Открылась дверь кабинета, на пороге появился помощник Уилсона, Генри Джеймс, призывно смотрит на шефа. Тот вопрошающе дергает головой.
– Срочное донесение от генерала Чейни, – докладывает помощник.
Уилсон встает из-за стола, не спеша направляется к двери, продолжая говорить:
– Нет, господа, мы сыграли хорошую партию, и русские уже на коленях. Я иногда даже жалею, что мало с них запросили…
Помощник открывает папку, Уилсон читает содержание бумаги, лежащей там. Он по-прежнему продолжает улыбаться, но это улыбка мертвеца – страшная улыбка, скорее оскал. И все же находит силы, чтоб голос оставался твердым, каким и был до сих пор:
– Простите, я вынужден прервать совещание.
Люди выходят из кабинета, бросая любопытные взгляды на шефа и его помощника. Когда за последним закрылась дверь, Уилсон только и сказал:
– Это невозможно!
Джеймс счел нужным добавить:
– Генерал Чейни заверяет, что русские не уйдут. Дело только во времени: они заблокированы на определенной территории.
– Уйдут, не уйдут… – Уилсон снял очки, подошел к столу, взял из футляра замшевую тряпочку, стал протирать стекла. – Вы саму суть понимаете? Русские на нашей базе, освободили своего офицера, взяли нашего. Вы понимаете, что это такое?
Уилсон нервничал редко, во всяком случае, хорошо знающие его отмечали, что в любой ситуации он умеет держать себя в руках. А вот сейчас рука дрогнула, очки упали на пол, разбились.
Комендатура размещалась в обычной деревенской хижине посреди поселка. Сюда толпа и привела Макса. Солдаты внутрь никого из рыбаков не пропустили, переводчик лишь пересказал офицеру, почему те задержали драчливого незнакомца. Офицер удивленно посмотрел на Макса, потом спросил:
– Постойте, вы ведь работаете переводчиком у Чандлера?
Макс вытянулся и ответил по-военному:
– Так точно, господин капитан. Мне дали три дня навестить мать, она в этих краях, выше по течению.
Офицер вздохнул:
– Здесь не отряды самообороны, а дикари, которые мало что понимают.
– Так и есть. Горные племена. Они даже писать не умеют, а я благодаря великой Америке…
Капитан улыбнулся:
– Да, я в курсе. Знаю, что подполковник Чандлер о вас высокого мнения.
– Так много работы, а он все же выделил три дня. Хотя, боюсь, мать так и не увижу, если задержусь здесь надолго.
– Никто ни секунды вас не задержит. Машины у меня, к сожалению, нет…
– Ну что вы, господин капитан, я пойду тропами, по прямой, и своим ходом получится быстрее…
Через два часа в Москву пришло сообщение:
«Летчик безопасном месте. Макс».
Эту же информацию получил и Платов.
Светать только начинает. С широких листьев деревьев капает роса. Через эти листья Платов в бинокль смотрит на американских морпехов. Их четверо. Двое сидят у небольшого костра, еще двое прохаживаются чуть в стороне.
Отряд отделяет от американцев неширокая, но обрывистая река: в этом месте к воде нет пологих спусков. Платов опускает бинокль, чуть спускается со взгорья и садится в траву, раздумывая. Бинокль у него просит Пирожников, разглядывает другой берег, спрашивает:
– Нам надо туда?
– Нам надо, чтоб американцы думали, что нам надо туда.
Пирожников хмыкает:
– Стратегическая хитрость какая-то. Не для моих извилин.
– С них достаточно, что ты в женских органах разбираешься, – говорит Хук. – Вопросы стратегии для других оставь.
Хук все еще зол на Женьку, и Циркач шепчет ему:
– Ладно тебе. Что случилось, то случилось, правильно командир сказал. Исходим из того, что есть. – И повернулся к Физику: – Давай, раскошеливайся.
Тот достает из вещмешка обычные с виду шарики для пинг-понга, спрашивает:
– Два дать?
– Не промажу.
Берет только один, оставляет свой вещмешок, однако достает оттуда нечто вроде роликовых коньков, миниатюрный арбалет, с ним и автоматом исчезает в джунглях, но идет не в глубь их, а параллельно реке. Туда, где с берега на берег переброшен хлипкий мост из лиан. Прямо посредине он разорван, держится черт знает на чем: перекладины провисают, цела только боковая стяжка перил. Не пройти никак.
Здесь Циркач и пользуется арбалетом. Стрела с наконечником-острогой впивается в ствол дерева на другом берегу реки почти на уровне самого моста, унося с собой тонкую веревку-линь. Он закрепляет конец веревки на своей стороне, а потом на запястьях рук ремни от роликов, чтоб скользить при их помощи по веревке. Докладывает по рации:
– Я готов, командир.
