Джонна отошла от «форда». Она не должна была уходить в дом, пока он не выйдет из машины, и не ушла. Она смотрела на «додж», и губы ее шевелились. Она напевала.
«Додж» встал прямо между мной и Джонной. Леви вышел. Он был футах в пятнадцати от нее и в тридцати от меня.
Джонна не вернулась в дом. Должна была, но не вернулась.
— Как вы меня нашли? — спросила она.
Леви ответил совершенно естественным тоном:
— Ты заставила меня беспокоиться. Почему ты не подходила к телефону?
Я вышел из-за дерева, но мои шаги он услышал, только когда я оказался прямо у него за спиной.
— О чем беспокоиться, Алан? — спросил я.
Он пошатнулся от неожиданности, развернулся ко мне. Я показал ему, что в руках у меня ничего нет, и отступил на шаг.
— Не пугайтесь. Как все прошло в «Левередж»?
Поняв, что он все еще жив, Леви взял себя в руки. Он посмотрел за мою спину — понять, нет ли еще кого, затем на Джонну, затем оглядел дорогу. Испугался.
— Встречу отменили.
— Вот и хорошо. Нам много о чем надо поговорить. Джонна, может, вы вернетесь в дом?
— Нет, — сказала Джонна.
Леви покосился на нее. Она подошла ближе. Она смотрела на него в упор, и мне ее взгляд не понравился.
— Я смогу поговорить с ней и один, — сказал Леви. — Вам незачем было ждать.
Я попытался встать между Джонной и Леви. Леви сунул руки за пояс. Пистолета я не видел, но понимал, что снайперы начеку.
— Да нет, Алан, я решил задержаться. Мы с Джонной подружились. И обо всем поговорили. Я знаю, что произошло.
— Не понимаю…
Леви снова покосился на нее и чуть отодвинулся назад.
— Все вы понимаете. Я про убийство Лайонела Берда.
— Что вы такое говорите?
— Алан, не надо. Я уже поймал вас на лжи. Вы говорили, что не знакомы с этой девушкой, а сами спросили, почему она не подходила к телефону. Сказали, что беспокоились.
— Ничего такого я не говорил. Вам показалось.
— Говорили, — сказала Джонна.
Я сделал шаг в его сторону.
— Теперь будет вот что. Либо вы заплатите за то, что мы будем хранить ваши грязные тайны, либо мы пойдем в полицию. Как насчет двух миллионов — один ей, один мне?
Леви огляделся по сторонам — словно почувствовал, что разговор записывается и за всем наблюдает полиция.
— Не понимаю, о чем вы. Не понимаю, зачем вы все это устраиваете, но я уезжаю…
Он вдруг кинулся к «доджу», но тут Джонна сказала то, что остановило нас обоих.
— Я все записала, Алан.
По его лицу было видно, как он перепугался.
— В тот день, когда вы дали мне снимки убитых девушек, у меня под рубашкой был диктофон. Я отдала запись ему. Он ее прослушал.
Джонна кивнула на меня. Она ни о какой записи не говорила, никакой записи мне не давала, и полиция у нее никакой записи не обнаружила.
— Джонна, идите в дом. Мы с Аланом во всем разберемся.
— Двух миллионов мало.
Леви облизнул губы. Посмотрел на Джонну, на меня, руки его снова оказались за поясом.
— Сколько ты хочешь? — спросил он.
На этих словах мы его поймали. Алан Леви показал, что имеет отношение к фотографиям. Теперь Маркс мог его арестовать. Но Джонна на этом не остановилась.
— Всего будет мало.
Она наклонилась, словно хотела завязать шнурок, а потом кинулась на Алана с напильником, который ей удалось стащить, как мы потом выяснили, в фургоне. Она со всей силы ударила Леви в шею, повалила на землю. Все так опасались, что Леви убьет Джонну, что никому и в голову не пришло, что она может убить его.
Снайперы выскочили из укрытий, но они были далеко и не могли стрелять — мы трое были слишком близко друг от друга. Из-за дерева появился Пайк. Я схватил Джонну сзади, но она вцепилась в Леви, колотила его по лицу, шее, голове. Я попытался поймать ее за руку и тут услышал хлопок, а потом крик Джо Пайка:
— Пистолет!
Леви вжал дуло маленького черного пистолета Джонне в живот и спустил курок.
Джонна отступила, я кинулся к пистолету, но Леви его уже выбросил. Он пытался вытащить окровавленный напильник из своей шеи. И тут на него налетел Пайк.
Джонна опустилась на землю. Ее живот был сплошным кровавым месивом. Я сорвал с себя рубашку и прижал к ране.
— Джонна, держись! Дыши!
Она меня вряд ли видела. Губы у нее были сурово сжаты. Но во взгляде что-то изменилось. Злости стало меньше. Точно не скажу, но мне хотелось бы так думать. Джонна Хилл умерла еще до приезда «скорой помощи».
