— Эй, ты живой ещё там, а русский богатырь?
Вартанов затаился. Другой голос ответил:
— Да что с ним сделается русским бараном, молодой, здоровый, пахать на нём и пахать.
В разговор включился третий:
— Нет, брат, мы на нём пока пахать не будем, нам же сказано, что он у нас пока как бы гость что ли.
— Канечно, ведь целый лейтенант… милиции…
С лейтенанта скинули шкуры, развязали руки, сняли повязку со рта, надели на голову чёрный целлофановый мешок и вытащили из машины. Ноги Эдика слушаться отказывались, он только постанывал. Поэтому его поволокли, видимо, в сторону дома. Затем они поднимались по ступеням. Шли по какому-то короткому коридору, перед пленником открывались три двери подряд. Вскоре процессия остановилась. В комнате остался один человек, Эдик это почему-то почувствовал. Он снял с «как бы гостя» мешок. В глаза ударил яркий свет. Человек подождал, когда глаза Вартанова привыкнут к свету. Потом заговорил:
— Открывай глаза-то, не съем.
Лейтенант подчинился. Он стоял в маленькой чистой комнатке без окон всю обстановку которой составляли застеленная постельным бельём кровать, стол с какой-то едой и два стула. Перед Вартановым стоял молодой парень с редкой бородёнкой, чем-то неуловимо напоминающий, как показалось милиционеру, Мадину. Он осмотрел саркастически Эдика и продолжил:
— Ведро для нужды под столом, еда на столе, кровать застелена, располагайся пока… Как это у вас там говорят, утро вечера мудренее…
Глава 27
На христиан наехали…
Павелецкий стоял в пахнущей свежей краской церкви и смотрел на привезённый из Сыктывкарской и воркутинской епархии иконостас. Он всегда приходил сюда, после любой боевой операции, удачной или не очень, большой или скоротечной. Ему было необходимо присутствие рядом этих икон, этих просветлённых ликов, это спасало душу, успокаивало сердце… Он помнил, как договаривался с коммерсантами своего города о том, чтобы приобрели сруб большой бани со всеми деревянными деталями. Сруб привезли в Чечню вместе с остальным воинским скарбом, за два месяца подняли из него часовню. Но пуста она была без иконостаса, а сейчас настоящая церковь.
Ключ от их комендантского маленького храма хранился у замполита майора Вихрова, и открывал Валерий Петрович его по церковным праздникам в случае, если приезжал настоятель Грозненского православного собора отец Варлаам. Замполит он и есть замполит — ему душами бойцов и заниматься. Вот и сегодня батюшка обещался быть, провести службу.
Рация на поясе полковника сообщила голосом дежурного на КПП о прибытии гостя. Вскоре за спиной Павелецкого бесшумно распахнулась дверь часовни, вошёл священник. Наложил на себя несколько крестов, поцеловал центральную икону иконостаса и только тогда обратился с приветственными словами к Сергею Ивановичу:
— Здравствуйте, Сергей Иванович.
— Здравствуйте,— ответил Павелецкий и не поцеловал, а неумело пожал руку батюшки.
— Вот видите, душа радуется, какое вы святое дело сотворили, храм построили посреди мусульманского мира…
Отец Варлаам окинул взглядом помещение.
— Да уж, стоило нам кровушки, возвести…— согласился Сергей Иванович.
Священнослужитель улыбнулся:
— За ваши труды вам и воздастся… Вот и иконостас какой замечательный по всем церковным канонам у вас теперь есть.
Полковник с гордостью осмотрелся:
— Отец, вы, когда службу проведёте, когда вам личный состав предоставить?
Отец Варлаам открыл свой походный чемодан, с различного рода необходимыми в полевых условиях церковными принадлежностями:
— Если можно, прямо сейчас и проведём.
— Хорошо,— сказал Павелецкий и направился к выходу,— минут через десять все будут здесь.
— Только не строем,— улыбнулся ему в спину святой отец,— по желанию, кто захочет…
— Так и будет,— пообещал ему начальник оперативной группы и вышел на крыльцо.
Вскоре в небольшое помещение военно-полевого православного храма набились почти все из отдыхающей смены огневых рот. Офицеры руководства и специалисты стояли рядом с крыльцом, слушая молебен с улицы. По округе быстро растёкся запах ладана и восковых свечей.
