Мы разбираем груз. Только две целых коробки. Остальные дроны или полностью разбиты или повреждены.
На Лизе нет лица. Она чудом выжила, но горюет о разбитой технике:
— Я не справилась. Не довезла. Как я перед людьми отчитаюсь?
Мне хочется помочь доброй женщине, и в просветленную голову приходит понимание — тут тоже все просто.
— Мы покажем правду, — решаю я.
Беру телефон у расстроенной Лизы и включаю видеозапись. Снимаю обломки вражеского дрона-камикадзе, показываю то, что осталось от нашей машины, а также две уцелевших коробки в руках плачущей женщины. Больше ничего не требуется. Это будни простого волонтера в Донбассе — геройские будни.
— Отправите в свой чат, Лиза. Как доберемся до связи.
— И как мы доберемся? — вздыхает Михалыч. — Авто в расход.
— Будет тебе новое авто. — Я достаю деньги, отнятые у таможенника, передаю Михалычу: — Хватит на что-нибудь простое на колесах?
— Твои?
— Народные. Для Победы.
Михалыч пересчитывает. Он доволен:
— Наши умельцы из трех одну восстанавливают. Договоримся.
Концепция восстановления мне по душе. Я вспоминаю про другого умельца, который на «ты» с электроникой.
— В Луганске есть Кутузов. Он поможет с ремонтом дронов. Из трех один-то уж точно сделает.
Со стороны фронта пылит по дороге большой автомобиль. Армейский «Тигр» тормозит рядом с нами. Выскакивают двое военных с шевронами «Z». Один узнает женщину волонтера.
— Елизавета Михайловна! А мы думаем, где пропала? — Он мельком оценивает обстановку: — Все целы?
Лиза передает военным два коптера с наклейками «Zа Победу!»:
— Нас не задело, а груз — только эти без повреждений.
— Остальные починим, — заверяю я. — Нам бы до Северодонецка добраться. А дальше мы сами в Луганск.
— Организуем, — обещают военные. — Елизавета Михайловна, здесь находиться опасно. Вы Родине нужны живой.
— Вы тоже. — Теперь на лице Лизы слезы светлые, а глаза добрые.
Я фотографирую передачу беспилотников от волонтеров армии. В бронированном «Тигре» мы через понтонную переправу добираемся до Северодонецка.
На следующий день из Северодонецка в Луганск нас везет уже знакомый водитель «Краскопласт» Валера. Он радостно сообщает, что на дороге в Луганск укладывают новый асфальт. Такие вещи поднимают настроение местным жителям не меньше, чем победы на фронте.
В кабину к водителю поместились Михалыч и Лиза. Я расположился в открытом кузове вместе с поврежденными беспилотниками. Михалыч обсуждает с Валерой, где лучше достать добротный фургон.
При въезде в Луганск появляется мобильный интернет. Лизе не терпится включить телефон и отправить фотоотчеты в чат. Проходят томительные минуты ожидания, и вместе с потоком словесной поддержки телефон информирует эсэмэсками о входящих платежах.
— Михалыч, скоро в новый рейс, — радуется Лиза.
Мы едем на рынок, останавливаемся около киоска по ремонту телефонов. Я машу знакомому мастеру из кузова «газели». Выходит Кутузов. На лице возбужденно-радужная улыбка, в точности, как моя, будто в зеркало смотрюсь. С поправкой на искусственный глаз, конечно.
Кутузов разглядывает поврежденные беспилотники:
— Для наших, на фронт?
— Сможешь починить?
— Всех умельцев позову. Навалимся и сделаем.
Я толкаю Михалыча в бок:
— А ты сомневался. У нас общая Родина.
— И общая Победа.
29
Я расстаюсь с волонтерами в центре города. Михалыч должен найти новое средство передвижения, а Лиза выполнить обещание — перевезти раненную бабушку с собакой и кошкой к родным в Россию.
Водитель Валера везет меня на «Краскопласт». Он в курсе, что я ищу Руслана Краско и оправдывается:
— Я только экспедитор — груз принял, груз сдал. Сведу тебя с нашим завцехом. Она должна знать про руководство.
— Женщина? — удивляюсь я и понимаю, что мужчины сейчас нужнее на фронте.
— Молодая, — подмигивает Валера. — Алена Анатольевна, строгая и стройная.
На территории небольшого завода работа кипит, чувствуется, что пластиковые окна разрушенному региону сверхнеобходимы. Алена Анатольевна берет накладные у Валеры, а мне велит подождать во дворе.
Когда я думаю, что про меня забыли, женщина появляется. По гордой осанке и властному взгляду можно подумать, что ей за тридцать. Но гладкая кожа и здоровые волосы сигнализируют, что Алена вряд ли много старше меня. В ночном клубе и легкомысленной одежде она будет выглядеть самоуверенной разбитной девчонкой.
Карие, с опасным прищуром, глаза Алены рассматривают меня. Небритость на щеках она одобряет, а пыльная одежда женщине не нравится.
Я невольно отряхиваюсь и оправдываюсь:
— Под бомбежку попал с волонтерами.
— Война рядом, — понимающе кивает Алена. — Так ты волонтер? А Валерий сказал, ты служил вместе с Краско-младшим.
Перед красивой начальницей хочется подчеркнуть, что я не простой ополченец.
— Воевал до ранения. Командовал минометным расчетом. Нам дали Руслана как оператора беспилотника. Мы звали его Русик.
— Вас ранило в один день?
— В неудачный день. Хотя этот день можно считать моим вторым днем рождения. — Я называю дату и цель визита: — С тех пор Руслана не видел. А хотелось бы.
— Вот оно что. Нашего директора Николая Краско на следующее утро нашили мертвым. Вроде крепкий был мужчина. Теперь я понимаю. О сыне узнал, вот сердце и не выдержало.
Я вспоминаю последнюю переписку Шмеля со Златой. Она приезжала накануне к Николаю Краско в Луганск и сообщила Денису: «Он выпил и уснул, я ушла». Шмель требовал подтверждения, словно придавал этому особый смысл: «Мне надо знать точно!»
Что знать? Сколько выпил? Почему ушла?
А Злата ответила также загадочно: «Я сделала это». Что она сделала? Украла деньги? Краско бы и так их отдал. Еще Злата призналась, что боится. Чего? Или кого?
Краско-старший уже не ответит. Возможно, Алена даст подсказку.
— Николай Краско много выпивал? Он точно умер от сердца?
Алена пожимает плечами:
— Думаю, меру знал. Иначе бы не стал владельцем завода. А вскрытия нынче не проводят. Все врачи при деле, раненых надо спасать.
— А его сын, что сказал?
— На похоронах директора Руслана не было. Только наши заводские.
— Ну да, он же был ранен. Я тоже долго в себя приходил.
— У Руслана ранение в лицо. Говорили, с носом что-то.
Я напрягаюсь. Второй человек говорит, что Руслан Краско ранен в лицо. На этот раз сведения точные, из близкого окружения. И к Злате приезжал боец с бинтами на голове, упоминавший Луганск. После чего Злата исчезла. Хотя у раненого пришельца перебинтован мог быть лоб, а у Русика поврежден нос. Опять остаются вопросы.
— Спасибо, Алена. Как мне увидеть Руслан Краско? Он сейчас на заводе?
— Нет. Его и в городе нет.
— Почему? — удивляюсь я.
— Руслан Краско в Ростове-на-Дону лечится. Операция, реабилитация.
— Руслан теперь владелец вашего завода?
— Получается так. Вникает постепенно. Из Ростова руководит.
— Так можно?
— Все деньги и материалы из России. И доход туда. Нам зарплату привозят.
— А как его ранили?
Алена пожимает плечами:
— Могу спросить. Кто-нибудь на заводе знает.
— Лучше я сам его спрошу. Алена, ты можешь позвонить Руслану? Я договорюсь о встрече.
— Я с Русланом Николаевичем еще не виделась, но телефон знаю.
Она замолкает, словно набивает цену.
— Пожалуйста, — умоляю я.
Алена набирает номер. Ей отвечают. Она говорит:
— Здравствуйте! Я с «Краскопласт» звоню. Тут сослуживец Руслана Николаевича пришел, хочет с ним встретиться.
Алена вопросительно смотрит на меня — имя?
— Контуженый. Нет Кит! — громко говорю я и забираю трубку.
Но связи уже нет. Я в недоумении.
Алена тоже смотрит на дисплей и заверяет:
— Краско на лечении. Ему передадут. Через пару дней позвонишь.
Девушка наклоняет голову, в глазах хитринка:
