– Тебя как зовут?
– Валькирия, – без большой охоты ответила девушка.
Хайновский потер подбородок.
– Так тебя друзья называют, но имя-то у тебя есть? Гертруда? Роми? Урсула?..
– Марта.
– Так вот, Марта, – вкрадчиво заговорил Хайновский, – мне надо знать все об этом человеке. – Он вытащил фотографию и указал пальцем на Бондарева.
– Не знаю я ничего. С Куртом он сошелся уже здесь, в Берне.
– Говорил с акцентом?
– Нет, даже слишком правильно, как телевизионный диктор.
Порфирьев только крутил головой, не понимая из разговора ни слова, но он уже чувствовал, что босс «завелся».
– Ты должна знать, куда они собрались, – убежденно произнес Михаил Изидорович.
– Может, и знаю…
– Знаешь.
Марта колебалась, раздумывала, стоит ли открываться гостю, а если да, то что требовать взамен. Хайновский чуть заметно кивнул Порфирьеву. Начальник охраны поднялся, неторопливо приблизился к девушке. Марта нервно теребила в руках телевизионный пульт. Николай забрал его и нажал кнопку, небольшой номер тут же заполнился телевизионной музыкой. И тут Порфирьев схватил Марту за волосы, запрокинул ей голову, прижал к спинке кровати и рявкнул по-русски:
– Где?!!
– Он очень расстроен из-за того, что натворили твои друзья, – тихо прошептал на ухо девушке Хайновский, – и не надо его злить.
Марта попыталась освободиться, схватила запястье Порфирьева, но не смогла ни на сантиметр сдвинуть его руку.
– Я скажу. Пустите.
Начальник охраны понял, что достиг нужного результата, и разжал пальцы.
– Принеси из машины карту, – попросил Хайновский.
* * *
От прежней компании байкеров осталось немного – пять человек. После допроса в полиции Берна Курт не рисковал задерживаться в Швейцарии. Теперь его приютили Австрийские Альпы. В горах, на головокружительных серпантинах, было где порезвиться, поднять уровень адреналина в крови. Среди скал звук работающего двигателя казался в несколько раз сильнее, чем на равнине.
Пять мотоциклов возвращались к лагерю, разбитому в небольшой роще, примостившейся на самом краю обрыва. Уже смеркалось, вспыхнули фары, их свет отразился в укатанном тысячами колес шоссе. Чистый горный воздух остужал разгоряченных мужчин, затянутых в кожу. Курт потрогал притороченную за ним к седлу упаковку пива.
«Холодное, даже банки еще влажные, и ветер их не высушит», – подумал байкер, прибавляя скорость.
Курт специально разогнался, вырвался вперед, чтобы красочно вписаться в крутой поворот перед самой рощей. Он привстал, ожидая, когда мотоцикл уйдет с асфальта и помчится по тряской каменистой тропинке. Брызнули, полетели из-под колеса мелкие камни. Рев моторов забился между скал. Конусы света пяти мощных фар метались по дороге, выхватывая из темноты кроны деревьев. Тут Курт резко нажал на ручку тормоза – прямо перед ним, словно из ниоткуда, появилась толстая мохнатая веревка и ударила в грудь. Мотоцикл вырвался из рук, промчался с десяток метров и заскользил по камням, высекая искры.
Еще трое байкеров оказались выбитыми из седел. Только последний успел пригнуться – практически лег на руль, проскакивая под веревкой. Еще не поняв, что именно произошло, он остановился, и тут же ему сзади на затылок обрушился удар чем-то тяжелым. Байкер рухнул на землю, сверху на него упал мотоцикл. Порфирьев отбросил в сторону кусок металлической арматуры и ткнул в голову байкера ствол пистолета. На небольшую фотографию упал свет фонаря. Охранник Вадим, последнее время работавший в бернском офисе одной из фирм Хайновского, спросил по-немецки:
– Кто он? Где он сейчас? – и ткнул пальцем в фотографию Бондарева.
– Не знаю, – прохрипел байкер, упавший мотоцикл крепко прижал его к земле.
– Он не знает, – перевел ответ Вадим.
Тут же прозвучал выстрел. Порфирьев с еще дымящимся пистолетом в руке подбежал к поднявшемуся на колени Курту. Предводитель байкеров хрипло дышал, от удара о натянутую веревку у него были сломаны два ребра. Курт выхватил из-за ремня пневматический пистолет, держа его двумя руками, наставил на Порфирьева. Вадим выстрелил Курту в грудь. Байкер выронил пистолет и завалился на бок.
Начальник охраны Хайновского нагнулся, поднял пистолет.
– Да это же игрушка – пневматический! – зло крикнул он.
– Некогда было разбираться. Он целился в вас.
– Он мог знать, где его искать! – Порфирьев толкнул Вадима в плечо.
