- Ты кричал: «Уходите все! Я хочу с папой!»
- Я всегда ощущал его как самую надежную опору. Ну, «священная болезнь» замечательно описана у классика, для меня же все припадки соединились в один давний кошмар.
Как очнулся — что, где, когда? — не помню. Я уже на кухне и повторяю незнакомому, но заинтересованному дядьке про то самое видение перед «провалом» — Павлик в кустах.
- Ты как будто угадал, что нужно следователю. Мистика.
- Да, нечто необычное в этом есть, ведь с тех пор эпилептический бес меня покинул.
- Клин клином вышибают. — Петр Романович помолчал. — Ума не приложу, как согласовать твое свидетельство с моей версией.
- У тебя уже есть версия? Любопытно.
- Ну, не версия — логическое предположение: не мог же Павел присутствовать при убийстве своей невесты, а потом убийцу покрывать. Он должен был уйти раньше, до того, как я привел ее к нам домой.
- То есть не Павел убил? Сильный ход, философ, я с тобой.
- Сколько раз я просил не называть меня философом!
- Богословом?
- Не кривляйся. И учти: это не игра в шахматы.
- Надо думать. Речь идет о твоей шкуре. Когда ты привел эту бесценную Жемчужину[1] к себе, то видел розы?
- Подсознательно я запомнил золотистое пятно — отражение роз в зеркале.
- И впоследствии решил, что брат прятался где-то в квартире?
- Да. По первоначальным же показаниям Павла, он поставил букет в воду и отправился на бульвар выследить Маргариту. Потом — в Завидеево.
- Почему подсудимый изменил показания?
- Вероятно, под давлением «органов», а также из отчаяния, отвращения к жизни после гибели невесты — приблизительно такой диагноз поставили мы с адвокатом.
- Итак, что мы имеем? — подвел итог адвокат начинающий. — Мотив налицо. Признание. Розы. Мое «видение в кустах», разрушающее алиби. Что еще?
- Отпечатки пальцев подсудимого на бронзовой статуэтке зайца.
- И тут заяц! Следы крови?
- Он их якобы стер.
- Кровь стер, а отпечатки оставил? Неувязка.
- Твой отец обращал внимание следователя на это кви-прокво, но у адвоката руки были связаны чистосердечным признанием.
- А у нас не связаны.
- Теперь — нет. Подземельный и Павел погибли от рук истинного убийцы, для меня это аксиома. Но как согласовать твое «видение» с его показаниями.
- Да колебался, раздумывал в растрепанных чувствах, идти ли на этот чертов бульвар, не хотел, чтоб родня его засекла, соседи.
- Не годится. Из кустов во дворе он бы видел, как приехали вы и явилась Маргарита. Надобность в слежке за ней отпадает.
- Пожалуйста — еще вариант. Он всех нас видел, но не рискнул поднять публичный скандал, опозорить ее при всех и т. д.
- Павел был человек сильный и решительный.
- Ты тоже не слабак, а вчера из клуба колобком выкатился. Приятно убедиться, что твоя возлюбленная — шлюха? Боялся истины, откладывал объяснение, потому и сбежал на дачу.
- Психологически звучит убедительно.
- Ага. — Поль усмехнулся. — Остался пустячок — вычислить и убить убийцу.
- Убить?
- А как же? Ты должен его убить. Экспозиция, как я понимаю, такова. Блудница сидит у вас, у нас — праздник, который прерывается моим припадком. Где действующие лица и исполнители?
- Если исключить твоих родителей и деда.
- Это почему?
- За отсутствием мотива: они не были знакомы с Маргаритой.
- И Ангелевич не был. Остается Игорек. Игра окончена.
- Шут ты гороховый!
- А ты играй по-честному. В этой пограничной ситуации все равны.
- Хорошо, начнем с наших. Ребенка-бесенка, так и быть, исключаю.
- Мерси.
- Тебя с дядей я видел и слышал с галерейки.
- Прямо глаз не сводил? Имей в виду, тут сын за отца не отвечает, не в том я был состоянии.
- Я слышал ваши голоса, а Ипполит Матвеевич сидел в прихожей и страховал.
- А его кто страховал?
- Твой дедушка.
- «Дедушка»! — передразнил внучек. — Ему было пятьдесят шесть, в полном соку, а папе и того меньше — пятьдесят один. Вполне дееспособные старики. Блудница часто посещала наш дом?
- По ее словам, однажды с Павлом. В четверг до меня не дошла, позвонила по телефону. Я сообщил ей, что жених на даче, болен. И вдруг она является на следующий же день.
- Интересный нюансик. И как она объяснила причину визита?
- Какая-то книжка ей понадобилась.
- Предлог, — отмахнулся Поль и подмигнул. — Знаем мы эти книжечки! Проститутка явилась к клиенту из нашей компании, что и понадобилось скрыть. Четверо мужчин в списке.
