Цирцея приложила к глазам тыльную сторону ладони.
– Я нашла его, он вцепился в какой-то деревянный обломок. Его лицо нельзя было узнать – одно обожженное мясо и зубы, вся кожа сгорела. Я узнала его только по кольцам, которые вплавились в пальцы. Один глаз вывалился из глазницы. Обе ноги были разбиты, спина сломана.
Голос Цирцеи дрожал от воспоминаний. Она положила руку на глаза и часто задышала, пытаясь подавить рыдания.
– Не знаю, как я затащила его в лодку. Следующее, что я помню, это госпиталь. Мне сделали переливание крови, и я пролежала там несколько дней. Персей в течение двух лет находился между жизнью и смертью.
Она прикурила сигарету.
– Затем от разрыва сердца умерла его мать. Персей был еще далек от выздоровления, но она платила за все операции, необходимые ему, из своего личного состояния. После ее смерти отец отказался оплачивать медицинские расходы, и Персея перевели в клинику для бедных.
Я работала на любой работе, которая подвернется. Рана на моем лице заживала плохо. От нее остался вот этот шрам, – сказала она горько, проведя рукой по щеке. – Но все же мне повезло. А Персей полностью так никогда и не поправился.
– Почему?
– По многим причинам. Конечно, его тело было изувечено, но мозг тоже пострадал. Он знал, что это отец пытался убить его. Я сняла маленькую комнатку в бедном районе Коринфа, и когда Персей вышел из клиники, мы стали жить вместе. Он говорил, что ненавидит отца и ничто не помешает его мести. Просто убить Мефисто казалось ему недостаточным. Персей хотел нанести отцу такую рану, чтобы смерть была для него желанной. Все эти дни он жил в ненависти.
Персей заполнял дни чтением, он изучал философию, теологию. Я думала, что науки помогали ему перенести свое положение. Он взял себе имя Абрахас. Так звали всемогущего бога древности. «Когда-то Абрахас был самой могущественной силой на Земле, – говорил он мне. – Я собираюсь воскресить его».
Как только Персей почувствовал, что он готов, он начал писать письма, наверно сотни писем, врагам отца, прося у них денег. К концу года начали приходить ответы. Люди со всего мира, из тех, кто хотел увидеть гибель империи Мефисто, ссужали ему деньги, чтобы начать дело, которое позволит ему вступить с отцом в открытую конкуренцию. Конечно, они не знали, как сильно Персей изменился. Он собрал небольшую группу судовых специалистов, в основном из тех, кто когда-то работал на Мефисто. Компания процветала. В течение трех лет всем вкладчикам были возвращены их деньги, а Мефисто, постаревший и разочаровавшийся в младших братьях Персея, увидел, что дело, на которое он потратил всю жизнь, пошатнулось.
Затем Абрахас сделал странную вещь. Он нанял для меня учителя. Он сказал, что образование даст мне намного больше, чем может предложить любой человек.
Цирцея уставилась в темноту пещеры, сильно прищурив глаза.
– Как раз в это время я собиралась оставить его. Я сделала все, что могла, и не хотела провести оставшуюся жизнь в качестве сиделки. Так или иначе, к этому моменту он мог сам о себе позаботиться. Персей, должно быть, знал, что я не отвергну такой подарок. Я думаю, каждый имеет свою цену, – тихо сказала Цирцея.
– Во всяком случае, после того как я была достаточно подготовлена к университету, Персей послал меня учиться в Сорбонну, в Париж, После этого он отправил меня в кругосветное путешествие. Время от времени в газетах я читала о бизнесе Абрахаса. Он следил, чтобы каждое дело оставалось небольшим, не привлекающим много внимания. Его компания была очень мала по сравнению с отцовской, но у нее были свои фирмы, контролирующие наиболее важные пристани морских торговых городов, грузовые перевозки, товарные склады, амбары, маслодельни – все, что влияет на судоходство. Компания Абрахаса разорила Мефисто. Абрахас сам купил дом, который построил его отец. Старик был еще жив, когда Персей прислал рабочих снести дом с лица земли.
Три месяца спустя Мефисто застрелился. Абрахас продал его дело и вызвал меня домой.
И вот пять лет назад мы поселились на Абако. Он говорил, что нуждается в покое. Я думала, что он выбрал этот остров, чтобы поправить свое здоровье или потому, что это тихое уединенное место. Но как только мы прибыли на южный берег, он начал работать над тем, что он называет Великий план. В нем он провозгласил себя королем, используя все население земли в качестве пешек в своей дурацкой игре. Поначалу я не видела вреда во всех этих бредовых разговорах. Это было ожесточением искалеченного человека, оторванного от остального мира. Но другие воспринимали его серьезно, Ле Пату, его лакею, выплачивалось огромное жалование, чтобы он угождал желаниям Абрахаса. Его последней прихотью было собрать сто лучших умов мира, чтобы они помогли ему осуществить его план.