Отец Варлаам творил требы и молился:
— О Присвятая Владычица Дева Богородица Царица неба и земли вопли вопиющие душе моей и грешную молитву мою Причистая матерь Божия за чада моего болящего, раненого ворогом, прими. Будь ему всегда спутницей и на всякое время сопровождай и ограждай его святыми Ангелами. Укрепляй его бодрствующего, оберегай его сияющего, утешай его плачущего, ободряй его унывающего. Избавляй от скорбей, освобождай от клеветы, воздвигай немощно, побеждай вопеющих против него бесов и в смертной опасности помогай ему. Ежедневно являй ему страшным для видимых и невидимых врагов, чтобы они знали, что он твой раб, Богоматерь, и поклонение рождающая Бога и Царя, которому подобает честь во веки веков. Матерь Божия умягчи сердца злых человек, восставших на него. Ты ведаешь все тайны души его. Воззри милостиво на него с небеси, облегчи его страдания, покрой его покровом своим, посети своею небесною милостью. Пошли благословения на дела его и дай ему невидимую помощь и святыми своими молитвами даруй ему смирение, самоукрашение, терпение, кротость, целомудрие и покрой его от всех видимых и невидимых врагов. Аминь…
Слушая батюшку, Павелецкий мысленно унёсся в далёкий Сыктывкар. Он, стоя почти у выхода из часовни, видел затылки старшего лейтенанта Андрея Курилова и капитана Егора Артюхова, которых знал давно и взял с собой в полугодичную командировку, как людей, на которых мог положиться в любой сложной ситуации. У него с ними была одна служебная история, связанная с делами церковными.
Празднования по открытию часовенки и освящению фундамента нового строящегося храма Господня посреди столичного города регионального значения Сыктывкара на исконно историческом месте снесённого во времена смуты двадцатых годов прошлого века Стефановского собора, преподобного Стефана Пермского крестителя Коми края, решено было провести в дату шестьсот двадцатилетия стефановской письменности. Мероприятие было подготовлено на правительственном уровне, приглашен сам Патриарх всея Руси Алексий второй и иже с ним свита московских чиновников различного ранга. Готовились к посещению республики столь именитыми гостями все, в том числе и местная милиция, на плечи которой легла личная охрана священника и его московского окружения.
Было около одиннадцати часов утра, шёл мартовский пушистый снег. Видимость была почти нулевой. На стрелковой позиции двенадцатиэтажного дома напротив строящегося храма ожила переносная рация:
— «Третий», доложи «первому»…
Сидевший возле слухового оконца снайпер, не выпуская из рук СВД, поднёс рацию к губам:
— «Третий» «первому», обстановка на «пятёрочку».
Рация ожила снова:
— «Второй», доложи «первому»…
В эфире раздался голос ещё одного снайпера, сидевшего в чердачном помещении такой же двенадцатиэтажки напротив заложенного храма только с другой стороны:
— «Второй» «первому», обстановка также на «пятёрочку».
Тогда руководителем снайперской группы как раз и был ещё майор Сергей Иванович Павелецкий. Он всегда связывался сначала с последним и только потом с первым своим подчинённым, и с чем это было связано, никто не мог объяснить даже, наверное, он сам. Номера снайперского расчёта давно уже были распределены напостоянку, несли службу они этой группой уже несколько лет. Бронированная милицейская «буханка», из которой Павелецкий осуществлял контроль за спецоперацией, стояла неподалёку от стройплощадки, прямо под рекламным щитом с надписью «Построим народный храм на народные деньги!». Он снова вышел в эфир:
— «Третий», «второй», отбой связи, гости прибудут ориентировочно через пять минут, готовность номер один, ребята, работаем…
Вскоре площадь перед часовней заполонила разномастная толпа. Подтянулись ребята из патрульно-постовой службы, оцепили людское море по периметру. Спустя минуту к месту будущей церемонии освящения строительства храма подкатили несколько правительственных машин. Появились Глава республики, патриарх, охрана, свита… Рации в снайперских «гнёздах» ожили голосом Павелецкого:
— Готовность минус ноль! Готовность минус ноль!
Люди внизу даже и не догадывались, что все их перемещения отслеживаются и фиксируются в оптические прицелы снайперской группы. Мероприятие шло своим чередом. Говорились речи, читались молитвы, пелись песнопения. Продлилось оно около часа. После чего представители мирской и духовной властей уехали на званый обед, затем планировалось в аэропорт и спецрейсом на Москву. А «второй» и «третий» оказались в командирской «буханке».
