– Ольга Андреевна, может быть, теперь вы все-таки признаетесь, что Белоносов дома?
Учительница улыбнулась краем губ.
– А вы, я вижу, приобрели союзника в лице нашего директора? Теперь вы будете разыскивать физрука на пару?
– Боюсь, директриса разочаровалась во мне как в союзнике. И все-таки я принимаю ее мнение. Она считает, что Белоносов – очень надежный человек и без видимой причины не мог пропустить мероприятие.
– Я тоже так считаю.
– Скажите, он не пришел к школе потому, что здесь был я?
Тут Ольга Андреевна не выдержала, кинула стопку номеров на капот «жигуля» и сунула руки в карманы плаща.
– Послушайте, а с чего вы вообще взяли, что он в Кажме? А что, если какой-нибудь излишне инициативный сотрудник вашей редакции отнес кляузу Шаповаловой в милицию? И Белоносова арестовали во Дворце спорта по подозрению в растлении девочки? Прямо на татами надели на него наручники? Об этом вы не подумали? Это вы исключаете?
Признаюсь, подобный бред мне действительно в голову не приходил. Тотчас мое воображение стало создавать различные конструкции, что чем-то напоминало игру в пазлы. Ирэн отнесла письмо девочки в милицию? Но я ведь сжег его! А если бы не сжег, то Ирэн никогда бы не понесла его в милицию. По двум причинам. Во-первых, потому, что ей это на хрен не нужно. А во-вторых, зачем его туда нести, если Сергеич сам принес нам это письмо из милиции!
– Это исключено, – твердо сказал я.
– И откуда в словарном запасе журналиста такое слово – исключено? – лукаво улыбнулась Ольга Андреевна. – Вы же по роду своей деятельности должны все подвергать сомнению. Журналистика – это вечное сомнение и поиск лишь сиюминутной истины. То, что вчера было исключено, сегодня может произойти запросто. Не так ли?
Она сгребла с капота номера, напоминающие стопку использованных носовых платков, и перекинула их через руку.
– Если вам очень хочется, мы продолжим наш разговор чуть позже, – сказала она. – А сейчас я должна отнести это в тренерскую и закрыть школу.
– Жду вас здесь, – сказал я и сел в машину. Разговор на улице, где, пользуясь туманом, нас запросто могла подслушать любая собака, меня больше не устраивал.
Я посмотрел, как в тумане тает красный плащ Ольги Андреевны, и хмыкнул. Учительница подкинула совершенно неожиданную и в той же степени нелепую версию об аресте Белоносова. В одном она все же была безусловно права – ничто, никакое развитие событий исключать нельзя. Это я знал и без нее, по опыту своей работы с криминальным миром. Ну, коль исключать нельзя, значит, все надо проверять, и по возможности немедленно.
Я скрипнул зубами, что было явным признаком нежелания делать то, что делать было необходимо, и стал набирать номер Сергеича. Он ответил сразу, но слышно его было ужасно, будто опер стоял рядом с работающей лесопилкой.
– Ты все еще в Кажме? – крикнул он, и я отвел руку с трубкой подальше от уха, чтобы не лопнула барабанная перепонка. – Все не угомонился? Ну и как? Накопал чего-нибудь?
Кажется, Сергеич уже не обижался на меня за грубый тон, с каким я разговаривал с ним вчера.
– Сергеич, нужна твоя помощь, – без всяких вступлений сказал я.
– Всем нужна помощь старого больного Сергеича, – вздохнул он. – Но хоть бы кто-нибудь предложил мне свою помощь!
Врешь, пес, подумал я. Уже два года, как мы всем агентством на тебя пашем.
– Запиши, пожалуйста, – продолжал я, не отреагировав на его замечание. – Ярослав Николаевич Белоносов. Постоянно проживает в Кажме, учитель физкультуры в средней школе номер один. На Побережье, в детской спортивной школе «Юнга», подрабатывает тренером по карате. Где-то там же проживает его жена Лариса Белоносова. Она стоит на учете в наркодиспансере, может заниматься проституцией… Ты записываешь?
– Да записываю, записываю, хотя мне больше делать нечего, как про твоих наркоманов писать. Давай суть просьбы! Чего ты от меня хочешь?
– Сергеич, этот Белоносов вчера вечером или сегодня утром должен был вернуться в Кажму, но не вернулся. Мне очень нужно узнать, где он сейчас? Не исключено, что его задержала милиция.
– Грузишь ты меня своими проблемами, Кирюша, – вздохнул Сергеич, но я понял, что он все же поможет мне. – Ладно, попробую.
За окном машины темнело, и туман стал приобретать грязно-серый оттенок. Я опустил голову на спинку сиденья и прикрыл глаза. Пошли вторые сутки с того момента, как я узнал о гибели Лешки на Мокром Перевале. Голова распухает от изобилия информации. Хотя, по большому счету, вся эта информация, за исключением одной, яйца выеденного не стоит. Разгадка тайны гибели Лешки совсем рядом. Она кроется за упрямым молчанием Рябцева. Этот парень знает все. И мне надо всего лишь на минуту забыть об условном делении способов ведения допроса на допустимые и недопустимые. И просто вытряхнуть из парня правду. Заставить его говорить. Выбить из него признание.