Цирцея остановилась.
– И, как вы знаете, он сделал это. Вы понимаете? Сейчас он разрушает весь мир. И он не остановится до тех пор, пока не уничтожит его так же, как своего отца.
Ее голос охрип. Куча окурков устилала землю у ее ног. Цирцея выглядела маленькой и беззащитной. Она сидела, обхватив себя руками, длинный рубец на ее лице озарялся сверхъестественным свечением светлячков. Она смотрела мимо Римо.
– Пожалуй, это все, – она уныло улыбнулась. – Я даже не знаю, как вас зовут.
– Римо, – сказал он, подвигаясь к ней.
– Мои родители уже давно не признают меня из-за того, что я служу у Абрахаса. Цирцея – это все, что у меня есть. Я привыкла к этому имени.
– Ну, иди сюда, Цирцея. – Римо поцеловал ее, она задрожала в его руках. – Не бойся Абрахаса.
– Я не его боюсь, – тихо сказала она. – У меня никогда не было мужчины.
Римо удивленно улыбнулся.
– Что? Такая роковая женщина – и девственница?
– Я всегда чувствовала, что я принадлежу Абрахасу. Меня удерживало благоговение, жалость и страх. Но я больше не хочу принадлежать ему. – Она коснулась его лица. – Римо, ты сможешь полюбить меня?
– Тебя несложно полюбить, – сказал Римо.
Он провел губами по щеке Цирцеи, она нашла его рот. Он нежно раздел ее, и на холодной таинственной земле пещеры, под музыку волн, он разбудил ее тело. Потом они лежали, прижавшись друг к другу.
– Что это? – Римо в беспокойстве приподнялся.
Он взглянул на выход из пещеры. Цирцея схватила свою одежду.
– Что с тобой?
– Мне показалось, я что-то слышал.
Римо быстро оделся.
– Пошли. Что-то здесь не так.
– Что? – задрожав, спросила она.
– Тебе не о чем беспокоиться. Что-то непонятное в воздухе.
– Как ты сказал?
– Это было бы слишком трудно объяснить, – ответил Римо. Он вывел Цирцею наружу и направился к машине.
– Жди здесь, – он захлопнул за ней дверцу.
– Что ты слышал? – настаивала она.
– Может, и ничего. Какое-то жужжание, вроде того, как работают приборы.
Он оставил ее и бесшумно скрылся в зарослях.
– Жужжание, – прошептала Цирцея. – Здесь?
Ее лицо покрылось мертвенной бледностью. Она нащупала ручку дверцы.
– Нет, – закричала она, выскакивая из машины. – Не ходи туда! Римо!
Но тут послышался другой звук, ясный и отчетливый, это был свист пули, посланной метким стрелком. Она поразила Цирцею. Женщина тихо вскрикнула и упала.
Римо низко нагнулся над Цирцеей, пытаясь расслышать ее слова.
– Машина, – прохрипела она, морщась от боли. Пуля попала ей в грудь, но прошла далеко от сердца. На ее ослепительно белом платье расплывалось красное пятно.
– Я должна была предвидеть, что Абрахас будет следить за машиной.
– Не разговаривай, – сказал он. – Все будет хорошо. Только отвезем тебя к врачу.
– Помоги мне...
Он почувствовал вторую пулю, как только она вылетела из пистолета. Она летела ему навстречу, разрезая воздух перед собой миниатюрной ударной волной, которая для острой чувствительности Римо была словно удар молота. Он бросился на землю рядом с Цирцеей.
Мгновение спустя пуля просвистела над его головой и вонзилась в одну из сосен, стоявших в темных зарослях.
Прежде чем стихло эхо выстрела, он уже был на ногах и быстро нырнул в темноту. Тишина, которую нарушила пуля, восстановилась, и воздух был неподвижен. Римо двигался с почти инстинктивной осторожностью того, кто преуспел в искусстве Синанджу.
Он остановился. Вокруг по-прежнему было тихо. Мало кто, кроме Чиуна, мог бы двигаться совершенно беззвучно. Римо сомневался, что человек, который стрелял, сумел бы во время бега не тревожить земли под ногами. Он осмотрелся. Напавший на них должен ждать его где-то рядом. Впереди ничего. Сзади только веселый гам воробьев.
– Сюда, – позвали слева. Голос забавлялся, дразня.
Римо стремительно бросился налево. Пробираясь вперед, он погружался в болото среди мертвых деревьев, поднимающихся из тумана, словно копья воинов.
– Немного правее, – уже ближе прозвучал голос. Кто бы это ни был, он не двигался.
Болото стало вязким. Вода достигала колен. Над Римо среди высоких тонких деревьев завывал ветер, словно молясь о мертвом, и неподвижный густой туман окутывал его, как покров. Ему казалось, будто он вступил в другой, первобытный мир, и наполовину земля, наполовину вода тихо шевелится в темноте.
