Еще меня заинтересовало, почему не среагировал третий бандит — сам Такый Рифатов. Он находился от места взрыва гранаты, пожалуй, на метр ближе других. Но у него или нервы крепкие, или с ним что-то случилось. Может быть, даже убит осколками от предыдущей гранаты или ранен так тяжело, что сразу и вскочить не сумел. Чтобы спугнуть эмира, поскольку его напуганных бойцов пугать было уже поздно, я дал три подряд очереди в камень, за которым прятался Такый. Естественно, не в середину большого валуна, что бесполезно — камень бы даже не содрогнулся, а по краям, чтобы пыль и щебень пулями выбивать. Он не среагировал.
— Товарищ старший лейтенант, — позвал я.
— Слушаю, — отозвался Тицианов.
Сквозь большую щель в перекрытии я видел, что старший лейтенант убирал в карман сотовый телефон. Он как раз оказался в свете луны, был мне хорошо виден, но при этом невидим противнику.
— А что там сам эмир? Жив он? Тепловизор что показывает?
— Откуда у такого вопроса ноги выросли? — поинтересовался командир взвода.
— После взрыва гранаты двое вскочили как ошпаренные, их, похоже, погладило осколками. А он ближе был и не среагировал. Я по камню стрелял, за которым он прячется, нет реакции.
— Даже если он убит, тепловизор этого не покажет, пока Такый не остынет полностью. В ледышку то есть не превратится.
— А собака в ущелье? — спросил младший сержант Скворечня.
— Собака разлагалась. Наверное, какое-то время на жарком солнце лежала. При гниении много тепла выделяется. Больше, чем от закостенелого трупа. Но я посмотрю сейчас…
Смотреть в окно старшему лейтенанту было уже не совсем удобно. Луна проплывала как раз напротив, и человека, выглядывающего из этого окна, в прорезь автоматного прицела было бы хорошо видно, и потому пришлось отойти от окна на три шага и смотреть из глубины башни, из темного места, где его никто увидеть не мог. Рассмотрев позицию Такыя, Тицианов подошел к спуску на второй этаж, сел на крайнее бревно перекрытия и свесил ноги вниз. Так ему удобнее было с нами общаться. А свет луны, проникающий в окна, позволял нам видеть своего командира взвода, а ему — нас.
— Где его душа находится, сказать не могу, надеюсь, что в аду, но тело там же, за тем же самым камнем валяется. И даже сияние колышется. Значит, шевелится. Или просто дышит. Не могу точно сказать. Может, просто воздушный поток тепло колеблет. Не добили, к сожалению, до конца. Если вообще в него попали.
— Он уже давно не показывается, — заметил Скворечня.
Я не смог сдержаться и выдал предположение:
— Думается мне, товарищ старший лейтенант, что этот клоун имел в запасе бутылочку чего-то горячительного. Сильно горячительного, покрепче коньяка… И сгоряча жахнул. И теперь спит себе спокойно пьяный. И дела ему нет до того, что вокруг происходит. Спокойный и умиротворенный человек, пусть даже и эмир.
— Наш разговор с эмиром подслушал? — спросил командир взвода, впрочем без укора.
— Я не подслушивал, — возразил я. — Я просто уши не затыкал.
— Не думаю, что в такой момент Такый может себе позволить расслабление, — покачал старший лейтенант в сомнении головой. — Даже поверить не могу в подобное. Хотя, по словам Дамадаева, за ним водится привычка напиться в самый неподходящий момент и уснуть. Бывало уже такое. И это при том, что своим бойцам он пить не разрешает. Но сейчас… Я сомневаюсь…
— Тем не менее он не высовывается, — заметил я. — А если алкоголику капля на язык уже попала, это все, тушите свет.
— А когда в последний раз он высовывался, — поддержал меня младший сержант, — дал очередь из пулемета не в нашу, а в соседнюю башню. Это я отчетливо видел. И удары пуль о соседнюю башню слышал.
— Не лишайте эмира Рифатова последней капли моего уважения, — с усмешкой сказал Тицианов, вытащил из кармана зазвонивший телефон и посмотрел на определитель номера:
— Дамадаеву все не спится. Слушаю вас, Абубакар Магометович. Да. Жалко, откровенно скажу, жалко. Ну, ладно. Бокс уже закончился? И кто кого побил? Да, я тоже слышал, что в Германии судей давно пора на мыло отправлять. Откуда бы судьи ни приезжали. После местного шнапса они смотрят только на промоутера и слышат только его голос. А он звучит всегда громче, чем голос совести. Кстати, Абубакар Магометович, если уж о шнапсе разговор зашел, вы не слышали случайно, Рифатов сильно пил? Ну, вообще, бывали у него какие-то проколы? Да. Даже так… Интересно. Нет, это я слухи анализирую. У нас все без изменений, то самое великое противостояние. До бесконечности, наверное. Конечно, лучше бы до рассвета. Утром попытайтесь дозвониться. Мы дождемся…
Тицианов прервал разговор и убрал мобильник.
