– Эй! – Глеб забарабанил кулаками в дверь. – Выпустите меня! Я должен сообщить господину Хайфону нечто важное!
Его услышали примерно через четверть часа.
Приноравливаясь к кульбитам яхты, Грин и его конвоир вышли в коридор и двинулись к выходу. Пол мерно накренялся под их ногами, вынуждая перемещаться враскорячку. Радуясь, что у него не успеет выработаться специфическая морская походка, Грин поднялся по трапу и очутился на мокрой палубе. Хайфон поджидал его там в окружении четверых телохранителей. В черном небе полыхали молнии, но раскаты грома тонули в грохоте бушующих пенистых валов высотой с трехэтажный дом. Казалось чудом, что яхта не переворачивается, а пляшет на волнах, подобно легкому поплавку.
– Что вы хотели мне сообщить? – спросил Хайфон, когда Грин предстал перед ним. Его вопрос скорее читался по бледным губам.
– Я знаю, как все исправить, – крикнул Грин.
Он хотел попытаться взять сына Председателя в заложники и потребовать для него и для себя шлюпку. Однако приблизиться к Хайфону ему не позволили.
– Стой на месте! – прозвучал за спиной голос. – Еще шаг, и я проломлю тебе башку.
Медленно обернувшись, Грин увидел конвоира с дубинкой в руке. Обратил он внимание и на широкие треугольные кинжалы, которыми были вооружены телохранители Хайфона. Ни одного пистолета, ни одного карабина, ни одного автомата.
– А вы предусмотрительный народ, – крикнул Грин. – Не взяли на борт стволы, чтобы избежать конфликтов с законом?
Хайфон наморщил лоб, переводя для себя услышанное. Потом в знак согласия кивнул:
– Так. Но разве это ты хотел сказать?
– На самом деле нет, – признался Грин.
Гигантские качели, устроенные природой, подбрасывали яхту и швыряли ее вниз, словно бумажный кораблик. Порывистые шквалы ветра срывали с волн белые клочья фосфорической пены, темнота была наполнена тяжелым гулом, громыханием, шипеньем и свистом. Грину померещилось, что он очутился внутри какого-то адского механизма, предназначенного исключительно для уничтожения всего, что не является порождением моря и неба.
Несмотря на ослепительные проблески молний, мрак, окружающий яхту, был почти непроглядным. Лоснящиеся громады волн казались отлитыми из вязкой смолы. То засасывая яхту по самые леера, то подбрасывая ее на головокружительную высоту, волны издавали грозное хищное рычание. Очутившееся в их власти суденышко скрипело и трещало, словно готовые развалиться от перегрузки качели. Никакие американские горки не могли сравниться с тем, что вытворяла яхта при каждом очередном крене. Проваливаясь в разверзшуюся пучину, она почти скрывалась под водой, а выскакивая пробкой на поверхность, вновь становилась игрушкой многометровых волн.
Глядя на китайцев, Глеб маневрировал на неустойчивом дощатом ринге и дожидался подходящего момента для атаки. Он знал превеликое множество приемов рукопашного боя, умел наносить удары кулаками, локтями, коленями и стопами, владел искусством бросков, подсечек, болевых и удушающих захватов. Тем не менее начинать схватку было рано. Или, может быть, начинать ее не стоило вовсе?
– Я жду! – воскликнул Хайфон высоким, пронзительным, как у женщины, голосом.
Вместо того чтобы удовлетворить его любопытство, Грин напустил на лицо встревоженное выражение.
– Волны становятся все выше, – провозгласил он. – Прошу вас, господин Хайфон, прикажите надеть на вас спасательный жилет. На палубе становится опасно.
– С какой стати ты беспокоишься о моей жизни? – надменно полюбопытствовал Хайфон, правда, уже после того, как отдал приказ по-китайски одному из своих приспешников.
– Боюсь, Председатель не простит никому, если с вами что-то случится, – пояснил Грин, напрягая голосовые связки. – А еще мне хотелось бы, чтобы вы видели во мне друга, а не врага.
– Друга? – не поверил своим ушам сын Председателя.
– А разве китайцы не относятся к русским, как к братьям? – изобразил наивное изумление Глеб.
Казалось, рядовые китайцы вот-вот бросятся на него, но властный окрик Хайфона напомнил им о дисциплине. Они ограничились глухим ворчанием. Точно так отреагировала бы свора собак на команду «Фу!», завидя перед собой матерого серого хищника. Губы китайцев непроизвольно кривились. Им не терпелось сорваться с места и проучить зарвавшегося русского. Лишь страх перед главарем удерживал их на месте, словно натянутая до предела цепь.
