– Куда она пересела? На мое место, конечно. А это там… Как бы вам точнее сказать… Это в самом хвосте. Я имею в виду в конце салона…
Ей в отличие от меня было весело. Она наверняка летела в отпуск и, не тратя попусту времени, уже подыскивала спонсора, которому доверилась бы на все семь дней и восемь ночей, плотно заполненных корридой, аквапарком, винными погребами и старинными замками… Я круто повернулся. Мне в спину полетел вздох разочарования… Яна в хвосте самолета, в третьем салоне для курящих… Опасаясь встретиться с профессором, я пошел по другому проходу. И здесь стюардесса с тележкой! Не продохнуть из-за этих вездесущих бутылок! Нещадно наступая спящим пассажирам на ноги, я обогнал тележку и, пройдя мимо гардероба, зашел в третий салон.
Здесь было намного оживленнее, и открывшаяся картина напомнила мне дешевое кафе, расположенное где-то далеко от набережной, в тесном и узком подвале, куда заходят только местные жители. Пассажиры активно пили, окружив стюардессу с тележкой плотным кольцом, курили, возбужденно разговаривали. Кто не мог пробиться к тележке, громко просил передать «чего-нибудь выпить», и бутылки со стаканчиками, покачиваясь, как челноки, плыли над спинками сидений. На меня никто не обращал внимания, я сразу слился с веселой и праздной массой туристов. Кто-то ткнул меня в плечо и протянул красочный пакет с молодым вином «Рибера дель Дуэро»:
– Передай дальше!
Я взял пакет и повернулся, чтобы передать его по цепочке, но никто не протянул ко мне руку, не посмотрел вожделенно на вино, все были удовлетворены и заняты общением. Тогда я хлопнул по спине темноволосого парня в белой рубашке, который стоял ближе всего ко мне. Парень обернулся.
– Передай дальше! – словно пароль, повторил я чужую просьбу, и вдруг застыл с раскрытым ртом.
Несколько мгновений я мучительно вспоминал это суженное книзу лицо, тоненькие усики и черную жесткую челку, достающую до бровей.
– Друг Руслан! – обрадованно воскликнул я. – Какими судьбами?
Встреча была настолько невероятной, что меня охватило какое-то странное веселье и захотелось смеяться. Парень не изменился в лице, лишь на небритых щеках проступили скулы да образовались продольные, как рубленые шрамы, складки.
– Ошибся, – сказал он и снова повернулся ко мне спиной.
Нет, я не ошибся. Эта темная челка, этот затылок с просвечивающейся сквозь короткие волосы белой кожей до сих пор стоят перед моими глазами. Я в мельчайших деталях помнил, как «друг Руслан» выслеживал меня на стройке, как я выкручивал его руку с «макаровым» и как он швырнул мне в лицо горсть песка.
– Да что ты, дружище! – воскликнул я, снова шлепая его по плечу. – Неужели у тебя такая короткая память?
– Свали, – сквозь зубы процедил он и стал протискиваться к гардеробу.
– Эй, эй! Постой! – крикнул я ему. – Давай поболтаем! Классно ты надо мной пошутил, я до сих пор песком сморкаюсь.
– Скоро кровью сморкаться будешь, – через плечо буркнул он.
Вот так дело! Убийца летит с нами в одном самолете! Он в шоке, в смятении. Он «засветился», и теперь я знаю, кто готовит покушение на профессора… Похоже, не ожидал он увидеть меня здесь. Как он себя поведет? Постарается потеряться, смешаться с пассажирами? Отклеит свои фальшивые усики, чтобы я его не узнал?
Тут я увидел Яну и сразу позабыл про киллера. Она очень мало походила на то бледное существо в белом халате, которое я встретил в коридоре центра. И все-таки я узнал бы ее даже на стадионе в толпе беснующихся болельщиков. Яна была в длинной черной юбке с кружевным подолом, в пуловере с широким воротом, полностью открывающим ее шею, в полусапожках на каблуке-шпильке. Одежда подчеркивала ее худенькую фигуру, придавала ей фарфоровую изящность и хрупкость. Прическа ее была короткой, с «рваными» прядями и ровной напускной челкой, напоминающей эстрадный каштановый парик. Впрочем, лицо по-прежнему было бледным, бескровным, на нем выделялись лишь тонкие губы, накрашенные необыкновенно ярко.
Девушка встала с последнего сиденья, которое упиралось спинкой в торцевую перегородку, и тотчас скрылась за шторкой. Расталкивая пассажиров, я ринулся за ней. Сокровище мое! Недоступная моя! Как же ты рисковала, находясь в одном салоне с убийцей! Кого-то я едва не свалил с ног, у кого-то выбил из руки бутылку, кто-то обиделся на мою невежливость, и мне пришлось откупиться пакетом с вином… Наконец-то! Наконец-то! Я нашел тебя!.. Душа моя ликовала, и уже не было того липкого, как болезненный пот, страха за жизнь девушки. Я буду тебя защищать, бесценная моя, уникальная моя! Буду тебя оберегать, как источник самого заветного, божественного знания!
