Подхватив молоток с тумбочки и даже не почувствовав его тяжести, Артур подбежал к «помятому» в тот момент, когда тот, схватив отца за волосы, с остервенением, четко рассчитывая каждый удар, бил в склонившуюся под ним кровавую маску…
Дук!..
Молоток отскочил, как от тугого боксерского мешка. Соскользнув с руки, отлетел в угол и, прислонившись рукояткой о стену, замер, как солдатик.
Для Артура все происходило как во сне. Нереальными были события, оживленными казались предметы. И даже этот молоток, отлетевший в угол комнаты так, словно его притянул магнит.
– Господи…
– Боже мой…
Артура била крупная, как при прошлогодней лихорадке, дрожь. Слишком много потрясений для шестилетнего мальчика за одно летнее утро. Он стоял, растопырив пальцы, судорожно глотал ртом воздух и смотрел, как из черепа сползающего на пол «помятого» выбегает кровь. Она бежала, как ручеек, к которому однажды весной отец возил Артура. Ручей был далеко, за тридцать километров от Ордынки, и мама тогда была недовольна поведением папы, но он все равно повез. И сейчас Артур видел ту же картину: маленькая речка, для которой нет преград. Только тогда она не была такой красной. Но этим утром все было красно…
Значит, на паркете все-таки не папина кровь…
– Держи сосунка! – сквозь сон услышал Артур изумленный визг. – Он Воропаева свалил!! Звоните в «Скорую»!! У кого в подъезде телефон?! Сука Мальков, ты и за свои дела ответишь, и за выблядка своего!!
Артуру казалось, что воздух сгустился в какую-то студенистую массу, в которой расплываются не только изображения, но и звуки. Он видел широко раскрываемый рот товарища «помятого», видел среди его настоящих желтых зубов один ненастоящий – золотой, он видел это искаженное гневом лицо прямо перед собой, но доносившиеся до его слуха слова двигались откуда-то сзади. С той стороны, где стояла соседка – тетя Галя и остальные соседи…
Отец и «помятый» лежали чуть поодаль друг от друга, но мальчишка видел их лица так, словно они прижимались друг к другу щеками. Лицо «помятого» было залито густой черной кровью, она продолжала литься, заползая в ноздри и рот.
Лицо отца было еще страшнее: оба глаза заплыли, как два переспелых раздавленных помидора. Парень вспомнил, как отец, когда была жива мать, а Артур совсем маленький – еще не умел читать, – баловался с мамой на даче. Они, собирая помидоры, вдруг стали хохотать как сумасшедшие и бросаться переспелыми, непригодными для засолки плодами. Как давно это было… Мать с отцом любили друг друга, любили и его, Артура. Поэтому досталось помидором и ему. Было смешно смотреть на отца, когда он смеялся, обнимая мать, и с его щеки сползали густые красные волокна… Это было смешно.
А сейчас папа лежал на полу с кровавыми, раздавленными на лице помидорами и что-то шептал. Пелена перед глазами мешала Артуру видеть и слышать. О чем шептал разбитыми в кровь губами отец? Наверное, он шептал мальчишке то же, что говорил давным-давно, на даче, матери. «Я тебя люблю», – шептал матери отец…
Не в силах смотреть на эту страшную картину, Артур на негнущихся ногах сделал два шага в сторону «помятого», наклонился и вытянул из-под его задравшейся до колена штанины белого плюшевого кролика.
Кто-то в этой квартире должен остаться не униженным. Пусть это будет кролик, раз невозможно остановить этих троих, заламывающих руки отцу…
Мальчишка снова всхлипнул. Взял кролика за лапу, отпустил, снова посмотрел на отца. Тот уже ничего не шептал, просто лежал, положив голову на пол, и прерывисто дышал.
Пол перевернулся, мальчишка потерял сознание…
…и очнулся в пахнущем сырым бельем помещении.
Вверху был треснувший ровно посередине потолок. Он был тщательно выбелен, однако тут и там виднелись странные, словно иней, кристаллические пятна. Артур повертел головой. Справа и слева – пустые, аккуратно заправленные кровати.
Артур сжал и разжал пальцы. Где кролик?
Он всегда засыпал с кроликом, и у него никто не отбирал его до самого утра. Так где же кролик?
Мальчишке и раньше доводилось ночевать в чужих комнатах – ну, в гостях, там, у деда, когда тот был еще жив, но ни в одной из квартир, в которых ему доводилось просыпаться, не было на окнах решеток.
Где кролик?
