Ознакомительная версия.
Петр настежь распахнул форточку, свалил грязную посуду в мойку и залил ее горячей водой. Вытряхнул в мусорное ведро пепельницы, вымыл руки и поставил чайник. Спиртного не хотелось, хотя надо бы сбросить напряжение после стольких передряг, но впереди полная неизвестность и лучше подкрепиться, чем расслабляться. Сам себе не признаваясь, он всячески оттягивал тот момент, когда придется снять телефонную трубку и набрать номер справочной больницы. Отчего-то его пугало это и, если бы было можно, он, наверное, совсем не звонил бы туда. Однако нельзя.
Заварив чай покрепче, он выпил большую кружку, вяло сжевал пару бутербродов. Побаливала ушибленная грудь, и, расстегнув рубаху, он обнаружил багровый кровоподтек — крепко врезал «миролюбец». Ну ничего, ему тоже хорошо досталось, долго будет помнить! Конечно, это, к сожалению, вряд ли отучит его лазить по ночам в чужие машины.
Наконец оттягивать больше стало просто неприличным перед самим собой. Меркулов выложил на стол документы Юри, положил рядом с ними радиотелефон, — кстати, даже батарейки совсем свеженькие, — но почему-то не захотел им воспользоваться, а взял свой старенький телефонный аппарат и начал набирать номер справочной. За окнами потихоньку серело, продолжала сыпаться из рваных туч колкая снежная крупа, похожая на манку, а телефон справочной не отвечал, хоть тресни. Спят они, что ли?
Тогда он набрал номер приемного отделения. Там сняли трубку после третьего гудка:
— Приемное.
— Простите, к вам сегодня доставили по скорой Юри Ояра Яновича с подозрением на инфаркт. Я хотел бы узнать о его состоянии.
— Как фамилия? — строго переспросили на том конце провода. — Юрьев?
— Нет, его фамилия Юри, он латыш, понимаете? Юри! Ояр Янович. Доставили ночью, по скорой. Звоню вам, потому что справочная не отвечает.
— Минуту.
По-видимому, там положили трубку на стол и медсестра куда-то отошла. Послышались неясные голоса, и сердце Меркулова сжалось в нехорошем предчувствии. Отчего они там так долго не отвечают? Перепутали фамилии всех больных на свете или им каждую ночь привозят людей по фамилии Юри, и теперь никак нельзя отыскать того, о ком он спрашивает?
— Алло? — голос медработницы был сух и официален. — Как, вы говорите, его фамилия: Юри? Ояр Янович Юри? Я правильно поняла?
— Да-да, — почему-то заторопился Петр. — Как он?
— Кто вы ему будете?
— Приятель. Он гостил у меня, когда это случилось.
— Дело в том, что ваш приятель скончался, — равнодушно сообщила медсестра.
— Как это? — ошарашенно переспросил Меркулов. Юри больше нет? Еще несколько часов назад он сидел здесь, за этим столом, щурил лукавые голубые глаза, ерничал, сердился, шутил, а теперь его больше нет?
— Обширный инфаркт, не успели даже поднять в реанимацию. Вы обещали привезти его документы?
— Да, — тускло подтвердил Петр. — Я привезу.
— Когда? — деловым тоном допытывалась медсестра.
— Через полчаса…
Меркулов положил трубку и обхватил голову руками — в висках толчками начала пульсировать боль, на глаза навернулись слезы. Оказывается, как легко было жить все эти годы, зная, что Ояр есть, что он где-то ходит по земле, целует женщин, гладит по голове детей, лезет очертя голову в авантюры… А теперь его нет, и словно что-то невозвратно ушло вместе с ним, будто он забрал его из квартиры. Да что там из квартиры, из жизни самого Петра!
Вот так всегда и бывает: нежданно-негаданно. У человека вообще два самых главных дня в его бытии — день появления на свет божий и день, когда он его покидает навсегда, чтобы уже более никогда не вернуться. Древние не зря говорили: самое определенное в жизни — это смерть, и самое неопределенное — ее день и час! Уезжая на скорой, похожий на задиристого подростка, одетый в голубую рубашку с приевите на шее и серые шерстяные брюки, Ояр еще не знал, что сегодня, с ноля часов, уже начался безжалостный отсчет того, второго по значению, а может быть, и самого главного дня в его жизни…
Теперь он никогда уже не наденет оставленные у Меркулова ботинки, не накинет на плечи свою кожанку, не сядет за руль старых сереньких «жигулей». И никогда не поинтересуется, что сталось с теми вещами, которые он оставил на хранение давнему приятелю. Никогда!
Петр сгреб в кучку документы Ояра, не глядя сунул их в карман и вышел в прихожую — надо ехать в больницу…
На своем обычном месте во дворе больницы Анзор припарковался, когда с неба во всю уже летела мерзкая снежная колкая крупа. Открыв перчаточное отделение, киллер вынул тюбик дорогой женской помады и, придирчиво разглядывая себя в зеркальце автомобиля, слегка мазнул им по шее — так, чтобы не слишком бросалось в глаза, но и можно было заметить. Чуть растер помаду пальцем и спрятал тюбик. Потом вынул флакончик духов и капнул на свитер. Пожалуй, хватит, перебарщивать тоже нельзя.
