И в планах, и в инструкциях умалчивалось (однако это подразумевалось само собой) о том, что на женщин-офицеров возлагалась еще одна задача: они должны взять на себя роль буфера между мужским офицерским и сержантским составами и женщинами-рядовыми. Иначе командиры-мужчины, воспользовавшись положением, могут попытаться провалить мероприятие, предъявляя к своим подчиненным-женщинам слишком жесткие требования. Правда, офицеры-женщины, имеющие чин второго лейтенанта, находились в самом низу служебной лестницы, однако все сошлись на том, что не следует использовать в эксперименте женщин-офицеров старше по званию, не имеющих специальной подготовки и строевого опыта. К тому же, в инструкциях из Пентагона неоднократно подчеркивалось, что основное внимание следует сосредоточить на уровне взвода: только там можно по-настоящему ощутить боевую обстановку.
Прежде чем выйти из машины, Нэнси еще раз придирчиво оглядела себя в зеркало. Каштановые волосы, обычно распущенные, были гладко зачесаны назад и заколоты шпильками на затылке. Длина волос была предметом сомнения и ожесточенных споров в Уэст-Пойнте. Многие ее подруги все же предпочли короткую стрижку, чтобы не возиться с прической в полевой обстановке. Другие подстригли волосы так, чтобы они лишь касались нижнего края форменного воротника — это была максимальная длина, допускаемая уставом. И лишь немногие, в том числе и Нэнси, не смогли расстаться с длинными волосами. "В конце концов, — сказала она как-то подружке, — все равно все водят, что ты — женщина. Какой же смысл стараться это скрыть?". Методом проб и ошибок и благодаря помощи других женщин- офицеров Козак постепенно научилась справляться с волосами не только в обычных, но и в полевых условиях. Конечно, она не могла знать, как отреагирует на это ее будущий командир. Строго говоря, пока она подбирает волосы так, что они не спускаются ниже воротника, он ничего не может сказать. Если это все- таки превратится в проблему, Нэнси морально была готова подстричься "под мальчика".
Легкий макияж Нэнси был едва заметен. Как и прическа, он тоже был предметом больших сомнений. Последние две недели она вела долгие споры с собой: нужно ли краситься, когда прибываешь в часть? Но как только девушка убеждала себя, что разумнее отказаться от косметики, почему-то сама же начинала оспаривать свое решение. В конце концов Нэнси решила ограничиться минимумом: нанесла на лицо тонкий слой тона и слегка подкрасила ресницы черной тушью. От румян она отказалась, и только губная помада оттеняла лицо, которое иначе казалось бы чересчур бледным. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, Козак на этот раз не стала пользоваться духами. Но она не учла одного: вся косметика, которой она пользовалась — от шампуня до крема для лица, — издавала явно женский аромат, тянувшийся за ней как шлейф.- Сама Нэнси так привыкла к этим ароматам, что давно перестала замечать, но в роте моторизованной пехоты, где царил запах дизельного топлива и ружейного масла, смешанный с едким запахом мужского пота, это неизбежно будет выделять ее из общей массы.
Более или менее удовлетворенная результатами своих трудов, она в последний раз взглянула на себя в зеркальце. Новенькая форма тоже была в полном порядке: красовались две золотые полоски второго лейтенанта, точно посередине между швом рукава и пуговицей, крепившей погон, находилась зеленая фетровая нашивка, свидетельствующая о том, что она — командир строевого подразделения. Нашивку украшала эмблема Тринадцатого пехотного полка. На лацканах отлично сшитого форменного кителя, выше выреза лацкана, располагались медные буквы UvS., а ниже — миниатюрные изображения двух скрещенных мушкетов образца 1842 года.
Если бы не эти надраенные до блеска кусочки меди, нынешнее появление Нэнси Козак в Форт-Худе было бы ничем не примечательным событием. Она выглядела как одна из женщин- офицеров, составляющих четырнадцать процентов воинского состава армии США. Но она не была одной из них. Она, Нэнси Козак, — первая женщина-офицер строевого подразделения. И от того, чего она и пять ее подруг добьются за этот год, во многом зависит будущая судьба женщин, служащих в армии США.
Осознавая историческую важность момента, лейтенант Козак открыла дверцу машины и выбралась наружу. Выпрямившись, она перекинула ремень черной форменной сумки через плечо, одернула китель и направилась к зданию № 108.
