Шатовы вздрогнул.
– Вы помните эту легенду о зубах дракона? – спросил Дмитрий Петрович.
– Вы об аргонавтах?
– И о них тоже. Помните, предводителю аргонавтов нужно было вспахать поле и засеять его зубами дракона. А потом…
– А потом, – подхватил Шатов, – из зубов выросли воины.
– Да, воины. Бесстрашные воины.
– Которые потом перебили друг друга, – напомнил Шатов.
– Перебили, – согласился Дмитрий Петрович, – но это только в этом случае. У тех же греков был миф о том, что один из героев таким образом набрал себе помощников. После всеобщего побоища уцелело несколько воинов, ставших родоначальниками целого народа.
Шатов набрал воздуха в легкие, чтобы сказать… А что, собственно, он мог сказать? Намекнуть, что с некоторых пор не любит упоминания драконов в любом контексте? Что Дракон для него – это полусумасшедший ублюдок, который повесил двенадцатилетних мальчика и девочку, который убил пятнадцатилетнюю девчонку только для того, чтобы продемонстрировать свое всемогущество? Из зубов этого Дракона не могло вырасти ничего, способного основать народ.
Рассказать ему, что чувствовал Шатов, когда Дракон очень вежливо и с претензией на интеллигентность рассказывал ему о своих ощущениях при убийстве?
В комнату вошла Ирина, поставила блюда на стол.
– Здравствуйте, Ира, – сказал Шатов, искренне радуясь, что можно переменить тему.
– Здравствуйте, Евгений Сергеевич, – улыбнулась Ирина, – только я не Ирина, я Светлана.
Будем надеяться, что улыбка не стала слишком глупой, подумал Шатов. Не хватало еще шуток с близничками.
– Вы сестра Ирины?
– Все шутите? – засмеялась девушка. – Нет у меня сестры.
Шатов покосился на Дмитрия Петровича, но тот был слишком увлечен столом.
– Минутку, – потряс головой Шатов, – вас же Дмитрий Петрович называл Иринушкой…
– Светочек, милая, а где же салат? – жалобным голосом простонал Дмитрий Петрович.
– Минуту, – Ирина… или Светлана вышла из комнаты и скоро вернулась. – Вот, пожалуйста.
– Но… – Шатов смотрел в лицо девушке, пытаясь понять, что происходит.
– Кушайте, Евгений Сергеевич, – улыбнулась она. – Я тут на кухне буду, если что – позовите.
Шатов проводил ее взглядом.
Но ведь это она – Ирина, девушка, с которой он шел через луг, и которая потерлась щекой о его руку. И сказала, что он запал ей в душу еще до того, как заполучил свой шрам.
– А вы, батенька, сердцеед, – понимающе улыбнулся Дмитрий Петрович. – И это правильно – Светланка того стоит. Мне бы скинуть годков так тридцать…
– Побойтесь бога, Дмитрий Петрович, – Шатов нашел в себе силы собраться и сделать вид, что ничего особого не произошло. – Девчонке лет шестнадцать.
– Семнадцать, если быть точным, но в селах они взрослеют значительно раньше. И, – Дмитрий Петрович понизил голос почти до шепота, – Света очень вами заинтересовалась. Я бы на вашем месте…
Кобель старый. Шатов механически положил себе в тарелку еду и ел, не ощущая вкуса. Он же точно помнил, что ее звали Ирина. Они познакомились… Вчера? Они познакомились с ней в этой комнате за завтраком. И звали ее Ирина. И одета она была в эти же рубашку и джинсы.
– Светланка, молочка! – попросил Дмитрий Петрович.
– А вам, Евгений Сергеевич? – спросила Светлана.
Пусть она будет Светланой, мысленно махнул рукой Шатов. Если он не помнит толком, что с ним было, то имя тоже мог свободно перепутать.
– Спасибо, Света, – Шатов подождал, пока девушка нальет из кувшина молоко, и взял стакан. – Ваше здоровье!
Светлана вышла на кухню.
– А в вас чувствуется донжуанство, – одобрительно изрек Дмитрий Петрович, – в лучшем смысле этого слова. Так изысканно спутать имя!
– Хорошо еще, что я не знаю ее фамилии.
– Вы еще много не знаете, Евгений Сергеевич, – заметил Дмитрий Петрович, вытирая губы льняной салфеткой. – И это, кстати, очень хорошо.
– Для кого?
– Для вас, в первую очередь, ибо во многом знании многая печаль, – Дмитрий Петрович снова поднял указательный палец. – А сейчас я вынужден вас оставить, дабы подготовить материалы для беседы с талантливыми отроками.
