала здоровущая кавказская овчарка. Её можно было бы пристрелить, но как раз на животное у Михаила не поднялась рука.
Тем временем на крыльце появилась высокая фигура майора.
— Ну, Мишка, ты чего там застрял? — крикнул он Шалимову.
— Да эта штука вот не даёт! — пояснил Михаил, кивая на собаку.
К удивлению журналиста Бабич спокойно сошёл с крыльца, и прикрикнув: — Тихо! — взял собаку за ошейник.
— Слазь, петушок, — насмешливо велел он Шалимову.
— За петуха ответишь, — буркнул Михаил, не очень уверенно спрыгивая с забора. Въевшийся страх за свою «комбинированную» ногу всё-таки не оставлял его.
— Это кого ты тут поймал? — спросил Семён, присматриваясь к пленённому Михаилом завсегдатаю лесной заимки. — А, Шурик! Ну, пошли в дом, Ш-шурик.
Пройдя через две неосвещённых комнаты, они оказались в большом зале. Лишь на свету Шалимов понял, что Шурик оказался тем самым парнем, так неудачно пытавшимся вскрыть дверь в Витькиной квартире. Парень выглядел предельно испуганным, его даже била крупная дрожь. Сивые, жиденькие волосы, продолговатое лицо, голубые глаза и губы бантиком. Этакий, сутулый херувим — переросток.
Усадив Шурика в кресло, Михаил осмотрелся по сторонам. Обстановка зала могла казаться бы даже уютной: два больших, мягких кресла, огромный диван, неплохой мебельный гарнитур, ковры на стенах, видеодвойка «Филипс» в углу. Но мягкий палас сто лет ни кто не пылесосил, одна из створок стенки перекосилась, а дремучий беспорядок за огромным столом особенно подчёркивал эту неряшливость и запущенность. Но самым главным за этим столом, среди пустых и полных бутылок, тарелок с недоеденной пищей и пустых банок заполненных окурками, оказалась чья-то голова, уроненная в большое блюдо с салатом. То, что человек этот отнюдь не спит, подсказывала алая кровь, постепенно заполнившая глубокое блюдо, и тонкой струйкой начавшая стекать на белую скатерть.
Пока Шалимов разглядывал этот «натюрморт», майор рыскал по дому. Вскоре он окликнул журналиста.
— Миш, иди сюда и захвати этого орла с собой!
Шалимов поднял заторможенного и, судя по лицу, слабо соображающего парня, придерживая под руку, повёл на голос Семёна. Тот оказался в небольшой комнатушке, куда только что и поместилась старинная двуспальная кровать с хромированными шарами по углам. На ней лежал раскинув привязанные руки и ноги по пояс голый человек. Лицо его было залито кровью и перекошено в предсмертной муке. Лишь по широким, густым усам Шалимов понял, что это был торговый магнат Ангарки Андрей Долгов, более известный под кличкой Арик.
12. НОЧНЫЕ ПРОГУЛКИ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ
На белоснежном, жирном животе Долгуши чётко отпечатался багрово-красный силуэт утюга, каких либо других ран не было видно. Михаил переглянулся с Семёном, потом спросил Шурика:
— За что это вы его?
— М-мартын деньги требовал, — чуть заикаясь, ответил тот.
— Мартын? — переспросил удивлённый Шалимов.
— Да, Вадим Мартынов, правая рука Лалька. Это он там лежит, — Майор кивнул в сторону зала.
— А где сам Лалёк? — спросил Михаил.
— Он нас всех кинул, забрал б-брюлики и свалил с Матвеем и Лешим. Ну, Мартын со злости Долгушу прицепил. Нам тоже уходить надо было, а бабок нет. Вот тогда они у него, — Шурик кивнул на тело Арика, — решили общак снять. Только он говорить не хотел, пока они его утюгом не пригладили. А п- потом его видно сердце прихватило, он сам п…помер.
— Давно они уехали? — спросил Семён.
— С час назад.
— Значит, скоро будут…
Словно в подтверждении этих слов с улицы донесся автомобильный гудок.
— Быстро! Иди, открывай ворота и ни слова о нас! — Рявкнул на Шурика майор, и поволок его за руку к входной двери. Выпроводив парня за дверь, он шепнул на ухо Михаилу: — Иди к левому окну, огонь открывай только после меня.
Шалимов проскользнул в небольшую комнатку с окном, выходящим во двор. К этому времени Шурик уже открыл ворота, и во двор въехала знакомая машина, «Тойета» с одной горевшей фарой. Из машины вылезли трое, один из них потрепал подбежавшего к нему Круза, двое других возбуждённо о чём-то разговаривая, направились к крыльцу. Шалимов хотя и ждал выстрелов, но и для него хлестанувшая очередь Семёна показалась неожиданной, так что стрелять сквозь разлетевшееся со звоном оконное стекло он начал с некоторой заминкой. Целился он в единственную оставшуюся во дворе цель — "любителя собак".