Тот наблюдает за американцами:
– Погоди, один в твою сторону как раз смотрит… Так, теперь пошел!
Циркач с силой оттолкнулся и проскользил над рекой, поджав ноги. Заняло это путешествие секунды три, осталось незамеченным для чужих глаз, и вот он уже пробирается меж деревьями и кустарниками к чужому костру. Достает обычную с виду рогатку, заряжает в нее теннисный шарик, прицеливается, стреляет. Огонь в костре вспыхивает огромным белым пламенем – Циркач выстрелил так называемой световой гранатой. Два американца, сидевшие у огня, вскрикивают, закрывают ладонями глаза. Два других часовых бегут к ним. Глухо звучат их голоса. А Циркач бежит вглубь, и пост морпехов теперь оказывается между ним и Платовым. Он стреляет по сложенным вещмешкам американцев, перемещается дальше в джунгли, вновь делает одну короткую очередь, другую…
Трое морпехов тоже хватаются за оружие, рассредоточиваются, бьют по джунглям. У четвертого проблемы с глазами, стал за дерево, трясет головой – видно, световая граната ослепила на время.
Платов наблюдает за американцами в бинокль. Пока все идет как надо. Теперь бы Циркачу вернуться без проблем. Ага, вот он уже у моста, так же скользит, словно по воздуху…
– Эй, эй, смотрите, там, через мост!
Ох как не вовремя прозрел четвертый! На его крик возвращаются трое морпехов, но Циркача они уже не видят, он перелетел через реку.
– Человек… По воздуху…
– У тебя глаза слезятся, показалось…
– Да нет же!..
Они начинают переговариваться, двое идут к мосту с оружием на изготовку, и в это время за спиной Платова оказывается Циркач.
– Веревку сдернул?
– Так точно.
– Не наследил там?
– Обижаешь, командир. Думаю, даже трава не примята.
Морпехи уже у моста. Рассматривают землю, один пробует ногой крепость старых лиан, делает шаг, второй качает головой, мол, дальше идти опасно, и тут лиана обрывается. Боец летит в воду, ругаясь, вылезает на берег, мокрый, грязный.
А тот, который пострадал с глазами, начинает докладывать по рации:
– База, я четвертый, гости в районе Чертовых ворот, идут на северо-восток от нас.
– Что и требовалось доказать, – шепчет Платов. – Теперь еще бы разок на этом маршруте отметиться.
Чейни все же поспал пару часов. Немного, но и этого хватило, чтоб мозги стали соображать.
Чандлер выглядел очень уставшим. Наверное, он всю ночь не отходил от карты и принимал донесения с мест.
– Мы разбросали здесь сеть наших подвижных постов, господин генерал, – показывает он точки на карте. – Русские отметились на четвертом и седьмом. Были перестрелки, но без последствий. Главное – мы убедились, что они здесь. Теперь сектор поиска можно сужать и делать его более направленным.
– Сужать – это как? – спросил Чейни.
– Если брать за отправную точку наш плавучий ресторан, где содержался Бабичев, их диверсионная группа идет почти строго по прямой, – и Чандлер положил линейку, как бы обозначая ее маршрут.
Генерал лишь бросает беглый взгляд на карту, потом отходит к окну, через щель штор смотрит на территорию базы. Видит Лору, та беседует с группой офицеров. Спрашивает:
– Вы, надеюсь, предупредили людей, чтоб журналистке не давали никакой информации по происшествию?
– Конечно, господин генерал.
– Хотя, – Чейни чуть пожал плечами, – она слишком опытная и до всего докопается.
– Надеюсь, мы успеем решить проблему до того, как…
Чейни медленным, но твердым голосом перебил подполковника:
– Не успеем. Не надо строить иллюзий. И то, что вы показываете, – теперь он подошел к карте, взял и просто крутанул лежавшую на ней линейку. – Вы вправду думаете, русские такие тупые, что идут по прямой? Знают, что их обнаруживают, что маршрут могут вычислить, заблокировать путь, и идут?
Чандлеру нечего было ответить ни на этот, ни на следующий вопрос:
– Скажите, это наши группы диверсантов обнаруживали или они сами себя обнаруживали? Тут очень большая разница. Нас могут отвлекать от поиска главной цели, понимаете?
И все же он попробовал оправдаться:
– Господин генерал, я понимаю, что в Вест-Пойнте, нашей академии, заставляют думать и над такими теоретическими задачками, но на войне… Я три года безвылазно, понимаете? На войне враг чаще всего идет к своей цели по прямой. Мы предполагаем, русские спешат на встречу с теми, кто поможет им уйти на неподвластную нам территорию. На их пути есть деревни, может, встреча намечена там. Туда уже вылетели наши самолеты-разведчики. Мы работаем по реальным фактам, господин генерал.
