В конце концов, на возникшую ситуацию стоило взглянуть с иронией: матерый, всю жизнь пробалансировавший на лезвии бритвы профи растерялся при виде вскормленного лагерной баландой зека. Нонсенс!
Он разделся, выключил свет и. запершись, лег.
Сказалась ли встряска от неприятной встречи, кофе ли, плохо забеленный молоком, оказался настоящим — не суть, но сон не приходил.
Работа предстояла сложная. Пульсирующая холодным светом звезда, которую ему предстояло снять с небосклона, щекотала самолюбие и пробуждала несвойственный азарт.
Поезд прибывал в половине шестого утра.
* * *
В четыре тридцать проводник прошел по вагону, бесцеремонно отпирая спецключом двери купе и выкрикивая: «Приморск!.. Подъезжаем!.. Белье сдаем!.. Кому билетики?..» У четвертого купе он задержался, потряс за ногу неистово храпевшего на верхней полке пассажира слева: «Гражданин!.. Станцию проспишь! Подъем!»
Изрядно выпивший накануне мужчина лет сорока пяти долго не мог прийти в себя, лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к звону в голове и стуку колес. Сосед его спал, отвернувшись к переборке и натянув одеяло на голову. Пьяный перевалился на бок, но полка оказалась уже, чем он предполагал. Инстинктивно вцепившись пятерней в соседнее одеяло, он стащил его вниз вместе с простыней, что несколько замедлило падение, но удар головой о столик был все же ощутимым. Мужчина выругался, превозмогая боль в затылке, принял вертикальное положение. Судя по отражению в зеркале, обошлось без внешних повреждений, но зажатая в кулаке простыня оказалась почему-то красной. Проведя тыльной стороной ладони по носу и губам, он убедился, что они целы, и поднял глаза на визави.
Вид крови, пропитавшей его подушку и матрац, мгновенно протрезвил несчастного пассажира. Испуганно вскрикнув, он выскочил из купе прежде, чем успел заметить перерезанное до шейных позвонков горло попутчика.
Через час поезд встречали наряд железнодорожной милиции, следственная группа во главе со следователем областной прокуратуры Ачиным, две машины «скорой помощи» и заместитель начальника вокзала с дюжиной подчиненных.
Состав загнали на запасный путь.
В кейсе убитого нашли паспорт на имя Портнова Владимира Николаевича, проживающего в г. Москве; водительское удостоверение международного образца; 5 (пять) тысяч долларов США и 3 (три) миллиона российских рублей; 5 (пять) винтовочных патронов со специально отлитыми пулями типа «Д», а также штурмовой пистолет «генц» с оснащенным магазином. В тубусе (по заключению экспертов, также принадлежавшем убитому) находился пенал с винтовкой, сконструированной на базе М-57 с диоптрическим прицелом и складной сошкой. В кармане пиджака — банковский чек на сумму в 25 (двадцать пять) тысяч долларов США и паспорт на имя Воронова Валерия Алексеевича, а также командировочное удостоверение, по которому инженер-технолог зарайского комбината им. Скокова Воронов В. А. направлялся для оказания консультативной помощи в демонтаже оборудования цеха нефтяных сульфокислот Приморского химического завода. Во внутреннем кармане его плаща была обнаружена пачка из двенадцати фотоснимков резиденции (Рыбино), дачи (Сутеево) и загородной гостиницы (Чащин), находившихся в распоряжении губернатора Приморской области Гридина К. Г.
В ходе следственных мероприятий ни свидетелей, ни причастных к убийству лиц выявлено не было.
На тренировку Евгений опоздал — слишком хорошо спалось под звук дождя. Чувство ответственности, гипертрофированно развитое в молодые годы, теперь представлялось излишеством: отвечать было не перед кем и не за что; да и зачем оно, когда время уже никого и ни в чем не лимитирует, все процессы происходят сами по себе, а разуверившиеся в завтра люди подчинили себя стихии.
Натянув на коротко остриженную голову капюшон куртки, Евгений забросил за спину сумку с формой и побрел, обходя лужи, к «Первомайской». У стекляшки остановился, поразмыслив секунду, опрокинул-таки стопку коньяку, что не замедлило сказаться на самочувствии: мысли потекли ровнее, пришло спокойствие, все вокруг — прохожие, предметы, голоса — переместилось по ту строну полупрозрачной скорлупы, в которую он себя заключил, — уютной и безопасной для души.
