– Восемнадцать лет… Ребенок фактически. И это вовсе не значит, что через двадцать лет она решила похищать людей. Собственного мужа, в частности.
– Она уже была замужем. Тоже за мультимиллионером, французом. Правда, всего год. После развода пыталась выжать из него какие-то немыслимые суммы, но не сработало. Муж попался не дурак – все предусмотрел. Естественно, мелким шрифтом в брачном договоре… Без мелкого шрифта не было бы крупного бизнеса, – сформулировал Юлин и сам засмеялся удачной шутке.
Где-то в квартире залаяла собака. Юлин прикрикнул на детей.
– Извини, – сказал он. – Мы взяли собаку, и дети совершенно ошалели. Русская сторожевая. Овчарка. Мы на фирме подумываем начать их импортировать. Свирепая псина, и нельзя сказать, чтобы особенно уж чадолюбивая. Я пока держу ее в клетке в гараже, а дети требуют, чтобы собаку выпустили – им охота ее погладить. Далеко не блестящая идея… Что-то они там с ней вытворяют, так что я в любой момент могу положить трубку и бежать их спасать… Делай что хочешь, Катц, но детей на старости лет не заводи.
– Не буду, – засмеялся Данни. – А ты узнал, что я тебя просил? Насчет женщины из полиции, которая интересовалась видеозаписями в подземном гараже?
– С этим вообще что-то странное… У меня неплохие контакты в полиции, но никто ничего не знает.
– Может, какой-то другой отдел параллельно занимается этим делом? – предположил Катц.
– Не думаю… было бы известно. Может, какой-то энтузиаст, копает в нерабочее время. На свой страх и риск. Если она вообще из полиции.
– А откуда же еще?
– Меня не спрашивай. Не знаю. И еще, Катц…
– Да?
– У них ведь детей нет, у Клингберга с женой?
– Нет.
– Значит, она – единственная наследница. А парень стоит не меньше двухсот миллионов. А в перспективе – намного больше.
– Ангела – не тот типаж, который занимается такими делами.
– Откуда тебе знать, какой она типаж?
– А зачем тогда она наняла меня? Почему бы не оставить все как есть? Ведь все, включая полицию, уверены, что он исчез по доброй воле.
– Ну, почему… а может, она хочет заранее обеспечить алиби? Причем полное алиби… представь, в один прекрасный день Клингберга находят мертвым, кто будет ее подозревать? Она не поверила полиции, наняла частного, так сказать, детектива… а разве ты детектив, Катц?
Снова послышался душераздирающий, с визгом собачий лай.
– Должен кончать. – Юлин вздохнул. – Пойду, пока дети не сделали какую-нибудь глупость. Собака у меня временно. Сегодня вечером придет кинолог, проведем все тесты.
– А можешь сделать последнее одолжение, Рикард?
– Какое?
– Проверить архивы уголовки. Похищение Кристофера Клингберга в 1970 году. Я хотел бы узнать о странных находках на месте похищения. Какая-то пробка от шампанского…
– Звучит диковато. А в чем дело?
– Сам пока не знаю. Но проверить-то можешь?
– О’кей, посмотрим, что смогу накопать.
– Спасибо. Тогда созвонимся.
– Пока, Даня! – неожиданно сказал Юлин по-русски.
– Пока, – тоже по-русски ответил Катц.
* * *
Юлин посеял семена подозрений, но взойти им было не суждено. Потому что то, что произошло на Шеппаргатан, полностью изменило правила игры.
После разговора с Юлином он опять позвонил Ангеле, но безрезультатно – трубку никто не брал.
Катц решил прийти на час раньше назначенного времени. Нет дома – значит нет, можно подождать. Разговор предстоял долгий и неприятный – ему надо было раз и навсегда избавиться от мысли, что она если и не организатор, то в какой-то степени причастна к исчезновению мужа.
Код на двери он помнил еще с того раза.
Вошел в лифт. Пока старинный лифт медленно полз вверх, из головы не выходил Ян Клингберг. Данни представил панику, когда тот осознал, что доверил сына совершенно чужой женщине, когда не увидел мальчика на перроне, когда до него дошло, что случилось. Катца даже затошнило слегка. Он прислушался к скрипу тросов и вдруг совершенно ясно почувствовал: что-то не так.
