Прапорщик Сосницкий, не выходя из кабины, приоткрыв дверь, спросил у подошедшего капитана:
— Петрович, ты что здесь творишь? Вы же отход просили только для того, чтобы двигатели после ремонта опробовать.
Видимо эта фраза прозвучала больше для Нарышкина, чем для рыбака, но Юрий сделал вид, что принял ее за чистую монету.
— А ты как здесь оказался? — удивленно спросил пограничника капитан.
— Ничего себе вопрос, — в ответ возмутился Сосницкий, — Вообще-то, ваш колхоз — это подконтрольный мне объект и я здесь появляюсь, когда захочу и с кем захочу.
— А начальники твои в курсе, что ты здесь? — прищурив глаз, спросил капитан.
— Для тебя, Петрович, самый большой начальник — это я, поэтому давай сюда свои документы, — прапорщик протянул руки к папке.
— Много я на своем веку видел начальников, но только они имеют тенденцию уходить, кто куда, а я остаюсь, — мужчина посмотрел на внешне безучастного Нарышкина и поняв, что причиной такого официального разговора является именно он, снисходительно улыбнулся и уже совершенно другим тоном произнес:
— Да, мы действительно выходили в море, проверять двигатели, а потом я вспомнил, что ранее оставили сети в море, поэтому «выломали» их, чтоб на зиму не оставлять. Сам же знаешь, если лед станет, то до весны не вытащим, а рыбы в сетях уйма погибнет.
— Петрович, не надо мне лапшу на уши вешать, — возмутился прапорщик, — вспомнили Вы про сети. А до этого, можно подумать, забыли? А что тогда здесь «Газель» делает?
Он указал рукой, стоящий рядом автомобиль. В это время рыбак молча положил пакеты с рыбой на заднее сиденье.
— Это что еще такое? — наигранно удивился Сосниций, — Ну-ка, уберите сейчас же.
— Так это ж, как водится, попытался объяснить бригадир, — исключительно ради уважения к доблестным погранвойскам.
Последние слова были сказаны явно с двойным подтекстом.
Рыбак, оставаясь у задней двери УАЗа, вопросительно взглянул на капитана, тот поочередно посмотрел, то на Сосницкого, то на незнакомца в штатском. На минуту на причале повисла тишина.
— Спасибо, Уважаемый, — прервал первым молчание Нарышкин, — я люблю свежую рыбу.
Капитан облегченно вздохнул и строго посмотрел на стоящего рядом рыбака. Тот, захлопнув дверь машины, бегом потрусил на буксир.
— Ладно, — снисходительно произнес Сосницкий, вытаскивая из папки документы, — с тобой потом на заставе разберемся. Если будут вопросы, я тебя позову.
Капитан медленно поплелся на причал, ближе к своей команде.
— Ну что будем делать с ними? — с опаской обратился он к Нарышкину.
— В каком смысле? — не понял тот.
— Я имею в виду, рыбинспекцию вызывать будем?
— Вадим, я сюда приехал не ради рыбы, — разочарованно ответил Нарышкин, — У меня здесь был другой интерес.
— Какой, если не секрет?
— Сходи на судно, внимательно осмотри там все шхеры, а я пока посмотрю документы.
Прапорщик с недоумением пожал плечами, но беспрекословно вышел из машины и направился к буксиру.
Нарышкин включил тусклый свет в кабине и стал перебирать представленные документы. Разрешения, квоты, лицензии его не интересовали. Свое внимание майор обратил только на список бригады. В нем числилось шесть человек. Оторвав взгляд от документа, он пересчитал всех, кто находился на судне. Там работали пятеро, вместе с капитаном.
Нарышкин вышел из автомобиля и подошел к «Газели». От нее исходил сильный запах смеси рыбы и солярки. Он заглянул в кузов. Кроме ящиков с рыбой, ничего другого там не было. Он обошел автомобиль с другой стороны и заглянул в кабину. В ней, надвинув кепку на глаза, дремал мужчина.
— Это кто? — спросил Нарышкин у водителя, указывая пальцем на кабину.
— Мой напарник, — ответил тот и извиняющимся тоном пояснил, — целый день был за рулем, а когда приехали, то его сморило.
— Можно взглянуть на Ваши документы?
— Пожалуйста, — водитель протянул ему свое водительское удостоверение.
Нарышкин поднес документ к горящим фарам автомобиля и вслух прочитал:
— Магамедов Али Каримович, родился 17 октября 1968 года в г. Моздоке.
— Так точно, товарищ начальник, — радостно ответил тот.
— Чеченец, что ли?
— Почему сразу чеченец, — активно жестикулируя руками, возмутился водитель, — Я лакец, народность такая есть в Дагестане. У меня родители родом из Кизляра, а в Моздоке потом отец работал.