28 июня, 07.55 Здание N9 108, Форт-Худ, Техас
Лениво развалясь на стуле в приемной, капитан Гарольд Кер- ро ожидал, когда служащие канцелярии наконец рассядутся по местам, чтобы приступить к своим "нелегким" обязанностям — регистрации новой партии офицеров. Пока клерки рылись в грудах компьютерных распечаток, Керро потягивал кофе из пластикового стаканчика и читал журнал "США — сегодня". Просмотрев заголовки, он пришел к выводу, что вчерашний день выдался на редкость скучным. Главной новостью было сообщение о четырех убийствах в Нью-Йорке. Будучи циником, Керро подивился, чем эти убийства в городе, где каждый день погибает, в среднем, шесть человек, отличаются от прочих смертей. К тому же, по мнению капитана, четыре трупа — это такая малость. Бывали дни, когда лично ему приходилось докладывать о смерти четырех человек, убитых в перестрелке, коротко отрапортовав: "Понесли незначительные потери, продолжаем выполнять задание". "Что за странный народ эти штатские", — размышлял он.
И дело было не в том, что Гарольд был жесток по натуре. Напротив, большинство людей, с которыми он водил знакомство, считали его отличным парнем. Только этому "отличному парню" суждено было стать солдатом и реалистом. Кepрo знал, что людям свойственно умирать. Как и все армейские ветераны, он не только видел смерть, но и сам не раз нес ее другим. Как и любой солдат, он не раз смотрел в лицо собственной смерти, поэтому смерть не таиліа для него никаких загадок. Напротив, он воспринимал ее как один из естественных процессов: люди рождаются, едят, дышат, и., в конце концов, умирают. Все просто, ясно и не оставляет места для каких-то там сентиментов. К тому же, при его жестоком ремесле, такой подход помогал сохранять трезвость мыслей в самых критических ситуациях.
Перестук каблучков по мозаичному полу известил о том, что в комнату вошла женщина. Керро оторвался от газеты; взгляд его засек женщину, второго лейтенанта, которая только что вошла в приемную. Именно "засек", как будто во время боевых действий перед ним появилась новая цель. И ум его, подчиняясь многолетней тренировке, принялся эту цель оценивать.
Судя по ее манере держаться, он сразу установил, что девушка совсем недавно произведена в офицеры. Пока она шла к столу, Гарольд решил, что ей - двадцать два, самое большее — двадцать три года, и определил, что рост ее — метр семьдесят, максимум — метр семьдесят пять, даже с учетом каблучков. Каштановые волосы лейтенанта были собраны в простой узел, туго заколотый шпильками на затылке. Непроницаемый взгляд, устремленный на клерка, к которому она направлялась, подтвердил догадку Керро, что это — ее первая часть. Кроме того, он отметил, что несмотря на равнодушный взгляд и скромный макияж, в лице лейтенанта что-то было. Хорошо вылепленный нос, круглый подбородок, полные губы и большие карие глаза — все это с лихвой искупало недостаточно четкую линию скул.
Подойдя к столу, лейтенант откашлялась и доложила служащей, что прибыла для оформления. Та на секунду оторвалась от работы:
— Мы начинаем в восемь ноль-ноль, мэм. Прошу вас, присядьте, через пару минут мы — к вашим услугам.
Не ожидая ответа, служащая снова стала перебирать лежащие на столе бумаги. Пока женщины вели этот короткий диалог, Керро, пользуясь тем, что за ним никто не наблюдает, провел более детальную "рекогносцировку". Он пришел к выводу, что размер лифчика лейтенанта — В, а может быть — даже С, объем талии не превышает семидесяти сантиметров, и что у нее прехорошенькая попка.
Гарольд все еще обдумывал это последнее соображение, когда лейтенант повернулась на каблуках и направилась к тому месту, где сидел капитан. Керро, как ни в чем не бывало, снова уткнулся в газету, но все же краем глаза продолжал следить за девушкой. Его размышления быстро свелись к двум словам — лейтенант, женщина. Переходя к сообщению о погоде, он припомнил слова, когда-то услышанные от пожилого сержанта: "Как их ни упакуй, а все бабы...".
Ровно в восемь ноль-ноль одна из служащих назвала фамилию и звание Керро.
— Мы уже открылись, сэр.
Гарольд аккуратно сложил газету, медленно поднялся и небрежной походкой направился к ее столу. Женщина сообщила ему, что ей нужны два экземпляра его предписаний и всех дополнений к ним. Получив от него бумаги, она принялась сверять их с компьютерной распечаткой. Отыскав фамилию Керро, служащая выписала нужные сведения на чистый бланк и, повернув его так, чтобы капитан мог видеть написанное, стала объяснять, что ему надлежит делать дальше:
