Я тотчас вскочил на ноги и кинулся в хвост самолета. Навстречу мне по проходу бежал сотрудник спецслужбы. Его черный пиджак был расстегнут, галстук сбит на сторону. Бегущий по самолету человек – явление нестандартное, из ряда вон выходящее, и ощущение большой беды и смутной опасности хлынуло на меня ледяной волной. Он сильно задел меня плечом, но не остановился и закричал:
– Всем по своим местам! Никому не вставать!
Я столбом возвышался посреди третьего салона, глядя на то, как второй спец оттаскивает за штору тело Богдана Дрозда. Голова киллера безжизненно каталась по полу, скрюченные пальцы, как грабли, царапали ковровую дорожку, цеплялись за ее край. На груди его сочно блестело бурое пятно, словно он пролил на себя автомобильное масло. Пассажиры, сидящие на последних рядах, смотрели на происходящее с выражением смертельного ужаса. Какая-то женщина заголосила дурным голосом и попыталась вскочить с сиденья. Спец выпрямился, задернул штору, но ноги мертвого Дрозда так и продолжали выглядывать из-под нее.
– Сядьте! Успокойтесь! – выкрикнул он зло и раздраженно.
Я услышал за спиной стук каблуков. Стюардессы, тщась улыбаться, начали успокаивать пассажиров, убеждать их в том, что «все в порядке». Но они сами были испуганы, и их голоса звучали как жалостливая мольба, что лишь подливало масла в огонь. Пассажиры задних рядов, которые были свидетелями кровавой стычки и которые ничего в ней не поняли, кроме того, что произошло нечто ужасное, начали быстро впадать в панику. Главная паникерша стала дурным голосом взывать о помощи. Тщедушный мужичок с грязными усиками и круглыми глазами, который полчаса назад был очень весел и совал мне пакет с «Риберой», теперь хлопал глазками и унизительно ныл:
– Не стреляйте, прошу вас! Здесь дети! Детишек пожалейте!
Мне показалось, что он беспокоится исключительно за свою жизнь, потому как «детишек» в салоне не было, если не считать откормленного, как выставочный хряк, подростка, который старательно жевал жвачку и с откровенным интересом пялился на ноги трупа.
Сотрудник спецслужбы понял, что паника нарастает подобно лавине, выхватил из наплечной кобуры пистолет, вскинул его над головой и рявкнул:
– Всем молчать!!
В это мгновение упитанный подросток сделал из жвачки пузырь, который тотчас лопнул. Пассажиры приняли этот звук за выстрел, хором вскрикнули и, как расстрелянные, безжизненно упали в свои сиденья. Порядок был восстановлен. Стюардессы принялись пересаживать пассажиров с последних рядов на свободные места во втором салоне. Я увидел, как поднялась со своего кресла Яна. Ее лицо, как и прежде, было бледным, но никаких признаков страха или отчаяния я не заметил. И тем более слез. Можно было подумать, что она крепко спала все то время, когда сотрудники спецслужбы обезвреживали Богдана, и она с ним не знакома, а потому просто не понимает, что произошло. Но я-то знал, что это не так. Значит, Яна блестяще владеет собой и ничем не выдает своих чувств.
– Проходите в следующий салон и садитесь на любое свободное место! – сказала стюардесса, бережно поддерживая Яну под локоть.
Какой удачный момент! Яна медленно шла по проходу ко мне, рассеянно глядя по сторонам в поисках свободного места. Наконец я смогу с ней поговорить! И на этот раз, смею надеяться, нам никто не помешает…
Меня грубо толкнули в плечо. Я обернулся и увидел свое удивленное отражение в стеклах черных очков.
– Я что, не ясно выразился? – едва разжимая зубы, злобно произнес сотрудник спецслужбы. – Быстро на свое место!
Проклятье! Что ж это мне так не везет?
Я подчинился, ибо спорить в этой ситуации было себе в убыток. Меня просто положили бы на пол лицом вниз, да еще рядом с трупом. Я вернулся к профессору, избегая встречаться с ним взглядом, хотя профессор сгорал от любопытства.
– Что там случилось? У тебя лицо посерело! Богдана арестовали?
– Богдан мертв, – скупо ответил я.
Профессор покачал головой и что-то пробормотал, но я не расслышал его слов, так как в этот момент по громкоговорящей связи к пассажирам обратился командир воздушного судна. Он попросил всех соблюдать спокойствие, занять свои места и пристегнуть привязные ремни, потому как самолет начинает снижение и через несколько минут приземлится в мадридском аэропорту Барахас.
