— Это могут сделать хетты.
— Вряд ли они найдут хорошо спрятанный тайник.
Я заметил, как ассириец одобрительно кивнул. Дела чести и принципа они всегда одобряли.
— И где его дом-то? — спросил Гасан.
— Вернемся по мосту, свернем на улицу, идущую на юг. Дом горожанина находится недалеко от храма Шамаша.
— Тогда поспешим, господин, — проговорил мадианитянин, опасливо озираясь, — не хочу я встречаться с хеттами.
Я кивнул и огляделся. Вавилонская стража продолжала с решительным видом занимать позицию в лестничном проходе Зиккурата, несмотря на приближающиеся отряды врага. Эмеку-Имбару с ними не было. Решив не терять времени даром, я трусцой направился к мосту через Евфрат. Гасан и Тиглат-Атра следовали позади.
Мое сердце стучало громче, чем кузнечный молот о наковальню. Мысленно я надеялся, что Гасан понял намек о предателе, а Тиглат-Атра принял историю о грабеже и мести за чистую монету.
[1] Сирруш — мифическое существо из вавилонской мифологии: чаще всего изображался в виде дракона. Символ бога Мардука. Одно из чудовищ, порожденных Тиамат (женское олицетворение первобытного океана-хаоса соленых вод, из которого появилось все в шумеро-вавилонской мифологии). Сирруш сочетает в себе признаки различных существ: имеет голову змеи на тонкой шее с раздвоенным жалом, чешуйчатое тело, передние лапы льва и задние лапы хищной птицы, а также хвост скорпиона.
17
Узкая улочка, уходящая от Дороги Процессий, шла на юг, теряясь в сумраке поверженного города. И хотя жадные до поживы руки хеттских захватчиков пока не притронулись к местным домам, в их облике читалась обреченность. Многие жители все еще скрывались за этими желтыми стенами. Только сейчас они служили спасением не от палящего зноя вавилонского солнца, а от глаз безжалостных завоевателей.
День, пролетевший так незаметно, стремительно клонился к закату. Вновь затянувшие плотным одеялом небосвод серые облака только усиливали впечатление наступающих сумерек.
Я и Гасан шли впереди, стараясь не наступать в небольшие грязные лужицы, оставшиеся после вчерашней бури. Тиглат-Атра следовал позади.
— Почему они не уходят-то? — спросил Гасан, реагируя на приглушенные голоса за стеной одного из домов и последовавший за ними сдавленный женский плач.
— Куда им идти? — ответил я вопросом на вопрос, перепрыгивая через лужицу побольше. — Это их дом. К тому же, у многих нет ни сил, ни желания сопротивляться. Некоторые уверены, что город полностью окружен, и спасения ждать неоткуда.
— Но не уж то нельзя хотя бы попытаться?
— Можно. Вопрос в другом — хотят ли они?
— Не понимаю вас, господин.
Я покосился на него:
— Тебе есть до них какое-то дело?
Гасан тупо улыбнулся:
— Нет, господин. Просто охота узнать их чувства.
— Спросишь на обратном пути, если будет время, — хмыкнул я.
Из дома справа послышался громкий детский плач, который не прекращался до тех пор, пока мы не отошли достаточно далеко. Либо родителям было все равно на свое чадо, либо ребенок оказался попросту брошен в собственном доме на произвол судьбы. Ни я, ни мои спутники, никак не стали комментировать произошедшее. Гнетущий дух тяжким грузом навис над Вавилоном, и невозможно было не почувствовать его на собственных плечах. Даже дышать влажным воздухом приходилось через силу. А на меня еще и давила мысль того, ради чего, собственно, я сунулся в эту часть города. Дом знатного горожанина действительно существовал и располагался недалеко от храма Мардука. Однако целью сего похода являлась отнюдь не жажда отмщения скупому хозяину. Более того, вельможа за починку мебели отсыпал тогда аж пять сиклей серебра, и назвать его жадным язык бы не повернулся. Единственной правдой в том, что я поведал Бастет, было наличие в доме тайника, а истинная цель — избавиться, наконец, от предателя, коим являлся Тиглат-Атра. И другого удачного момента, чтобы осуществить задуманное, может не представиться. Ведь воин неразлучен со своим земляком большую часть времени. Бросать вызов двум ассирийцам сразу — смерти подобно. Все это прокручивалось у меня в голове, пока я продолжал быстро вышагивать по узкой улочке Вавилона, перепрыгивая через лужи и слушая громкое биение собственного сердца, периодически заглушаемое посторонними звуками из-за кирпичных стен.
«Боги, надеюсь Гасан догадался, ради чего мы сюда идем, и не начнет вести себя, как тупица, в самый решающий момент!».
— Далеко еще? — прервал мои тяжкие думы мадианитянин, вдыхая влажный воздух.
Я указал пальцем вперед:
— Видишь улочка расширяется?
— Ага, — подтвердил он, вытирая пот со лба.
— Там будет маленькая площадь. Повернем направо и будем на месте.
— Понял, — ответил мадианитянин, подергивая плечами.
Гасан нервничал. Это было заметно невооруженным глазом. Мышцы его лица казались чрезмерно напряженными.
— Что с тобой? — поинтересовался я, глядя вперед на стремительно приближающийся просвет.
— Мне не по себе, — признался тот.
— Да? С чего это? — я задал этот вопрос только для того, чтобы отвлечься от собственных мыслей.
Выждав короткую паузу, Гасан произнес:
— Я впервые оказываюсь посреди незнакомого города, который скрывается во мгле… умирающего города, — не сбавляя шага, он посмотрел на меня, — не самая приятная вещица, господин.
Будто в подтверждение его слов, где-то вдали раздался истошный женский крик, который прервался так же резко, как и начался. Слабый порыв ветра обдал кожу холодным дыханием и затих, дабы через мгновение, набравшись сил, пронестись по улочке вновь.
Словно подчиняясь единой команде, мы ускорили шаг, стараясь как можно скорее осуществить то, зачем сюда пришли и убраться за пределы городских стен. Преодолев остаток пути всего за несколько минут, я и мои спутники добрались-таки до конца улочки и очутились на небольшой площади. По левую сторону ютились дома простых горожан из желтого обожженного кирпича. Их ряды тянулись дальше на юг до храма Шамаша, возвышающегося над ними на пару десятков локтей. Жилище бога походило на Этеменанки, только меньше. Этажи, обычно освещаемые множеством факелов, оказались погружены
