- Игорь, — заговорил примирительно, — между нами недоразумение.
- Преступление, — поправил архитектор с нервной усмешкой.
- Нет, объясни, сделай милость: неужели Павел считал меня виновным? На каком основании?
- Он слышал твой разговор по телефону с Маргаритой.
- Когда? В четверг?
- В день убийства.
- Это невозможно.
- Да ну? Правда проступает сквозь слой самой мрачной, самой изощренной лжи. Павел приехал с дачи — дома никого не было — поставил розы в вазу — раздался скрежет замка. Он никого не желал видеть и спрятался в той комнате за занавеской.
Игорь помолчал, Петр Романович подумал: «Я, наверное, никогда не смогу войти туда, там «музей» императора Павла.»
- Он услышал шаги, и наступила пауза, и зазвонил телефон, и старший брат сказал: «Ты не свободна, вчерашний вечер не повторится».
- Я сказал, — подтвердил Петр Романович в жутком напряжении.
- «Вы любите друг друга, Павел с ума сойдет, я не могу вам мешать.» и так далее. Говорил?
- Я не говорил «Павел» — «он», я сказал.
- Суть не в имени, контекст понятен. Вы с его невестой согрешили накануне и по телефону условились встретиться на Тверском бульваре. Было такое?
- Господи помилуй, что за ужас!
- Ужас, — повторил Игорь глухо. — Когда ты удалился, он пошел на Тверской.
- Суть в имени, — пояснил философ в отчаянии. — В имени, которое я не назвал.
- О чем ты?..
- Это имя — Валерий. Я разговаривал с женой Ангелевича. Как ты выразился: мы согрешили накануне.
- Не может быть! Врешь!
- Хочешь позвонить ей и убедиться?
- Вы сговорились!
- С посторонней, по твоему мнению, женщиной? С женой соседа, которую я не видел девять лет? Да тебе Ангелевич подтвердит: они после этого расстались.
Собеседники замолчали, невидяще глядя в угасающий свет за окном; контуры истины проступали постепенно сквозь мрачно-изощренный слой лжи, но как далеко еще до рассвета.
- Во имя высшей справедливости, — выговорил Игорь, сжав руками голову, — невозможно поверить, что брат твой принес себя в жертву по недоразумению.
Петр не смог ответить.
- Он сказал, что ты спас ему жизнь.
- Не стоит. Так, порыв, — выговорил невнятно.
- Нет, правда?.. Петр, я тебя прошу.
Петру ярко и живо вспомнился давний эпизод и отвлек от отчаяния.
- Когда Павел еще учился в школе, вошли в моду наркотики.
- Ну да, у нас в классе некоторые. Разве и Павел?
- Да.
- Я не знал.
- А я знал и сумел отрезвить его раз и навсегда.
- Как? Он не рассказывал.
- И я не стану, это наша с ним тайна.
- Петр, это необыкновенно, — вдруг перескочил Игорь с обличающего пафоса на восторженный. — И если все это правда, то православный принцип «положить душу за други своя.»
- Ты ж намекал: Каин и Авель.
- Я на распутьи. Я в сомнении. Абсолютное зло и абсолютная любовь — категории, которые на земле в идеале невозможны.
«Идеалист! — со злой усмешкой подумал Петр Романович. — Что-то скрывает и врет.» — и сказал:
- Согласен. Вернемся от идеализма к конкретике.
- Я уговаривал Павла уехать со мной в Завидеево. Он заинтересовался, но отъезд отложил.
- Брат пришел ко мне, но я его не узнал.
- И не впустил?
- Напился с Иваном Ильичом. в общем, ничего не понял.
- Подземельный тебя шантажировал?
Петр Романович мысленно взвесил на нравственных весах тот многозначительный разговор.
- Нет. Все-таки нет.
- Но если он нас подслушивал и узнал о твоей роли.
- Выходит, он знал больше. — Философ выдержал паузу. — Например, знал как врач.
- Как врач? — повторил Игорь напряженно.
- «Не обижай старика, — вдруг заявил Подземельный как-то двусмысленно, — может, еще пригожусь. Кое-кому очень пригодился», — и подмигнул. Интересно, правда? Ваша подруга заразила убийцу, который впоследствии лечился у соседа. Как тебе такой вариант?
- Намек Ивана Ильича расплывчатый, твой вывод слишком категоричен: тот больной не обязательно убийца.
- Но дальше медик упомянул о врачебной тайне, которую просто так, рази красного словца, вряд ли начал бы колыхать.
- Всецело доверять Подземельному я бы не стал.
- Что ж, тебе лучше знать.
- Почему?
- Вы ведь с ним дружили.
- С чего ты взял?
- Шафером на свадьбу выбирают человека близкого.
Игорь нервно покусал губы.