Что-то не так.
Он вышел из лифта и вздрогнул – чугунная решетка открыта, дверь в квартиру распахнута настежь.
– Ангела! – крикнул Катц и пошел по узкому коридору, как он предположил в тот раз, для прислуги.
В столовой опрокинута мебель. Страх ледяной змеей сдавил живот. В спальне простыни сброшены на пол. Двери везде настежь, словно приглашают его посмотреть на то, что ему совершенно не хочется видеть.
На лестнице – пятна крови. Полосы крови на стене. Явно оставлены окровавленными пальцами.
И абсолютная тишина. Его собственное дыхание показалось ему неправдоподобно громким, будто усиленным десятком репродукторов. На лбу выступил холодный пот. Услышал чей-то придушенный стон, похожий на кошачье мяуканье, и тут же сообразил, что застонал он сам.
Несколько секунд, пока он взбегал по лестнице, показались ему вечностью.
Из панорамного окна в кабинете Клингберга льется абрикосовый предвечерний свет. Компьютер включен на слайд-шоу из семейного альбома. На большинстве фотографий Ангела и Джоель. В отпуске, на прогулке, за столом. Едят раков. Звучит негромкая барочная музыка.
И здесь кровь. Темно-красный след на дубовом паркете, будто кто-то обмакнул тряпку в краску и волок ее по полу. Оказывается, в кабинете есть еще одна дверь. Тогда он ее не заметил, но сейчас она тоже распахнута настежь.
Катц вошел, и у него потемнело в глазах.
Тело лежало в совершенно противоестественной позе, у живых таких не бывает. В руке мобильник, точно она хотела позвонить кому-то и сказать последнее прости.
Его чуть не вырвало. Рефлекс был настолько силен, что он с трудом удержался, зажал рот рукой. Вся шея изгрызена, изорвана чудовищными укусами… красное уродливое ожерелье, как много лет назад у Эвы Дальман. Ее горло рвали зубами с нечеловеческой яростью. Такое мог сделать только сумасшедший. Или ослепший от ненависти психопат.
А это что? Мужской свитер… Он узнал его. Это его, Данни Катца, свитер валяется на полу… Чертовщина какая-то.
Нижняя часть тела оголена. Волосы на лобке взлохмачены. Из груди торчит нож, и этот нож ему тоже знаком. Это его кухонный нож.
Вот так она и умерла. Как животное на бойне. Точный удар ножом в сердце.
Никогда не проверял корзину с грязным бельем в ванной. Никогда не проверял ящик с кухонными принадлежностями.
Он, мало что соображая, опустился на колени рядом с трупом. Посмотрел на дисплей зажатого в руке мобильника. Пропущенные звонки… семь штук. Все с его телефона. Последний – полчаса назад.
Осмотрелся. По стенам книжные полки; значит, в этой комнате что-то вроде семейной библиотеки. Наверняка в квартире еще полно принадлежащих ему вещей. Кто-то принес их сюда специально, и наверняка они валяются где-то еще. Хотели показать, что Катц здесь как дома. Может, даже в спальне на первом этаже…
Куртка «Песец» в подземном гараже – только теперь он сообразил, что это не «такая же», а его куртка. Неизвестный был в его куртке.
Катц вышел, пятясь, в кабинет Клингберга и здесь уже не смог удержать позыв – его вырвало прямо на пол.
И что теперь делать? Отпечатки его пальцев повсюду, на компьютере, на письменном столе, на ручках дверей, перилах лестницы, на чугунной решетке в холле, в «лексусе»… этот чертов «лексус» наверняка так и стоит там, в гараже.
Он пошевелил мышкой – ее Hotmail выведен на отдельную иконку. Последние мейлы – она просит его прийти, и его короткий ответ. О’кей. Полузнакомым людям так не отвечают. Вполне можно предположить, что у него с Ангелой близкие отношения. Ближе некуда… Он ведь чуть не переселился к ней со своими шмотками.
За окном послышался вой полицейских сирен. Он огляделся – скоро все это будет оцеплено лентами и опечатано. Место преступления. Убийства. Надо бы дождаться патрульных, попытаться объяснить, как и что произошло, но он прекрасно понимал, что никто ему не поверит. Слишком уж хорошо все инсценировано – любая мелочь указывает, что убийца именно он.