Может, он в больнице? Но когда он успел заболеть? Еще вчера кролик был здоров… Вчера… Папа. Папа!..
Тяжело задышав, Артур подскочил на кровати и услышал скрип пружин. Этот звук пронзил его мозг и заставил память расставить все события по порядку.
Вчера били отца. Били четверо мужиков, которые…
(Артур всхлипнул. Отец не велел плакать, поэтому он, поймав себя на лихорадочном выдохе, медленно выпустил воздух через ноздри. Звук получился каким-то свистящим, потому что некому было заставить его с вечера как следует высморкаться.)
…которые пришли к ним в квартиру. Тот, «помятый», постоянно вытирающий пот со лба, протянул отцу какую-то бумагу и прошел в квартиру, как в свой гараж. Во дворе у соседа по кличке Лихоман есть деревянный гараж, так вот он входит в свой гараж точно так же, как «помятый» зашел в их с отцом квартиру.
Пока отец читал «бумагу», «помятый» взял с тумбочки мамину фотографию, посмотрел и бросил ее на столик лицом вверх. Артур тогда подошел, ударился боком в «помятого», чтобы тот отвалил в сторону – так всегда делал отец, когда ему кто-нибудь дерзил на улице, поднял рамку и поставил фотографию так, как она стояла до прихода этой толпы.
Вот тогда «помятый» и возненавидел Артура. Толкнул мальчишку и рявкнул:
– Выведите его отсюда к едреной фене! Без него дел хватает! Ерошев, позвони, пусть сюда инспектор по малолеткам приедет! Этого шкета куда-то упаковывать все равно придется…
Это последнее, что слышал Артур. Его хотела увести в свою квартиру тетя Галя, но он вырвался и выбежал на улицу, где и встретил Машку. Странно, но она словно знала, что тот выйдет. Сидела на лавке и сразу, как увидела Артура, махнула рукой.
Где отец? Не может быть, чтобы он, не разобравшись с этими хамами, оставил его одного так надолго. Конечно, ему придется потратить несколько часов для того, чтобы подлечить раны на лице, но…
Но отец никогда не оставлял его у чужих людей так надолго. Артур помнил, как однажды они с отцом, когда уже не было матери, попали в аварию, и Артур оказался в больнице. И отец пришел к нему уже через полчаса, хотя все вокруг говорили, что у Виктора Малькова сломаны три ребра и вывихнута рука. И все смотрели на отца с уважением. Вот так. А тут…
Он просто не имел права оставить его одного на ночь в чужом доме. Хотя на дом это похоже мало. Скорее – снова больница.
Тогда где же кролик? В прошлый раз отец, зная, что без него Артур не станет спать, принес кролика в палату уже через полчаса.
Раздались шаги, и дверь резко распахнулась. Наконец-то!..
– Папа!! Я хочу домой!
– Папа… – передразнила его незнакомая молодая тетка, ворвавшаяся в помещение, как ураган. – Домой… – Бросив на тумбочку возле кровати белый выгнутый поднос, она сдернула с него марлю и прицелилась шприцем в потолок. – Ваш дом – тюрьма! Подставляй свою бандитскую жопу!
Струя из шприца ушла вверх и врезалась в потолок.
«Через минуту она замерзнет и превратится в иней», – подумал Артур.
– Когда меня заберет папа?
– Лет через пятнадцать! – она засмеялась, как картонная трещотка на колесе велосипеда. – Скорее тебе его придется забирать. – Решив, что шутка удалась, она снова окаменела лицом. – Подставляй, говорю!
– Я ничего подставлять не буду, – тихо проговорил Артур.
Натянув одеяло до подбородка, он сполз спиной по подушке.
Тетка рассвирепела. Схватив одеяло за край, она сдернула его с кровати на пол.
– Тебе тут не пионерлагерь, сучонок! Хватит, отборзел!
Чувствуя, что его переворачивают на живот, Артур силился понять, что сказала эта злая женщина.
Это был самый болезненный укол из всех, которые ему когда-либо делали. Казалось, в ногу ввели расплавленное стекло. Чтобы не выдать слез, он решил лежать лицом вниз до тех пор, пока боль не уйдет, неуверенные руки снова перевернули его на спину. Слезы лились градом, когда жесткая рука засовывала ему в рот какие-то таблетки. Понимая, что проглотить все равно придется, Артур после короткого сопротивления – без сопротивления он не собирался ничего делать, – позволил всыпать себе в рот несколько пахнущих аптекой таблеток. А потом появился этот стакан…