- Ты разговаривал с Тоней?
- Сегодня.
- У нас не было средств на свадьбу, а Иван Ильич сочувствовал, даже костюм мне подарил. Ограничились венчанием и пригласили соседа, чтоб никого из друзей не обидеть.
- Пусть так. — Петр Романович кивнул. — Однако, несмотря на любознательность и сопутствующие ей свойства, Подземельный был профессионалом. Лечебную тайну хранил девять лет и только в прошлый четверг намекнул на нее.
- И никаких намеков на имя пациента?
- Имя медик, наверное, приберегал для шантажа.
Игорь промолчал; так и не дождавшись отклика, Петр Романович продолжил:
- Мне надо кое-что у тебя уточнить. Павел отказался ехать в Завидеево, и ты явился сюда в пятницу?
- Я дал ему запасной ключ. Дома не застал. Выглянул на галерейку: у тебя дверь приоткрыта.
- И ты подарил мне розы.
Противники, отдыхая от ненависти, заговорили почти дружелюбно, почти доверчиво, как когда-то в юности.
- Поставил в вазу на комод в той комнате. А когда вышел на лестницу — ты поднимаешься. И так странно, и так страшно мне стало — вот, убийца!
- Брат не собирался мстить.
- И я не собирался. Я хотел напомнить человеку, живущему в свое удовольствие, о великой жертве, принесенной ради него.
- Не вмешивался бы ты, христианин, не в свои дела, плохо это кончается. Ты шел его разыскивать?
- Я беспокоился. Когда-то Павел любил то место — помнишь, где сатана встречается с литераторами? — там я его и нашел., возле памятника. И наконец уговорил уехать в наш монастырь, свести с отцом Платоном. Он же с детства, с крещения не причащался, выстраданная вера пришла к нему в тюрьме. Но когда мы прибыли на Белорусский.
- Когда?
- К электричке на 10.30. Павед вдруг заявил, что должен повидать своих — брата и дядю (я ему сказал, что Евгений Алексеевич у тестя живет). «Жди меня завтра». И исчез. Больше я его не видел.
- Допустим, так.
- Не видел, Петр! И не увижу никогда. — Игорь опустил голову, зашептал: — Все тревожнее и страшнее мне становилось — предчувствие трагедии? — и я не мог дождаться его в субботу, и бросился сюда — прямо на допрос. Убийство Подземельного. По- твоему, надо было его впутать и подставить?
- Нет, нет.
- И я попытался объясниться с тобой на галерейке, где ты наслаждался обществом «королевы красоты».
- Очень уж туманное объяснение, — перебил Петр Романович. — Почему ты не сказал про брата?
- Потому что считал виновным тебя.
- Тем более! Сверхчеловеческую стойкость надо иметь, чтоб не выдать убийцу. «Я тебя ненавижу» — твои слова.
- Не тебя выдать я боялся. Человек только что из заключения — а тут труп. Мне позарез нужно было объясниться с Павлом, но он как сквозь землю провалился.
- Если ты сказал правду и брат подозревал меня, то после убийства Подземельного его точка зрения изменилась.
- Откуда ты знаешь?
- Условная версия такова. Павел возвращается повидать меня (я гулял по Бульварному кольцу) и каким-то образом становится косвенным свидетелем преступления.
Понятно, что в Копьевский, где ведется следствие, он уже придти не рискует.
Игорь перебил:
- Но в качестве свидетеля он мог бы прямо заявить.
- Значит, не мог, требовались еще улики и доказательства. В субботу он звонит мне.
- Тебе? — ужаснулся Ямщиков. — И. ты опять не узнал брата?
- Я давно поверил в его смерть, — отрезал Петр Романович. — Поверил в его письмо и девять лет ежедневно поминал «душу усопшего раба Твоего Павла».
Архитектор истово перекрестился дрожащей рукой, философ произнес раздельно:
- «Если хочешь узнать про убийство, будь дома в полночь».
- Он сказал?
Петр Романович кивнул.
- Что еще? — выкрикнул Игорь.
- Дословно: «У меня орудие убийства, на нем кровь». — «Где?» — «На мертвой голове». — «Где?!» — «На тротуаре в Копьевском переулке».
- Его ответы загадочны, твои вопросы бестолковы.
- Согласен. Я был отвлечен другим.
- Другой.
- Не твое дело. И принял все это за дурачества Поля. — Петр Романович глубоко вздохнул, воздуха не хватало. — Каким ты нашел брата?
- В смысле?
- Не замечалось в нем психических отклонений?
- Он не сумасшедший!
- Да нет же! Какие-нибудь странности.
- Человек, принявший на себя духовный подвиг, может показаться профану странным.
- Орудие убийства, — напомнил Петр Романович, — мертвая голова, так получается.
- Тут какая-то символика.