За шторкой оказался узкий треугольный тамбур с туалетами. Обе двери были заперты. Я хотел было разнести их в щепки, но вовремя сообразил, что ломиться в дверь WC, запертую дамой, негоже. Пришлось взять под уздцы свою страсть. Я встал посреди, между дверей… Надо же, какой неожиданный выверт! И убийца, и его жертва, и девушка, знающая о готовящемся убийстве, – все летят в одном самолете. Опасный коктейль!
У меня все спуталось в голове, но азарт хлестал через край. Мне нестерпимо хотелось драться, ломать преграды, идти вперед напролом, чтобы схватить голыми руками тайну, которая витала где-то рядом.
Сложилась гармошкой левая дверь. Из туалета с красным подпухшим лицом вышел очень милый толстяк.
Представляю, что испытает Яна, когда нос к носу столкнется со мной! Я немедленно поведу ее к профессору. Втроем мы будем сродни кулаку, одной команде. Эй, кто там против нас? «Друг Руслан»?
Чувствительный толчок в спину. Ага, вот и он, легок на помине. Сопит, выдувает из ноздрей сквозняк, ворошит свои реденькие фальшивые усики. Задернул за собой шторку, чтобы никто нас не видел. Бить будет?
– Ты чего ногами сучишь, парень? – спросил я. – Писать хочешь? Проходи, левый свободный!
– Пошел на свое место! – процедил он и так напряг губы, что подбородок покрылся сеткой морщин и стал напоминать куриную гузку.
Я повернулся к нему грудью, как броней. «Друг Руслан» был ниже меня, но в ширине плеч вряд ли уступал. Шея жилистая, словно была скручена из корабельных канатов. Уши мелкие, помятые, подсохшие – какие-то обезьяньи уши. Взгляд его застыл на моем лице. Глаза были полны ненависти.
– Типичный возбужденный некрофил, – дал я определение этому злобному существу. – Имей в виду, ничего у тебя не получится. Лучше сразу опусти голову в унитаз и выстрели себе в рот, а я, так и быть, смою.
Лицо его судорожно задвигалось, словно кто-то невидимый щипал и дергал его за нос и губы. В этот момент за моей спиной щелкнул замок. Я толкнул «друга», заставив его попятиться назад. Яна вышла с совершенно мокрой головой. С ее прядей, ставших похожими на сосульки, капала вода, стекала по ключицам на грудь. Глаза были красными, разъеденными едкой солью слез. Кажется, она держала голову под краном. Ей было плохо? Она плакала?
Я был уверен, что она узнает меня, удивится, воскликнет: «Это ты?! Как ты здесь оказался?!» Но Яна лишь на долю секунды остановила свой взгляд на моем лице; мне показалось, что в ее глазах мелькнул слабый интерес, возможно, она и сделала попытку вспомнить, где видела меня, но это длилось всего лишь мгновение, и интерес тотчас угас. Она отвернула лицо, шагнула к шторке, и я почувствовал ледяной холод…
Мне словно в лицо плюнули. Она не узнала меня. Я смотрел на ее спину, острые плечики, на тонкую руку с отчетливо проступившими суставами…
– Яна! – позвал я.
Девушка вполоборота повернула голову, скорее рефлекторно; я ее не интересовал, меня не было в ее закрытой жизни, для меня просто не было и быть не могло там места.
– Закрой рот! – сдавленным голосом произнес «друг» и ловко выхватил из-под пиджака пистолет. Теплый ствол ткнулся мне в висок.
Это был серьезный аргумент. Я не знал, на какую степень безумства был готов этот человек, и не рискнул врезать ему в челюсть. Я остался неподвижен. Яна вышла за штору, оставив незакрытым узкий проем. Через него я видел салон и двух пьяных мужчин в белых, насквозь пропотевших рубашках; мужчины обнимались, звучно хлопая друг друга по спине.
– Убью, если еще сунешься к ней! – зашипел «друг», брызнув слюной.
Он так же ловко, натренированно спрятал пистолет, как и извлекал. Не справляясь с раздражением, с силой раздвинул штору, обрывая ее с колец. Он не пошел вперед по проходу, чего я ожидал, а сразу же свернул за переборку… У меня было такое чувство, словно играю в странные шахматы, где все фигуры пластилиновые; мой противник мнет их в своих пальцах, и вот уже конь превратился в ферзя, а пешка стала ладьей, а король – пешкой; и я не знаю, как ходить, куда ходить, чем ходить…
Неужели Яна… Самолет проходил зону турбулентности, пол вибрировал, дрожал, словно мы катились по грунтовой дороге, дверная гармошка играла сама собой, растягивалась, сжималась. Я видел зеркало, в которое пару минут назад смотрела Яна. Капли воды медленно, словно крадучись, стекали по его поверхности. На краю маленькой стальной раковины, похожей на казан для плова, стоял бежевый цилиндр губной помады. Я взял его, снял колпачок, покрутил, выдвигая маслянистый, ярко-красный наконечник… Она забыла.