— Есть новости, товарищ старший лейтенант?
— Дамадаев домогается… Я просил его с полицией связаться…
— Мы в этот момент, товарищ старший лейтенант, тоже уши не затыкали, — сказал я.
— И хорошо. А когда я с майором Абузаровым разговаривал, затыкали?
— И это слышали. — Я был безжалостен в своем покаянии и даже голову виновато склонил. Впрочем, старлей этого мог в сумраке башни и не заметить. — Только понять разговор, когда лишь одну сторону слышишь, трудно.
— Дамадаев дозвониться не сумел. — Тицианов, как всегда, оказался чутким и отзывчивым человеком и посвятил нас в курс дела. — Ни один номер не отвечает. И вообще на связь жалуется. Что-то, говорит, мобильник барахлит, хотя и новый. Я, конечно, не сказал, что его прослушивают и держат под контролем, и это может создавать помехи. К чему хорошего человека загружать…
— Его, значит, прослушивают… — напомнил я, что все слышать мы возможности не имели.
— Как и всех нас, как и всех других. Только нас и многих других время от времени, а Дамадаева постоянно. Его номер подключен к системе СОРМ.
— А это что такое? — Вася Скворечня, как человек из сибирской глуши, имел полное законное право поинтересоваться. Я же в это время усердно чесал автоматным прицелом свою спину. Довольно удобно в наших обстоятельствах.
— Система подслушивания на службе ФСБ. В первооснове еще от КГБ досталась, но была существенно улучшена в свете современных средств коммуникации, включая сотовую, спутниковую и интернет-связь. Кого-то прослушивают постоянно, как Дамадаева, и записывают все разговоры. Кого-то от случая к случаю. Как, надеюсь, нас с вами. Работает система контроля по обширному перечню слов и фамилий. Мне говорили, что этот перечень целый компьютерный диск занимает. Если какие-то определенные слова, даже жаргонные, фамилии, наименования должностей встречаются в разговоре, робот сразу реагирует, проводит регистрацию абонента и включает запись. И потом ваш телефон автоматически ставят на длительный контроль и анализируют все ваши связи и интересы, вплоть до отношений с женой. Дополнительно собирается информация о круге вашего общения — куда ходите, какие общественные мероприятия посещаете, и прочее. На основе этих данных на человека составляется подробное досье. Система советская, отработанная, и никуда от нее не спрятаться.
— В тайгу приезжайте, — сказал Скворечня. — Если понадобится, я вас на заимке спрячу.
— Спутник все равно найдет, — безнадежно махнул рукой командир взвода. — Без связи с внешним миром человек не может жить. А любая связь, даже простой радиоприемник, выдаст, когда новости слушаешь. А как без новостей? Хочется знать, может, уже и выбираться пора, может, другое время пришло. Один режим скинули, еще хуже выбрали, потому что такого, какой вам нравится, никто не предлагает. Но лучше, чтобы не было причины прятаться. Так спокойнее. Делай свое дело, по возможности делай его хорошо, а в чужие дела не суйся. Тем более в политику.
— А Дамадаев? — спросил я, возвращая разговор к конкретной теме.
— Он — ментовский стукач. Менты его поддерживают финансово. А ФСБ, как я подозреваю, как обычно, на халяву работает. Чужими руками каштаны из огня таскает и пользуется данными, которые получает. Вот они и подслушали мой разговор с Абубакаром Магометовичем и позвонили, спросили, что требуется сообщить в антитеррористический комитет, чтобы через них потом передать информацию подполковнику Рябухину.
Едва старший лейтенант закончил говорить, как снова торопливо полез за телефоном. Новый звонок нарушил тишину башни. Командир взвода посмотрел на определитель номера и довольно хмыкнул:
— Старший лейтенант Тицианов, слушаю вас, Ганипа Бекбулатович. Да. Хорошо. И что подполковник сказал? Хорошо. А из антитеррористического комитета кто-то может ваши слова подтвердить? Нет, не знаю. Резонно. Не могу вам ничего возразить. Не думаю, что это нас смутит. Хорошо. Мы ждем.
Старший лейтенант убрал мобильник и посмотрел на нас сверху вниз. Не каждый командир взвода со своими солдатами почти на равных общается. Наш общается. Это его манера поведения. И потому он объяснил.