Яна сидела недалеко от меня, но я ее не видел и подойти к ней не мог, так как по коридору, словно надзиратели в тюремном коридоре, шныряли и спецы, и стюарды, зорко следя за порядком в салоне. Профессор закрылся газетой. То ли он погрузился в чтение, то ли задремал, выяснить это было решительно невозможно. Но меня он сейчас менее всего интересовал. Я был несказанно зол на него и переживал гибель Богдана так, словно он был моим другом.
Оставалась Яна, в какой-то мере посвященная в эту мрачную историю. Неважно, кем доводился ей Богдан, но о готовящемся убийстве профессора она наверняка узнала от него. Я с горечью подумал, что, по всей видимости, Яне известно очень мало, и мне не стоило надеяться на исчерпывающую информацию. О чем могла поведать мне эта девчонка? Наверное, о том, что случайно узнала (подслушала, прочитала в чужом письме, или ее друг проболтался в наркотическом угаре) о готовящейся расправе над профессором Лембитом Веллсом. Ну, назовет она мне две-три фамилии (а скорее всего, имена или клички) из числа своих знакомых, которые могут быть причастны к заговору. Что это мне даст? Да почти ничего.
Самолет пошел на снижение. Задрожал, завибрировал пол, из люков, словно бомбы, вывалились тяжелые шасси. Сотрудники спецслужбы стали проявлять беспокойство, словно собаки, почуявшие на своей территории чужака. Их взгляды напоминали удары хлыста. В каждом пассажире им виделся сообщник убитого Богдана. Уж я-то точно им не понравился. То ли у меня взгляд был слишком независимый, то ли проявил излишнее любопытство к тому, что происходило в хвосте самолета. Теперь я все чаще попадал в поле зрения церберов. Лучше бы я прикрыл лицо газетой, как профессор, и не нагнетал обстановку своим гордым видом.
То, что это действительно лучше, я понял уже после посадки. Едва стих оглушительный рев тормозного реверса, в салонах на двух языках прозвучала убедительная просьба не вставать со своих мест до особого распоряжения. Но напрасно я откинул спинку, настраиваясь на долгое ожидание. Ко мне подошел атлет в черных очках и, склонившись над моим ухом, произнес:
– Пройдите на выход!
Как раз именно этого я не желал более всего. Процедура проверки «на вшивость», которая меня, по всей видимости, ожидала, ломала весь мой сценарий. Я вынужден был оставить профессора и Яну без присмотра.
– Ждите меня на входе в терминал, – попросил я его. – И, пожалуйста, никуда не ходите без меня.
– А ты куда? – забеспокоился профессор.
– Частных сыщиков выпускают из самолета в первую очередь, – ответил я и направился к выходу. Сотрудник службы безопасности сопровождал меня. Я мысленно успокаивал себя. Вряд ли меня задержат надолго. Проверят паспорт и отпустят.
Моя уверенность в этом усилилась, как только я увидел, что в неблагонадежности подозревают не только меня, но еще четверых молодых мужчин. Не берусь судить, по каким признакам их отобрали. Вполне приличные на вид люди. У одного, правда, на щеке полыхал старый багровый шрам, а руки другого покрывала паутина наколок.
Нас вывели через «рукав» в терминал и пригласили зайти в какое-то служебное помещение, большую часть которого занимал длинный, потертый на углах стол. Мужчина в темно-синей форме потребовал предъявить документы и выложить на стол содержимое карманов. Судя по тому, как мои соотечественники растерянно переглянулись, испанским владел только я (спасибо приамазонской сельве, в которой я провел почти полгода!).
Экономя время, я без лишних вопросов достал загранпаспорт, бумажник с деньгами и водительскими правами да мобильный телефон. Я был уверен, что с собой у меня больше ничего нет, но вдруг нащупал в кармане джинсов губную помаду Яны. Какого лешего я прихватил с собой этот нелепый трофей? Мгновение я колебался: оставлять ее в кармане или нет? Здравый разум подсказал, что лучше не испытывать судьбу и вести себя с представителями местной власти предельно открыто. Глупо улыбаясь, я поставил на стол помаду, отошел на шаг и знаком показал, что это все, что у меня было с собой.
Мои земляки, попавшие в немилость, последовали моему примеру и стали дружно выворачивать карманы, выставляя на стол пачки сигарет, зажигалки, купюры, мобильники, расчески. После этого каждого из нас довольно бесцеремонно, но безрезультатно обыскали два негра. Напряжение постепенно спадало. Кто-то обронил:
– Мне так надавили на мочевой пузырь… Кто знает, в аэропорту туалеты платные?
Другой заметил:
– А ты в качестве моральной компенсации потребуй, чтобы тебя пустили бесплатно.