— Да, не волнуйся ты так, — успокоил его Нарышкин и тут же спросил, — А рыбу куда отсюда повезете?
— В Киев, она там, на рынках хорошо уходит, — ответил кавказец, пряча водительское удостоверение во внутренний карман.
Нарышкин посмотрел на номер автомобиля и вновь обратился к водителю:
— Судя по номерам, машина крымская. Неужели на Черном море рыба перевелась, что вы к нам ездите?
— Начальник, в Черном море нет такой сулы и такого пеленгаса, как у вас. Это ж не рыба, а сказка, — с характерным кавказским восторгом ответил водитель и растянул рот в улыбке, сияющей золотыми коронками.
В этот момент с баркаса вернулся Сосницкий. Он подошел к майору и шепнул тому на ухо, — Все чисто, все полости фонарем просветил. Никого и ничего.
Нарышкин, продолжая держать в руках документы капитана, немного подумав, обратился к прапорщику:
— Узнай, пожалуйста, у них, — он кивнул головой в сторону работающей команды буксира, — куда делся шестой член бригады?
— Это мы мигом.
Сосницкий схватил за рукав первого попавшегося рыбака, только что загрузившего ящик с рыбой в багажник и развернув судовую роль, строго спросил:
— Как твоя фамилия?
— Коробов Василий, — ответил рыбак, пытаясь тоже заглянуть в документ.
— А скажи товарищ, Коробов, кто из членов команды сегодня отсутствует?
Рыбак с надеждой посмотрел на капитана и тот, расценив взгляд, как зов о помощи, зычно заорал:
— Васька, а ну-ка быстро иди работать, я не собираюсь тут из-за тебя до ночи болтаться.
Он перешел на причал и ускоренным шагом направился к пограничному УАЗу. Коробов, сразу же освободив руку, побежал на буксир.
— Вадик, — обратился капитан к инспектору, — если у тебя есть вопросы по судну, то задавай их мне, а не моим подчиненным. Я с удовольствием тебе на них отвечу.
— Не обижайся, Петрович, — примирительно произнес прапорщик, — я не собирался тебя этим обидеть. Хочу узнать, кого не хватает в экипаже.
Капитан взглянул еще раз в судовую роль и, сделав недовольную гримасу, ответил:
— Воробьева Саньки. У него еще утром живот начало крутить. А в море так прихватило, что всю дорогу блевал. Мы, как только пришли, он сразу побежал домой, слишком уж ему плохо было. Так что товарищ прапорщик, — перейдя на официальный тон, обиженно произнес бригадир, — если не веришь, составляй на меня протокол и за рыбу и за некомплект команды.
— Да, ладно Петрович, верю. Я же тебя с детства знаю. — успокоил его прапорщик и протянул ему судовые документы.
— О-тож, — отозвался капитан, — Мы с твоим батькой вместе рыбалить начинали, когда тебя еще и в проекте не было. Царствие ему небесное.
Он наклонил голову и трижды перекрестился.
Сосницкий пожал руку Петровичу, затем, перевел взгляд на Нарышкина и тихо спросил:
— Товарищ майор, какие наши дальнейшие действия?
— Поехали, — решительно ответил тот и сел в машину.
От морского ветра его трусил легкий озноб, он долго не мог согреться, поэтому молчал, чтобы голос не выдал его состояния.
Сосницкий сел за руль, развернул автомобиль и медленно, опасаясь не задеть кругом растянутые для просушки сети, двинулся в сторону трассы. Не поворачиваясь лицом к Нарышкину, он спросил:
— Юрий Александрович, о том, что судне была рыба, Вы будете рассказывать начальнику?
— А тебе, как предпочтительнее? — вопросом на вопрос ответил Нарышкин.
— Вы знаете, Петрович действительно был лучшим другом моего отца, не хочу я его подставлять. Да и родственникам, как потом в глаза смотреть буду, мы здесь все друг знаем. Работы сейчас нигде нет, вот все и тянутся к морю, кто официально, кто нет. За годы независимости, сами знаете, все предприятия в районе позакрывали, только море теперь и кормит людей.
— Вадик, не дави на жалость. Не вчера родился и все понимаю, — ответил Нарышкин, постепенно возвращаясь в прежнее состояние, — меня эта рыба интересует меньше, чем тебя «теория относительности». Я ожидал увидеть здесь нечто другое.
— Вы думали они, действительно, контрабанду перевозили? — удивился Сосницкий и тут же опроверг собственное предположение, — Нет. Петрович на это не пойдет. Он, конечно, до денег жадный, но на уголовку не пойдет. Нет. Не будет рисковать своим буксиром.
— Чужая душа потемки, — неопределенно произнес Нарышкин. Он посмотрел в боковое окно, а затем, резко повернувшись к прапорщику, спросил:
