- Да, в пятницу, — наконец отозвался сдержанно.
- Ну?
- Когда я вышел, его уже там не было. Больше я ничего не знаю.
- И ты его прям так сразу и узнал? Ведь для нас для всех он умер.
- Я пережил поистине страшные мгновенья. почудилось даже: ваш покойный отец.
- Я тоже ошибся.
Собеседники пронзительно глядели друг на друга, пронеслись секунды, первым очнулся Игорь.
- Словом, видение. не видение. Вот почему я об этом не рассказал — ни тебе, ни следователю. Хотя смерть Подземельного потрясла меня тайной совпадения.
- Ты сказал: происходит трагедия.
- Я так ощущал подсознательно и надеялся, ты прояснишь — помнишь, на галерейке? — скажешь про брата.
- А почему прямо не спросил?
- Побоялся произвести впечатление невменяемого.
- Как-то все это неубедительно. По-моему, ты не договариваешь.
- Можно подумать, ты со мной откровенен!
- Откуда такая враждебность, Игорь? За что ты меня ненавидишь?
- О чем ты?.. Ну, не в себе я был после допроса. А ты так беззаботно с какой-то девчонкой флиртуешь.
- Это мое дело.
- Извини, я был слишком взволнован.
- Смертью Ивана Ильича? «Ты выдумал голос, чтоб отвести подозрения от себя,» — посмел ты мне сказать! Объясни же наконец, что все это значит, в чем я провинился перед тобою или перед Павлом, или перед вами обоими.
- Ты его сдал, — прошептал Игорь с такой злобой, что собеседник вздрогнул.
- Я?
- Своими показаниями.
- Врешь!
- Не ори!
- Тони боишься, да? — Петр Романович взял себя в руки. — В течение девяти лет я не замечал твоей ненависти.
- Прошлое вдруг проступило, когда я увидел его во дворе.
Он произнес это с болью, и Петр Романович смягчился.
- Мне не в чем себя упрекнуть. На вопрос следователя, откуда цветы возле мертвого тела, я ответил: не знаю, кто- то сегодня принес. Я даже не упомянул Павла, все потом само раскрутилось.
- Надо было сказать, как Евгений Алексеевич предлагал: дед привез.
- А отпечатки пальцев? А показания ребенка?
- Отпечатки в квартире, где человек живет, против него не улика! Соврал бы: неделю пыль не протирал.
- Да я и не протирал.
- Вот-вот! И Польке можно было рот заткнуть, если б ты согласился на предложение адвоката. Нет, ты хотел его погубить и добился своего.
- Я?! — Петр даже растерялся. («В одно слово со следователем!») — Я любил брата.
Тут Игорь выкинул финт: вскочил и принялся бегать по просторному двору вокруг храма, сужая круги. влетел в церковь и вскоре вышел, притихший такой, умиротворенный. Подошел, сел рядом. Интеллигент- неврастеник — что с него взять. «Что требуется, то и возьмем!» — сурово укрепился философ в поисках истины.
- Проветрился?.. Мне твои эмоции непонятны, да Бог с тобой. Вот что: необходимо в подробностях восстановить события девятилетней давности.
- Зачем тебе?
- По-моему, в них кроется ключ к «новейшей истории». Сегодня во время допроса меня посетило сомнение: а что если Павел не убийца?
Игорь приподнялся в траве, опершись о локоть, слушая с предельным вниманием.
- Ты серьезно?
- Не задавай глупых вопросов.
- Почему он взял на себя такой грех, Петр?
- Нам неизвестно, какими способами добились от него признания. Безумная, возможно, идея, но она кое-что объясняет.
- А именно?
- В лагере, анализируя случившееся, Павел заподозрил истинного преступника и явился отомстить. Подземельный, у которого он остановился, стал опасным свидетелем и погиб. Потом убили брата.
- Почему о своих подозрениях Павел не сообщил родным? Почему не приехал к тебе или к дяде?
- Это пока загадка, тут много загадок. Словом, мне нужна помощь.
- Зачем?
Петр озверел.
- Не прикидывайся идиотом! Меня обвиняют в убийстве брата — где твои христианские принципы?
Игорь усмехнулся.
- Спрашивай, христианин.
- Когда в среду четвертого июля ты увидел Маргариту на Тверском бульваре, то решил, что она занимается проституцией. Почему?
- Она при мне (но меня не видела) торговалась с клиентом. Я вмешался, возмущенный, естественно.
- Ты сказал ей, что донесешь жениху?
- Нет. Она, возможно, понадеялась на дружбу, потому и заявилась в пятницу.
- Не лез бы ты, друг, в чужие дела.
- Я два дня мучился. но как промолчать? Регистрация в загсе — через полторы недели, в один день с нами. Понимаешь?
Петр Романович кивнул.
- Да это-то ладно, развелся бы. Но мы же собирались венчаться.
- Я вашу с Тоней свадьбу не помню.