- Но Ипполит Матвеевич летом жил на даче.
- Не-без-выездно. Я же обиделся, что дед не привез Балаболку, стало быть, он ездил в Москву. К окулисту, например.
- Поль, это тупиковый ход: уже невозможно проверить алиби.
- Ситуация классическая: убить имел возможность каждый, даже мама. И ты — кто проводил ее и нашел мертвой?.. Кстати, странно, очень странно: тебе брат собирается рассказать про убийство, а ты прешься со мной в «Китеж»! — Кузен улыбнулся коварно. — Вот уж не вовремя припекло.
- Я решил, что ты меня разыгрываешь по телефону.
- Я — твой демон!
Поль бесшабашно расхохотался: вот эти внезапные переходы от «умной серьезности» к «идиотизму» и раздражали философа.
- Ты, братец, пропустил потрясающие пассажи: стриптиз по- американски, по-европейски.
- Меня эти «изыски для импотентов» не волнуют.
- Да ну?
- Как отрезало.
- Серьезно? Ты уступаешь дорогу мне?
- Зачем она тебе нужна?
- Непонятно? Я хочу — и все.
- Уступаю. Но не советую пачкаться. У этих тварей одна песня: несчастное детство, родители пьянь- рвань.
- Точно: пьянь и рвань. Она росла в детдоме.
- Ну вот, несчастная сиротка.
- Однако ты хладнокровное животное. Господин с кавалерийскими усами за соседним столиком между двумя рюмками (мы с ним коньячку врезали) поведал: третий год сюда ходит — ни разу не обломилось, ее только деньги волнуют.
- Думаю, не только. С такой редкостной красотой она могла бы устроиться поблагопристойнее, выйти за миллионера, за иностранца наконец.
- За Воланда! — Поль опять расхохотался. — Там в «Китеже» легенда, будто она ни с кем не спит.
- Холодный разврат еще страшнее. Видимо, ей нравится сама власть над мужчинами, власть как таковая.
- Рисковая девочка. — Поль помолчал, задумавшись. — Ты ее помнишь?
- Варю?
- Ту, мертвую.
- Чисто внешне. Не красавица.
- Чем она могла так убийцу достать?
- Lues Venerea[2].
- Сифилисом? Экая проблема вылечиться.
В старой записной книжке — номер телефона. Он позвонил, и она согласилась придти. Светлана Николаевна, Лана — звучало несколько манерно, но ей шло; этакая трепетная женственность, как бы легкий испуг в больших карих «ланьих» глазах, во всей гибкой фигурке, в тихой речи; изысканная скромность облика: черное платье без рукавов, нитка жемчуга (и Петр к ее появлению приоделся, сменив линялые джинсы на вчерашний «клубный», так сказать, костюм). И как мало изменилась, хотя ей должно быть сорок, под сорок. Петр Романович сбился в подсчетах, провожая гостью в большую комнату, усаживая в кресло; сам он сел к столу боком на стуле.
Лана, попросив разрешения, закурила и предложила ему слабенькие американские (стоят не слабо, отметил он, значит, не бедствует). Процветает, тут же выяснилось, занимается маркетингом в крупной швейцарской фирме (ну да, она же окончила иняз), тут, неподалеку. У вас в четверг случился взрыв? Да, наркоман врезался, бедняга. Как же мы до сих пор не встретились? В перерыве я часто посиживаю у пруда и тебя не раз видела, но не окликнула. Ему не хотелось вот так сразу (после придется) углубляться в сферу чувств, и он спросил машинально: «Чем торгуете?» (Нечто шикарное, разумеется, соответствующее шарму этой женщины: драгоценности, парфюмерия, пармские фиалки.). И услышал: «Свининой». И скованность его оставила.
Лана произнесла не глядя:
- Ты сказал, что очень хочешь меня видеть.
- Да.
Она очевидно взволновала его, и на минуту он погрузился в прошлое, но женщина напомнила:
- Тебе угрожает арест.
- Откуда ты знаешь?
- От Валеры.
- Вы с ним встречаетесь?
- Почти нет.
Двусмысленный ответ: что значит «почти»? Он вздохнул, нехотя входя в прежний круговорот, из которого когда- то с трудом выбрался. Любовь кратчайшая, как взрыв. Точнее, как всегда, Петр Романович позволял себя любить, «безумство» непременно исходило от женщин. Удивительно, что все случилось в тот четверг, когда он с поручением от брата прилежно ждал «блудницу». Вместо нее явилась Лана — как Татьяна Ларина, застав врасплох: «в вашей воле меня презреньем наказать». Он наказал ее любовью: не смог устоять, но и тотчас расстался.
- Он иногда приходит на Патриаршие, — запоздало пояснила Лана, — мы разговариваем. А сегодня позвонил, рассказал про этот ужас.