Впрочем, выстрелить журналист успел всего лишь два раза, затем длинной очередью ему помог Бабич. Через какие то секунды всё было кончено. Ни кто из вновь пребывших бандитов не успел не только что вытащить оружие, но и даже понять что происходит.
Зато хитрый Шурик свой шанс не упустил. Он ни слова не сказал вновь прибывшим бандитам, и, открыв ворота, он тихонько сделал два шага за машину, а с поднявшейся стрельбой со всех ног припустился бежать и исчез в темноте. Рванувшийся на крыльцо Шалимов в дверях столкнулся с Бабичем.
— Собери всё оружие, деньги, и иди к машине! Я попробую догнать этого гадёныша.
Михаил хотел, было, сказать, что это не так важно, но Семён уже выскочил на крыльцо.
Теперь уже Шалимов обошёл дом, терпеливо заглядывая под все кровати и во все шкафы. Это оказалось не таким уж бесполезным делом. Под кроватью с убитым Ариком он обнаружил большой ящик с целым арсеналом. Кроме обильной россыпи патронов ко всем видам оружия там лежали ещё две гранаты- лимонки, связка толовых шашек и что-то похожее на бикфордов шнур. Вытащив всё это в зал, Шалимов обшарил трупы и собрал туда и всё остальное оружие. Набралось прилично: автомат, три пистолета, охотничье ружьё. Кроме того, он обнаружил на плече "любителя собак" большую сумку деньгами. Там были и доллары, и очень большая по Российским меркам сумма денег в наших деревянных рублях.
"Долгушинская заначка", — понял он. — "Не зря он всё это время на бедность жаловался. С такими деньгами у нас в стране жить нельзя. С ними можно только умирать".
К этому времени как раз вернулся усталый, но довольный майор.
— Ну что? — спросил Михаил, заранее догадываясь, что Шурик всё-таки ушёл.
— Нормально. Бегал он очень плохо. Слабак.
Шалимов удивился. Дверь на улицу он не закрыл, но выстрелов не слышал, хотя в лесной тишине они должны были раздаваться очень далеко.
— Как же ты его?..
— Да так. Как уж получилось, — отмахнулся майор, откладывая в сторону автомат. Невольно посмотрев на оружие, Михаил заметил на прикладе прядь сивых волос и невольно поёжился. А Бабич как ни в чём не бывало, спросил: — Всё собрал?
— Да, вот посмотри.
Увидев все клады Шалимова, Семён присвистнул.
— Вот это да! Приличный арсенал.
Пару секунд подумав, он вручил однокласснику автомат, загрузил в сумку с деньгами две больших пригоршни патронов, ещё кое-что из боеприпасов, и, закинув ношу на плечё, скомандовал: — Пошли.
— Куда?
— Кажется, я знаю, где может быть Лалёк.
Во дворе он внимательно присмотрелся к лежащим трупам, одного даже перевернул ногой, всмотревшись в лицо, пробормотал: — Симак.
Уже у ворот Бабич остановился, навесил сумку на журналиста и велел: — Иди к машине, я тут ещё немного подсуечусь.
Вернулся он минут через десять, и к удивлению Михаила за его спиной разгоралось огненное зарево пожара.
— Ты что, поджёг дом? — удивленно спросил он майора.
— Да, — признался Семён, устраиваясь за рулём и закуривая.
— Зачем?
— Мне за каждого этого покойника в жизнь не отчитаться, хоть тонну бумаги переведи. Меня же ещё и посадят. Так что… лавров мне не нужно, спишем всё на разборки между собой.
Докурив сигарету, он завёл двигатель и предупредил Михаила:
— Дорога сейчас будет не очень, так что держись крепче.
Шалимов хотел спросить, куда они едут, но Бабич уже рванул машину по просёлочной дороге куда-то в тайгу.
То, что майор назвал "дорогой не очень" оказалось вовсе даже не дорогой. По подозрению Шалимова это была, какая то просека, некогда разбитая до траншейной глубины «Кразами», а потом заброшенная. Как майор умудрялся ночью, при свете фар вести машину по этому природному полигону Шалимов не мог понять. Временами он чувствовал себя как камешек в погремушке в руках расшалившегося ребёнка. Его по-прежнему подмывало задать вопрос о цели этой поездки, но он молчал, понимая, что болтовня в таких условиях неизбежно грозит потерей откушенного языка.