«Больше не буду их дразнить, – решил Грин, – а то еще укокошат раньше времени».
Убедившись, что угроза миновала, он переключил свое внимание на принесенный Хайфону предмет. Это был добротный жилет марки «Круиз» с сигнальным свистком в кармашке и флуоресцентными вставками. Его создатели, как могли, позаботились о том, чтобы обладатель жилета был виден издалека. При своем весе 1 килограмм 200 граммов он был способен выдержать максимально стокилограммовую нагрузку. Этого хватит.
Дождавшись, пока очередная волна перехлестнет через зарывшийся нос яхты, Грин устремился в атаку. Его целью был спасательный… вернее, спасительный жилет. Добраться до него – и за борт! Вот и вся тактика. Вот и вся стратегия.
Для начала Глеб лягнул в промежность стоящего позади парня с дубинкой. Затем притворился, что готов броситься прямо на выставленные клинки. Перетрусивший Хайфон тем временем попятился, прикрываясь спасательным жилетом. «Только бы не уронил, – пронеслось в мозгу Грина. – И только бы не смыло его за борт вместе с жилетом».
Сместившись влево, он еще раз лягнул скорчившегося конвоира, уводя остальных китайцев подальше от их босса. Один из них, издав гортанный воинственный клич, метнул кинжал.
Острая боль пронзила плечо Грина. Рыча, он схватился за рукоятку и выдернул клинок. Рана оказалась несмертельной. Зато теперь Грин был вооружен и куда более опасен, чем секунду назад. Он превратился во взведенную пружину, успевая следить за каждым из противников, постепенно прижимающих его к рубке.
Поединок на ножах состоит из двух-трех выпадов, после которых кто-то неизбежно выходит из строя. Тут важно не промахнуться и не подставиться. Но еще важнее правильно выбрать момент и направление контратаки.
– Смелее, – бормотал Глеб, выбирая козла отпущения, – смелее, молодые люди. Идите сюда, ну? Кто хочет попытать счастья?
Молодые люди, похоже, не стремились самоутвердиться и уступали друг другу право первого удара. Это не понравилось Грину, поскольку на палубе вот-вот могло появиться подкрепление. Поощряя китайцев к более решительным действиям, он занялся тем, чего не станет делать ни один мастер рукопашного боя. Небрежно двигая кистью руки, Грин, разворачивая клинок то так, то эдак, поигрывал им, перебирал рукоятку пальцами. Пару раз он сделал вид, что чуть не выронил кинжал, и этот обманный трюк возымел действие.
Наиболее отважный китаец ринулся на Грина, издавая протяжный устрашающий клич. Это было довольно грамотное нападение – почти непредсказуемое, решительное, стремительное. Кинжал китайца взметнулся от правого колена вверх и, едва не вспоров куртку Грина, сверкнул в сантиметре от кончика его носа. На этом короткий поединок завершился. Зрители не сразу поняли, почему юноша стоит столбом со вскинутой рукой, и дружно ахнули, когда сообразили, что клинок отпрянувшего Грина обагрен кровью.
Он полоснул противника от незащищенной подмышечной впадины до пупа, и тот оцепенел – не столько от боли, сколько от шокирующей мысли, что все кончено. Не имея представления о том, насколько опасна его рана, китаец выронил кинжал и скрючился, подвывая так тоненько и горестно, словно близость смерти превратила его в маленького мальчика, оплакивающего свою судьбу. Позабыв о его существовании, Грин подпрыгнул и впечатал подошву в ближайшую узкоглазую физиономию. Ее обладатель клацнул зубами и рухнул на палубу. Упавшего навзничь китайца следовало бы добить, но времени у Грина не было. Как только в поле зрения возник третий противник, он принялся рубить наотмашь, кромсая чужие пальцы, запястье и бицепс. Не успел парень выронить нож из искалеченной руки, как дело дошло до его товарища, совсем потерявшего ориентацию во времени и пространстве. Этот получил удар кинжалом в кадык. Короткий, точный и явно смертельный.
Хайфон, продолжая прикрываться жилетом, жалобно всхлипнул. Этот русский действовал не просто быстро, он двигался со сверхъестественной скоростью и демонстрировал такую же сверхъестественную координацию, умудряясь сохранять равновесие на пляшущей палубе. Увидев фигуру Грина, нависшую над собой, Хайфон решил, что пришла его погибель, и зажмурился. Однако, открыв глаза, он обнаружил, что по-прежнему жив, хотя лишился спасательного жилета. Грин исчез. Как фантом, как наваждение.
Несмотря на грозящий ему гнев отца, Хайфон зашелся тонким истерическим хохотом. Он чувствовал себя заново родившимся.