Шатов молча кивнул, как бы соглашаясь, что да, что с талантливыми отроками нужно держать ухо в остро, глаз да глаз нужен с талантливыми отроками. Им, талантливым отрокам, палец в рот не клади…
Какого, кстати, черта, еще и Дмитрий Петрович собрался встречаться с отроками? Шатов понятно – выдающиеся талантливые журналисты такого уровня встречаются редко. Как же не воспользоваться тем, что он проезжал недалеко от детского дома и не организовать для талантливых отроков встречу с ним… Тем более, что, кажется, местные отроки и отроковицы уже давно наблюдают за жизнью и невероятными приключениями журналиста Шатова Евгения Сергеевича. Во всяком случае, Светлана, которая тогда была Ириной, недвусмысленно говорила, что они в школе даже спорили, выживет или не выживет Шатов в схватке с Драконом…
Блин. Шатов уронил вилку, но поднимать не стал.
Четче нужно соображать, Шатов. Если детки отслеживали схватку гигантов… две схватки гигантов – матч и матч-реванш, то это может значить, что помогал им в этом тот, кто знал, чем именно и когда занимается Дракон.
А поскольку Дракон отбирал среди горожан потенциальные жертвы для охоты богатеньких любителей острых ощущений, то… То выходило, что сейчас Шатов попал, как кур в ощип, в поле зрения тех самых хозяев Дракона.
Которых сам Дракон, убивший и организовавший убийство несколько десятков человек, боялся жутко. Настолько боялся, что, провинившись, готов был умереть, лишь бы не попасть им в руки.
Ласковый и заботливый Дмитрий Петрович подходит на роль жуткого хозяина?
Шатов мотнул головой – нет. Но о Драконе и о Шатове он знает многое. Если не все. И если он и вправду знает все о Драконе и Шатове, то все эти разговоры о зубах, мести и предках – неспроста. Ой, неспроста.
Вот такие вот пироги.
Насколько это объясняет фокусы Шатовской памяти – вопрос, конечно, интересный… Очень и очень интересный. Только…
Шатов наклонился и поднял вилку с ковра. А кто сказал, что у него действительно состоялся разговор с Ириной? В смысле – а говорила ли Ирина, или Светлана вообще что-нибудь о Шатове и его шраме? Или все это примерещилось Шатову? Как примерещилось пустое удостоверение.
– Светлана, – позвал Шатов, стараясь, чтобы голос не звучал слишком уж жалобно.
– Да, Евгений Сергеевич, – девушка появилась на пороге кухни, вытирая руки.
– Если я вас попрошу поболтать со мной сейчас, это не будет нарушением ваших планов на ближайшее время?
– Насколько ближайшее? – серьезно спросила Светлана.
– На ближайшие полчаса.
– Не будет, если эти полчаса наступят минут через десять – мне нужно будет прибрать со стола и перемыть посуду.
– Хорошо… – Шатов искоса поглядел на дверь кабинета Дмитрия Петровича, – вы не в курсе, через сколько минут у меня встреча с талантливыми отроками?
– С нами? Часов через пять-шесть. А с младшими – через два часа, – Светлана улыбнулась. – Да вы не бойтесь, у нас в Школе приезжих не обижают.
– Ага, – кивнул Шатов, – у вас обижают своих, чтобы чужие, соответственно, боялись.
Светлана еще раз молча улыбнулась и стала собирать со стола тарелки.
– Так где мы сможем поговорить? – Шатов встал, чтобы не мешать работе.
– Вы сейчас к себе пойдете? – во взгляде Светланы что-то скользнуло, что-то такое, что Шатов смог заметить, но не успел распознать.
– К себе.
– Тогда я зайду к вам, – снова взгляд, на этот раз не такой быстрый.
Интерес в нем мелькнул, или ожидание… Во всяком случае, не обещание, оборвал свои мысли на эту скользкую тему Шатов и вышел из дому.
Попытаемся немного попланировать. Не в том смысле, что пролететь, используя потоки воздуха, а в том, чтобы составить хоть что-то, похожее на план. На маленький планчик. Маленький, но хоть какой-нибудь. Хоть какой…
Шатов сплюнул и поднялся на свое крыльцо. Оглянулся на сочную зеленую траву, спустился и несколько раз прошел по ней, шаркая ногами, приминая и вырывая травинки.
И пусть меня расстреляют «зеленые». Это у них болит голова о сохранении природы, а у Шатова задача несколько уже – сохранить, на сколько это возможно, психику от необратимых изменений. Трава – это зарубка. На память. Если завтра снова что-то произойдет с памятью Шатова, то…
Кстати, неплохая идея. Шатов вошел в дом, чуть притормозил в сенях, оглядываясь по сторонам. Вот взять, например, и чего-нибудь накалякать на стене краской. Или, хотя бы, зубной пастой. Еще опыт пионерских лагерей подсказывал, что засохшая зубная паста отмывается плохо.