Мне было неприятно об этом думать, но Рябцев своим коротким предупреждением сам загнал себя за границу дозволенного. Если он сказал «А», то обязан был сказать и «Б», потому что за этим «Б» стояли слишком серьезный вещи, чтобы ими можно было пренебрегать.
Запиликал мобильник. Я взглянул на дисплей, где высветилось имя звонившего: «Sergeitsh». Я удивился. Так быстро? Неужели Сергеич нашел имя Белоносова в списках задержанных милицией?
– Значит, слушай! – начал Сергеич. – Ни вчера, ни сегодня твой Белоносов в «Юнге» не появлялся, хотя его там ждали. Ничего о нем не знает и его жена, которая в настоящее время сожительствует с гражданином Арутюняном и проживает на его квартире. В морги, больницы и вытрезвители Белоносов не попадал, неопознанных трупов в городе не выявлено. Милиция его не задерживала. Так что твой Белоносов, скорее всего, загулял у друзей или любовницы.
– Он не мог загулять, – ответил я. – Он очень обязательный человек и сегодня должен был проводить спортивный праздник.
– Я тоже обязательный человек, – вздохнул Сергеич. – Но мне иногда так хочется послать всех к едрене фене, не выйти на службу, не отвечать на звонки и крепко запить. И чтобы такие добросовестные дюдики хреновы, вроде тебя, сутками напролет искали меня в подвалах, чердаках и канализационных шахтах!
– Тебе пора на пенсию, Сергеич.
– Да пошел ты! – огрызнулся опер. – А кто будет ловить хулиганов, наркоманов и воришек? Ты?.. Кстати, фамилия Белоносова как-то раз попадала в протокол. Месяца два назад он был задержан в кафе «Лотус» вместе с бандой наркоторговцев, но его причастность к наркоте не была доказана, и его отпустили.
– Он случайно оказался рядом с ними?
– Случайно или нет, но свидетели утверждали, что он сидел с ними за одним столом… Ладно, я на оперативку опаздываю. Пока!
Некоторое время я еще прижимал онемевшую трубку к уху и думал над тем, что услышал. Белоносова на Побережье нет. Во всяком случае, Сергеич с его возможностями его не нашел. Версия Ольги Андреевны о его аресте отпадает. Значит, никуда не пропал Белоносов. А сидит, подлый трус, в своем кирпичном особняке с решетками, похожем на комфортабельную тюрьму. А Ольга Андреевна распускает слух, что его нет, что он исчез, словно сквозь землю провалился. А для чего это делается? Для того, чтобы потом иметь железное алиби.
Я повернул голову и посмотрел на туман. Или, если говорить точнее, в туман, так как это была бесплотная субстанция, не имеющая ни формы, ни объема… И тут же у меня в сознании всплыл разговор с таксистом, который привез некую женщину, назвавшуюся директором школы. Сегодня утром я узнал, что это была вовсе не директор школы. А сейчас я был готов прийти к выводу, что… что это вообще была не женщина. Это был Белоносов, одетый в женское платье! И он нарочно попросил таксиста высадить его не рядом с домом, а рядом с водонапорной башней. Правильно! Это, бесспорно, умное решение! Белоносов предвидел, что таксиста могут допросить, и вернулся в Кажму инкогнито. И теперь он может натворить в Кажме что угодно, а потом сказать следствию, что в этот день его вообще не было в Кажме. Кто его здесь видел? Никто не видел! Что? Какой-то Вацура, дюдик хренов, видел, как в его доме шевельнулись жалюзи? Так они из-за сквозняка шевельнулись. Ах, он слышал, как Ольга Андреевна что-то кому-то крикнула? Так у Ольги Андреевны есть дурная привычка разговаривать с собой. А он, Белоносов Ярослав Николаевич, в это время был на Побережье и в сильно пьяном состоянии спал на пустынном пляже под навесом. Иди проверяй, обнюхивай топчаны!
Самым дурным оказался последний вывод, к которому я пришел с удивительной легкостью, – это для чего Белоносову понадобилось алиби. Точнее, для какого преступления. Думать об этом оказалось мучительнее всего. А тут еще записка с предупреждением. Черт возьми, меня могут замочить в любую секунду! Да хоть сейчас! И свидетелей нет, и туман что надо…
Я оглянулся по сторонам и почувствовал себя в западне. Нет, в машине сидеть невыносимо. Голову свернуть можно! Прочь отсюда! В туман! Сейчас он мой друг. Он прикроет меня, как бронежилетом. Он спрячет меня в своих широких мягких складках, и я затеряюсь в нем, словно карась в мутной воде, и пусть щука щелкает зубами от злости и бессилия.