Закрыв машину, он постоял несколько минут около дверей морга, давая выветриться и прижиться к нему запаху духов, потом спустился вниз.
Степаныч был занят делом. Водрузив на мясистый нос очки, он старательно выводил на бирке имя нового покойника, поминутно сверяясь с бумажкой.
— Натрахался? — поднял он глаза на вошедшего Анзора. — Несет от тебя бабским духом аж за версту. Помаду на шее сотри, герой-любовник!
Анзор незаметно сунул старому санитару в карман халата конверт — мзду за молчание — и поинтересовался:
— Свеженький?
— Ага, как раз аккурат сегодняшний, — солидно кивнул Степаныч, не забыв проверить, положили ли ему в карман обычный конверт. — Фамилия чудная: Юри. Я им наверх звоню, может, говорю, ошибочка вышла, Юрьев он? А они нет, твердят, все верно. Латыш, стало быть. Теперича иностранец! Во, Юри Ояр Янович. От инфаркта помер бедняга.
— Юри? — Анзор заглянул через плечо Степаныча. — Все правильно.
— Где правильно? — Степаныч наскучался в одиночестве и теперь был рад поговорить. — Какая же правильность? Во-первых, молодой еще помирать, а во-вторых, какой из его иностранец? Вся жизнь не туда повернулась! Вон снег идет, зима скоро. И каждый раз она для нас, как нападение Гитлера, неожиданность! А снег-то, обрати внимание, никто не убирает. Зато про порядок говорят. Разве же это порядок? Вот при Сталине, тогда да, порядок был. А теперь? Тот же снег, тот же дворник, а порядку нет!
— Мне позвонить надо, — не слушая его, сказал уже успевший надеть халат Анзор.
— Чего же, звони, — буркнул Степаныч. И, обмакнув перо в баночку с фиолетовыми чернилами, старательно вывел на бирке: — Ояр…
Анзор прошел в угол, где на тумбочке стоял старенький, допотопный телефонный аппарат, и, набрав номер, прикрыл трубку рукой, чтобы его слова не долетали до любопытного напарника:
— Они потеряли его! Юри умер от инфаркта. Сегодня ночью, в нашей больнице…
Вообще, телефоны в эту ночь работали с повышенной нагрузкой. Десятки, если не сотни, людей тыкали пальцами в кнопки набора или вертели телефонные диски.
— Дерьмо все ваши службы безопасности, — летел по проводам закрытой связи рассерженный начальственный бас. — Дерьмо! Дармоеды. Насажали, понимаешь, бывших генералов и полковников, получают они баксы да еще пенсию, жируют лучше, чем на службе, а задницу от стула оторвать лень?! Там ничего не умели толком сделать, теперь здесь то же самое? Где ОНА? Где, я вас спрашиваю?!.
— Никто ручки-то вам не связывал, — ехидно выговаривал звенящий от злости тенорок. — Неужели нельзя уследить за одним вшивым человечком? Как он вообще умудрился ЕЕ сделать? А? И где ОНА?..
— Послушайте, — устало оправдывался срывающийся голос, — он был одним из лучших…
— Тогда ему и платили за это! — зло обрывали его. — За то, кем он был, а тебе платят не за то, кем он был, а за то, что ты сам есть! Вас обвели вокруг пальца, как несмышленых детей! Где ОНА?..
— Мы платим бандитам не за то, чтобы они хлопали ушами и палили, где ни попадя, — ярился хриплый голос. — Почему он ушел? Где ОНА? Головой вы ответите, я свою подставлять не собираюсь!..
— Потеря, большая потеря, — одышливо, с расстановкой сетовал другой. — Но безвыходных положений нет! Меня сейчас более всего интересует, где ОНА? Понимаете?!.
— Вам государство дало все права и наложило соответственно обязанности, — начальственно выговаривали по проводам, тяжело, как камни, роняя слова. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что произойдет, если ОНА вдруг выплывет на свет в самый неподходящий момент? Я не могу быть ни в чем полностью уверен, пока ОНА не окажется у нас в руках…
— Кто найдет, получит первый приз! — обещал звенящий от злости тенорок…
— Приз нашедшему — пуля в затылок, — рассудительно вещал одышливый, — а потом будем разбираться…
— Щедрее обещайте ордена и награды, — падали тяжелые, как камни, слова…
Провода сплетались, словно змеи, и несли по своим жилам сипящие, звенящие и блеющие от страха голоса. И все заклинали, приказывали, умоляли, просили: найдите ЕЕ! Или строго спрашивали — где ОНА?! И никто не мог ответить…
Ознакомительная версия.