Один из байкеров был мертв – сломал шею при падении. Особо не надеясь на удачу, Порфирьев приказал связать двух оставшихся в живых. Он бил пленников, останавливался лишь на пару секунд, чтобы спросить:
– Вспомнили, где он? – и вновь наносил удар за ударом.
– Они не знают, иначе бы уже сказали, – вставил Вадим.
– Они получат свое. Заводи мотоцикл.
Порфирьев бросил конец веревки Вадиму, тот надежно завязал ее за ручку седла.
Начальник охраны взялся за руль, прибавил газу и отпустил сцепление. Мотоцикл на первой скорости потащил связанных байкеров к пропасти. Перед самой кромкой Порфирьев прибавил газ, и машина рухнула в темноту ущелья. Перед ним мелькнули два связанных тела. Протяжный крик отразился от скал и резко оборвался звуком мягкого удара. Еще несколько секунд слышалось, как мотоцикл ударяется о камни, а потом полыхнула вспышка.
– Сбросьте их всех, вместе с вещами и мотоциклами, – устало произнес Порфирьев, опускаясь на камень.
Он вынул обойму из рукоятки пистолета, сосредоточенно передернул затвор, поймал на лету вылетевший патрон и защелкнул его в обойму. В его руке заплясал огонек бензиновой зажигалки, высветив на фотографии нечетко запечатленное лицо Бондарева. Начальник охраны Хайновского всматривался в него и кусал губы.
– Все готово, можем ехать, – тронул его за плечо Вадим, – до вашего вылета осталось восемь с половиной часов.
Николай Порфирьев ответил не сразу, сперва он клацнул крышечкой зажигалки, огонек погас.
– Да, задерживаться здесь не стоит. Огонь ночью виден издалека.
– Как поступить с девушкой?
Порфирьев прочертил пальцем на каменистой земле черту и тут же затер ее ногой, злорадно улыбнулся.
– А это уже тебе самому решать.
Лицо Вадима мгновенно вытянулось. Он привык только выполнять приказы. За все время работы охранником ему впервые предстояло хладнокровно решить чью-то судьбу. Одно дело – убить в схватке, когда целятся в тебя или в твоего товарища, и совсем другое – если к решению убить приходишь после раздумья и понимаешь, что выбор был за тобой.
– И как ты решил? – Порфирьев поднялся и сунул пистолет в карман пиджака, неприятная улыбка исказила его лицо.
– Она никому… – начал Вадим и осекся, не досказал, понимая, что говорит глупость.
– Тогда и не спрашивай. Хватит проколов. Ты бы об этом еще у Михаила Изидоровича спросил.
* * *
Вадим гнал машину по горной дороге и время от времени поглядывал на подсвеченный циферблат приборной панели, хотя это было лишним. Как каждый профессиональный охранник, спецназовец, он отлично чувствовал время и без часов. Мог ошибиться максимум на пару минут. Он уже понимал, что вольготная жизнь в сытой Швейцарии подошла к концу, хотя никто пока не сказал этого открытым текстом, и отлет в Москву не временный. Вряд ли ему придется вернуться сюда.
Уже третий год Вадим жил здесь, даже иногда спохватывался, что думает по-немецки и не отделяет себя от местных. Но сны ему непременно снились русские – красочные, всегда совпадавшие с сезоном. Весной снилось, как он сгребает прошлогоднюю листву возле дома родителей в Вологде или сажает с ними картошку на даче. Летом ему снилось, что купается в реке. Зимой ни один сон не обходился без снега. Было в этом что-то трогательное и одновременно тревожное. Словно кто-то невидимый, незаметный постоянно напоминал ему, что место Вадима в России, а не за границей, и все, что с ним происходит сейчас, случайно, неважно для его дальнейшей судьбы.
Свет фар внедорожника то скользил по отвесным скалам, то срывался с них и прошивал пространство над пропастью. Счетчик спидометра мотал километры. И чем ближе становился мотель, тем более нервными делались движения охранника. Он зло рвал рычаг переключения скоростей, резко, даже визжали покрышки, выворачивал руль.
Машина с выключенным двигателем послушно скатилась по спуску и въехала на стоянку. В запасе у Вадима еще оставалось четыре часа. Слишком мало, чтобы обрести спокойствие, и слишком много для того, чтобы исполнить работу. Он сидел в автомобиле и смотрел на окна мотеля. Ярко освещенный пустой холл, лампочка отражалась в латунном колокольчике на стойке. Окна номеров выходили прямо на улицу. Горело всего одно – в том номере, куда ему предстояло войти. Иногда бывает непросто сделать элементарное – открыть дверь, набрать телефонный номер. Вадим тянул с тем, чтобы прикоснуться к дверной ручке, выйти на площадку. Он, затягивая время, докурил сигарету, выбросил ее, только когда стал оплавляться фильтр. Злость на самого себя не давала сконцентрироваться.