- Мы перенесли на осень, торжеств не устраивали. Не до того, знаешь, было.
- Да, ты должен был его предупредить.
- Ну вот я и поехал в Завидеево. не знал, что у вас шестого семейный праздник.
- Наши раздумывали (ведь отец в больнице лежал в тяжелом состоянии), но потом решили отметить в своем кругу. А тебе было известно про сифилис?
- Господь с тобою! — Игорь даже перекрестился. — Я, как и все, после вскрытия трупа узнал.
Девять лет, с тех самых пор, он не ездил на дачу Ипполита Матвеевича и даже не сразу нашел ее, заплутавшись в пышно разросшихся улочках. Полковник окучивал розы — в майке и галифе, поджарый, крепкий и коричневый, как орешек — не скажешь, что ему под семьдесят. Гостю, кажется, обрадовался, усадил на лавочку в древесной тени, выставил на стол поллитровку, закуску с грядок собрал (как истый офицер, Ипполит Матвеевич всегда был готов «принять»). Выслушал, не перебивая, свежую информацию. Пришел в ужас. Выпил. Спросил отрывисто:
- Оля в курсе?
- Я ей утром позвонил: папину одежду (в частности, тот почти новый костюм с «искрой») она после похорон отдала Подземельному. Ее, наверное, уже допросили.
- Не понимаю, почему в уголовщину должна быть замешана наша семья.
- Павел из нашей семьи.
- То старые счеты, с «зоны», его «пришили» уголовники.
- И Ивана Ильича? И Павел позвал меня в полночь рассказать об уголовниках?
- Точно он звонил? Его голос?
- Его.
- Может, он, извини, в уме слегка повредился? Орудие убийства — «мертвая голова»!
- Это какой-то символ, загадочная аллегория.
- Аллегория, — повторил полковник с недоумением. — Непонятная история, непростая.
- А началась за праздничным столом, когда вы объявили.
- Не жалею! — оборвал старик и прищурился. — Она б тут всех перезаразила.
- Всех? С Маргаритой были знакомы только Павел и Игорь.
- Познакомились бы! Я похолодел, когда услыхал, как Ольга бульварную тварь за стол зовет.
- Ипполит Матвеевич, когда у Поля был припадок, вы сидели в прихожей.
- Да, на сундуке. Ребенок хотел остаться с отцом.
- Вы ничего не слышали?
- Поль кричал.
- Нет, из подъезда. Убийство произошло за стенкой. Другой крик. Или кто-то звонил к нам в дверь.
- Ты намекаешь, — проявил смекалку Ипполит Матвеевич, — что не Павлик ее прикончил?
- Не знаю. Это очень страшное предположение.
- Я ничего не слышал. По — твоему выходит: у него ложное признание вышибли?
- Разве такое не случается?
- Сколько угодно. Только подумай: неужели парню было безразлично наше мнение о нем? Он бы написал тебе или дядьке, что страдает безвинно.
- Вы правы. Но ему мог бы помешать ложный стыд.
- То есть под давлением «органов» смалодушничал и стыдно было признаться? Бывает. Признание в трусости самое. героическое. — Полковник усмехнулся. — Не смейся, это так. Но затаиться на девять лет из-за ложного стыда неестественно.
- Да, мотивировка его поступков пока необъяснима. Однако Павел убит. Убит человек, у которого он, по- видимому, жил. Я этого не делал. Вывод: необходимо отыскать убийцу.
- Что ж, у тебя нет выхода. — Старик выпил и процитировал советского классика: «Бороться, искать, найти и не сдаваться», — помолчал. — Во время припадка ты где был?
- На галерейке.
- К вам балконная дверь была открыта?
- Кажется, да.
- Говори: закрыта. И мой тебе совет: не связывай эти преступления, дороже обойдется.
- Нет, я должен все знать. Расскажите про ту пятницу, что вспомните.
- Ну что. Игорек приехал днем, ближе к вечеру, мы уже собирались в Москву.
- И Павел собирался?
- В том-то и дело! Горячка еще не совсем отпустила его, но он уже был на ногах. Я пошел на огород собрать к столу зелени, вон туда, видишь? Прямо под окошко, слышу. что-то вроде: «Ты не можешь венчаться с уличной проституткой!» Я, понятно, обомлел, — Ипполит Матвеевич вдруг признался: — Я никогда не осуждал твоего брата, заразу надо пресекать в корне.
- Даже ценою жизни? А если б ваша дочь.
- Дочь не вмешивай! В общем, Павлик находился в сомнении: надо, мол, проверить, убедиться. Оля с Полькой меня уже на крыльце дожидались, Игорек выходит: Павлику хуже стало, наверное, он не поедет. Ольга было всполошилась, но я их всех увел на станцию. Думаю, юноше надо побыть одному, взвесить и принять решение. Но со всеми этими нервами на электричку мы опоздали, полчаса торчали на платформе. Понимаешь?
