влаги, нашим глазам предстала реальная картина.
Западный пригород по-прежнему выглядел покинутым и опустевшим, однако это волновало меня в последнюю очередь. Устремив взор в сторону огромной стены, я пристально всмотрелся в то, что происходит на ее вершине. Гасан оказался прав. Защитники спешно бросали посты, спускаясь по лестницам и скрываясь за кирпичной кладкой. Судя по всему, командиры гарнизона перебрасывали все силы к месту прорыва на севере возле ворот богини Иштар. К отчаянным крикам, доносившимся издали, добавились возбужденные голоса, которые звучали более отчетливо. Видимо, они принадлежали людям, спешно покидавшим Вавилон по западной дороге.
Все складывалось крайне удачно, поэтому я произнес, обращаясь к Гасану и Бастет:
— Воспользуемся суматохой, чтобы проникнуть в город.
— У нас осталось всего пятнадцать человек, — осторожно напомнил мадианитянин, — вы уверены, что нам хватит сил для крупной драки?
— Не сомневаюсь, — я указал пальцем в сторону стены, — они уходят, стягивая силы на север. Сейчас для защитников города каждый человек на счету. Они оставят лишь парочку стражников у ворот для контроля потока беженцев. Используя переполох в своих целях, мы без особых усилий проникнем за укрепления.
— Убедительно, — кивнула Бастет, — а из тебя бы вышел неплохой командир.
Я пожал плечами и улыбнулся:
— Может быть, но…
— Что вы хотите с ним сделать? — послышался встревоженный голос.
Я обернулся и увидел, что ко мне быстрым шагом приближается Тарару. На раскрасневшемся лице застыло выражение нескрываемой тревоги и упрямой решимости, так свойственной всем горячим юнцам. Ассирийцы следовали за ним, при этом не спуская с вавилонянина своих ледяных глаз.
Вскинув брови, я поинтересовался, хотя прекрасно знал ответ:
— О чем ты?
— Не держите меня за дурака, — едва ли не срываясь на визг, вскрикнул он, — я о моем отце! Что вы хотите с ним сделать?
— А сам-то, как думаешь? — я полностью повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза, полные страха и непреклонности. — Раз не дурак, то должен догадаться.
Тарару побелел, но сумел выдавить из себя:
— Вы не сдадите его хеттам.
Я скрестил руки на груди:
— Назови мне хотя бы одну причину, по которой нам этого не делать?
Юный вавилонянин, с трудом шевеля губами, произнес:
— Это бесчестно.
Я фыркнул:
— Ты среди разбойников. Здесь свои понятия о чести.
— Вы не можете…
Я резко вскинул руку, прерывая его бессмысленные потуги:
— Ты повидался со своим отцом? Повидался. Пусть встреча прошла и не так, как ты этого хотел, но я свое обещание выполнил. Большего требовать от меня ты не вправе, — тут я приблизился к нему и угрожающе поднял голос, — ты вообще не вправе ничего требовать от меня.
Такой уверенности и твердого стержня внутри себя я никогда не замечал. Даже в ледяных глазах ассирийцев вспыхнули угольки уважения. Да, всего на мгновение и едва заметные, но все же. Чего не скажешь о молодом вавилонянине. По его виду стало понятно, что Тарару перестал считаться с моим весом и готов на все, чтобы осуществить желаемое — спасти отца. Поэтому я не колебался ни секунды. Едва уловимым движением глаз, я подал знак ассирийцам, и те мгновенно схватили юнца, выкрутив ему руки за спину.
— Что вы делаете?! — возмущенно вскрикнул тот.
— Прости, Тарару.
— Простить?!
— Да, — я качнул головой, — честно признаться, я сам не рад тому, как поступаю. Боги решили сыграть с тобой злую шутку. Но я не могу пойти на попятную. Мы слишком далеко зашли. Ты должен это понимать.
Тарару смотрел на меня, широко раскрытыми глазами. Его лоб покрылся испариной. Он предпринял отчаянную попытку вырваться из цепкого захвата могучих рук, но это было равносильно попытке убежать ото льва с булыжником на шее. Осознав тщетность своих попыток освободиться, Тарару истошно завопил. В его крике угадывалась нестерпимая душевная боль и отчаяние, которые, быть может, и растрогали меня, если бы на кону не стояли богатства Вавилона.
Поэтому я холодно добавил:
— Свяжите его и засуньте кляп в рот. Иначе этот идиот привлечет ненужное внимание.
— Отправить его в лагерь? — поинтересовался Гасан.
Я секунду поразмышлял над его предложением, но затем покачал головой:
— Нет. Возьмем с собой.
— С собой? — удивилась Бастет. — Но зачем?
— Этеру укрылся в Этеменанки, — пояснил я, — его охраняют лучшие воины Вавилона. Мы не сможем прорваться внутрь. Если Этеру еще сохранил какие-то чувства к своему сыну, он сам выйдет к нам.
* * *
Аккуратно выглянув из-за хижины, я бросил взгляд на широкую дорогу, ведущую через западный пригород. Даже в ярмарочные дни она не была столь запружена людьми, как сейчас. Поток беженцев, покидающих Вавилон, простирался от самых врат и, подобно реке, тек в сторону от стен. Его передний край уже вот-вот готов был поравняться со мной. Разношерстная толпа двигалась на запад, наполняя округу возбужденными голосами. Возглавляла процессию большая повозка, в которую были впряжены двое крепких обнаженных и загорелых мужчин. Их обветренная кожа не могла скрыть многочисленные шрамы от ударов кнутом. Обливаясь потом, они тащили телегу с огромным сундуком, на котором восседал знатный вавилонянин. С длинной завитой черной бородой и обнаженный по пояс, он «щеголял» широкой юбкой, сшитой из прекрасной фиолетовой ткани, украшенной позолоченным поясом. В правой руке вельможа сжимал толстый кнут, которым неустанно наносил новые отметины на спины своих рабов.
— Шевелитесь, сыны шлюх! Я не собираюсь торчать здесь весь день, дожидаясь того момента, как хетты доберутся до моих мин серебра!
Подгоняемые ударами хлыста, рассекающего воздух с неприятным свистом, рабы, с напряженными венами на руках, продолжали тащить на своем горбу повозку хозяина. А тот поливал их градом ударов с завидным усердием и сыпал всевозможными проклятиями. Сделав очередной небольшой рывок, телега наткнулась на камень. В результате ее сильно тряхнуло и накренило влево. Несколько мешков выпало из