Иногда ему начинало казаться, что всю свою сознательную часть жизни он готовится к какому-то гигантскому прыжку и что давно уже пора прыгать — победить или разбиться, а он все откладывает и откладывает этот прыжок — то ли не хватает уверенности в победе, то ли страх перед поражением замедляет разбег, до мифических размеров увеличивая толком неосознанное, но постоянно ощущаемое нутром препятствие. Ему не раз случалось стоять лицом к стене, и он преодолевал эту стену напролом или ввысь, но проходило время, страх перед смертоносной остротой положения притуплялся, язвительная самоирония сглаживала воспоминания о пережитом, и он начинал думать, что все это — самообман, препятствие было недостойным, и беспрерывный, бесполезный беге барьерами продолжался.
«Побеждать ты умеешь, Ганнибал, но пользоваться победой не умеешь», — сказал римский историк Ливий.
По мере приближения к «Октябрьскому полю», невольно повинуясь многолетней привычке, Евгений стал настраиваться на предстоящую тренировку, поймал себя на этом и усмехнулся, наперед зная, что сегодня работать не будет.
На стене в его комнате висела большая цветная фотография рыси. Ладный, палевого окраса зверь с длинными сильными ногами и кисточками на ушах давно пришелся ему по душе, еще в ту пору, когда они с учителем Кимом встречали его в дальневосточной тайге. Однажды Киму удалось одолеть рысь в рукопашной схватке — красавица кошка прыгнула неожиданно, застала корейца врасплох и, не знай он ее повадок, причинила бы немало вреда.
Кима уже много лет не было на свете, сын его Хан жил теперь в Корее, писал все реже, а Евгений стал замечать за собой верные признаки возрастных ограничений. Тогда он отжимался от пола тысячу двести раз, сейчас — едва восемьсот; тогда он пробегал по тридцать километров ежедневно, сейчас — едва десять, и то нерегулярно — так, в охотку. Но сдаваться не хотелось, нужно было что-то делать, чтобы не потерять потом и кровью наработанных навыков. И когда миновала пора эластичности мышц, когда поубавилось прыгучести и пришло осмысление неотвратимости старения организма, вспомнил Евгений о рыси.
Рысь охотится ночью. Сильное, пружинистое тело, доходящее до метра в длину, иногда в тридцать кило весом — и маленькое, слишком маленькое, чтобы его хватало надолго, сердце. Зайцы да косули знают: ушел от рысиного броска, оторвался метров на сто — считай, спас шкуру. Но и рысь знает свои слабости, а потому готовится к броску долго, концентрирует силы и внимание, изучает повадки жертвы, выбирает позицию с учетом всех природных факторов. Долгая эта подготовка обеспечивает успех насколько возможно короткой, иногда в доли секунды схватки. Рысь не чередует атаки с отходами — нападает один раз. Тут уж не до лояльности и благоразумия: охотник есть охотник, жертва есть жертва.
Евгений и секцию взялся вести с дальним прицелом — основать на ее базе школу, в которой смешаются элементы Дим-Мак мастера Вен-Нума, таэквондо Кима Челя с тем, что он сам отобрал из других видов и стилей, что придумал, часами сидя в шпагате и глядя на луну.
Еще не выработались принципы, еще не набрал арсенал приемов (их может быть мало, но это должны быть эзотерические и предельно эффективные приемы), он еще не опробовал всего, что заготовил, не разработал до конца энергетические комплексы, но в последнее время все настойчивее заявляла о себе мысль, что идея создания собственного стиля и есть тот самый барьер, преодолевать который уже и бессмысленно, и поздно.
Он вышел из метро, направился вверх по улице Народного Ополчения, подставляя лицо мелким дождевым брызгам, сдуваемым ветром с голых липовых ветвей и карнизов. Светились улицы неоном, все шли и шли куда-то прохожие, как шли и вчера, и год тому назад, и во времена Ливия — отталкивая подошвами Землю и подгоняя время.
Евгений вошел в зал, коротким поклоном ответил на приветствие воспитанников. Усевшись на скамейку у гимнастической стенки, принялся безучастно наблюдать за разминкой.
— Ногу выше! — рявкнул. — «Тамбур» не подставляй!.. Прогнись!.. Хана, туль, сет, нет!.. — ускорил темп счетом по-корейски. Остановил инструктора с красно-черным поясом: — Деньги все принесли?
— Пока нет.
— Дай-ка ведомость.
Паренек достал из-под сваленной в углу одежды красную папку, протянул с поклоном сенсею.
— Переходи на растяжку, хватит гонять, — буркнул Евгений и погрузился в изучение реестра.
Деньги были нужны очень. Как всегда, их было мало: за март заплатила лишь половина занимающихся, двое не внесли плату за февраль. Накануне звонил директор комплекса, в ультимативной форме потребовал погасить задолженность за аренду зала. Итого в кармане оставалась среднемесячная зарплата, да и то когда бы не налоговая инспекция, терзавшая его бездыханное бюро расследований.