Небо над Санта-Моникой было голубым до прозрачности, солнце заливало двор дома Алана Леви таким ярким светом, что вода в бассейне искрилась. У розового сада рядом со мной стояли член городского совета Нобель Уилтс и шеф полиции Маркс. Тридцать два куста роз аккуратно выкопали и сложили в сторонке. Их никто не собирался пересаживать.
Маркс подозвал Шарон Стивик, назначенную следователем.
— Еще долго?
— Нужно копать осторожно. Мы не хотим ничего пропустить.
Тела нашли с помощью газоанализатора, уловившего повышенную концентрацию метана там, где разлагались трупы. Эхолокатор помог обнаружить точное место, и теперь судмедэксперты аккуратно вели раскопки.
— Там его жена и дети? — спросил Уилтс.
Маркс кивнул. Эхолокатор определил размер и форму тел.
— Да. Один взрослый и двое детей.
— Боже мой! Я ведь был знаком с этой женщиной. Наверняка был знаком. — Он наморщился, пытаясь вспомнить, действительно ли он видел жену Алана Леви, но понял, что это усилие не по нему. — Я пойду в тенек.
Он направился в дом, который кишел криминалистами, детективами и журналистами. Улица перед домом Леви была буквально забита машинами. Мне пришлось парковаться в трех кварталах от дома. Когда убили Ивонн Беннет, никто из журналистов не появился, но Ивонн и не была известным адвокатом, убившим всю свою семью.
Рано утром мне позвонил Маркс, сказал, что место, где закопаны тела, нашли. Он попросил меня приехать на эксгумацию, и я поехал, хотя покойников в своей жизни видел предостаточно. Я поехал не на трупы смотреть, а получить ответы. Для себя и для семьи Репко.
— Возможно, мы там же найдем КПК Дебры Репко, — сказал я, показав на растущую кучу земли.
— Возможно.
— Вскрытие Леви что-нибудь показало?
— Ничего. Мозг не поврежден. Никаких опухолей, травм. Наркотики не принимал. Анализ крови прекрасный.
— А что говорят его коллеги?
— Потрясены. Леви им сказал, что жена от него ушла, забрала детей и уехала на Восточное побережье. Это было восемь лет назад, как раз перед гибелью Фростокович.
Сказать больше было нечего. На остальное мог ответить только живой. Зачем вы это сделали? Их было только семь или были еще жертвы? На эти вопросы теперь уже не получить ответа. Почему Джонна Хилл сделала то, что сделала?
Из дома донесся заразительный смех. Мы с Марксом обернулись и увидели Уилтса с красавицей репортершей местного телевидения.
— Он знает, что вы его подозревали? — спросил я.
— Нет. Нет смысла рассказывать.
Маркс сходил к родственникам Репко и других жертв и объяснил, зачем он вводил их в заблуждение. Его мужество вызывало у меня уважение.
Двое мужчин с лопатами стояли по пояс в яме размером четыре на восемь футов. Землю они снимали по дюйму. И оба остановились одновременно. Один наклонился, что-то потрогал. Оба были в резиновых перчатках.
— Шеф, я удаляюсь. Не хочу на это смотреть.
Маркс посмотрел под ноги.
— Как вы думаете, она действительно записала их разговор? Когда он отдавал ей фотографии…
— Она это придумала. Она много чего придумала.
— Если запись существует, я бы хотел ее отыскать. Кто знает, что этот сукин сын там наговорил. Там могут быть ответы на многие вопросы.
— Если найдете, дайте мне знать.
Я оставил его у могилы в саду Алана Леви и вышел на запруженную народом улицу. Небо было истошно-голубое — я такого голубого никогда не видел, но даже в такой ясный день небо может поразить тьма.
Тьма жила в Алане Леви. Тень тьмы коснулась Джонны Хилл задолго до того, как была убита ее сестра. Дебра Репко зашла во тьму и не вернулась оттуда. Почему она отправилась с ним на прогулку? Почему он убил ее именно в тот вечер? Этого мы никогда не узнаем.
Тьма пугает меня. Но больше всего меня пугает то, что она делает с нами. Наверное, поэтому я и занимаюсь своей работой. Разгоняю тьму, чтобы дать место свету.
Книга не становится книгой, пока ее не прочтет читатель.
Роберт Крейс родился в Батон-Руж, Луизиана, в 1953 году. До того как стал писателем, работал сценаристом на телевидении и зачитывался Реймондом Чандлером. Сейчас они с женой живут в Южной Калифорнии. У Крейсов есть три кошки.
Если говорить о любви и уважении к своим читателям, то Роберт Крейс будет первым среди авторов, кто в этом преуспел. Вот поэтому, а еще потому, что Крейс отличный рассказчик, он умеет закрутить сюжет, умеет создавать достоверных персонажей, Крейс так популярен. Доказательство тому — двенадцатый роман об Элвисе Коуле «В погоне за тьмой».
